НАД ПРОПАСТЬЮ ВО ЛЖИ

Некогда самый привилегированный класс в СССР, как любила утверждать партийная пропаганда (что во многом отвечало действительности!), сегодня остался на обочине нашей новой истории: детские сады и ясли повсеместно закрываются, с летними базами отдыха — пионерскими лагерями поспешили расстаться «по идеологическим мотивам», родители, занятые делами насущными, все меньше уделяют внимания своим чадам. А школы...

Мне кажется, что в нынешней системе образования есть лишь видимость перемен и бурной деятельности, которые маскируют самый безнадежный застой. А школьнику остается одно: смирно отсидеть свои годы в напряженной позе египетского раба — руки на парту, спинка прямая. «Полная тишина в классе, кому я сказала!» По 8—9 уроков в день. И вот чадо, выжатое как лимон, в полной темноте возвращается из школы. Впереди вторая смена: домашнее задание. Добросовестные ученики сидят за уроками порой до часу ночи! В конце концов пора решить, что все-таки для нас важнее — компьютерные мозги или человеческая душа? Не видят детства, не дышат воздухом, не общаются со сверстниками и поэтому больше всего страдают под гнетом нынешней системы образования самые умные и талантливые, самые добросовестные. Те, кто никогда не придет в школу с невыученными уроками.

Зайдите в рядовую украинскую школу, особенно в глубинке. Вот она, «винтик» и опора образовательной системы! Вот оно, казенное заведение с сохранившимися в неприкосновенности с советских времен рутинными порядками и заповедными уголками (вроде туалетов с дырками в полу). Нынешняя школа абсолютно равнодушна к судьбам, здоровью и благополучию своих воспитанников, своих бесправных подданных, имеющих лишь одну обязанность — штурмовать равноудаленные от жизни и вуза теоретические курсы. Обладатель высшего балла по физике не может починить рутинный выключатель, а чтобы поступить в желанный вуз, приходится нанимать отличнику репетиторов! Школа при всей колоссальной перегрузке не дает выпускнику нужных для поступления знаний. Не хочу обидеть тех бескорыстных энтузиастов, добрых и грамотных учителей, которые, слава Богу, у нас не перевелись даже под гусеницами железных реформ. Но в целом образовательная система к ребенку равнодушна. Это ее определяющее качество.

Что может быть хуже — учиться в сельской школе. Если она находится километрах в десяти от города, при нерегулярном движении транспорта, то имеет мало шансов на выбор педагогов. Поэтому часто коллектив такой школы — это учителя, живущие в самом поселке, и несколько городских, оказавшихся невостребованными по месту жительства. При таком положении учебные дисциплины иногда преподают неспециалисты. Особенно страдают так называемые второстепенные предметы, без которых, однако, невозможно воспитать гармоничную личность. Музыку зачастую ведет учитель географии, изобразительное искусство — физик, а трудовое обучение получает в нагрузку учитель химии. О каких знаниях в этом случае может идти речь?

Название этой статьи не случайно. В 60-е годы (я тогда тоже был безнадежно молодым) все зачитывались удивительной книгой Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Героем ее был пятнадцатилетний Холден Колфилд, взбунтовавшийся против общества взрослых. Вот лишь одна из его исповедей: «Господи, до чего я все это ненавижу. Ненавижу жить в Нью-Йорке. Ненавижу школу. Вечно притворяются, что им очень важно, проиграет их футбольная команда или нет. А целые дни только и разговору, что про выпивку, девочек и секс. Попробуй с кем-нибудь поговорить по-настоящему. И учатся только для того, чтобы стать какими-нибудь пронырами, заработать на какой-нибудь треклятый «Кадиллак». Ненавижу машины. Лучше бы я себе завел лошадь. В лошадях хоть есть что-то человеческое. С лошадью хоть поговорить можно».

Холден мечтает убежать из города и поселиться средь природных красот, у чистого ручья — а покамест меняет школы, тщетно надеясь найти такую, где его не окружала бы «сплошная липа».

Думаю, сегодня эта книга и ее герой во сто крат ближе нашим юношам и девушкам, чем тогда, в 60-е. Ибо сегодняшние Холдены нуждаются в душевном тепле, заботе и внимании со стороны взрослых больше, чем подростки 60-х. Ведь тогда была хоть какая-то, но налаженная система работы с подростками, пусть традиционная, даже кондовая, но все-таки система. К примеру, в 1972 году были введены Правила для учеников средней общеобразовательной школы УССР. В то время еще действовал «детский комендантский час» и проблемы «облико морале» школьников весьма волновали общество. Согласно Правилам, ученики 1—3 классов должны были: «Образцово вести себя в школе, дома, общественных местах и на улице. Проявлять уважение к старшим, уступать им дорогу и место. Придерживаться правил дорожного движения». От учеников 4—8 классов требовалось: «Быть скромным, вежливым во взаимоотношениях со взрослыми и ровесниками. Беречь народное добро, аккуратно обращаться с вещами, придерживаться чистоты. Беречь и охранять природу». А старшеклассники обязаны: «Выполнять нормы социалистического общежития. Образцово вести себя, показывать достойный пример культуры поведения младшим товарищам. Быть непримиримым к аморальным и антиобщественным поступкам».

Нужны ли сегодня подобные правила? В таком виде, разумеется, нет. Но без нравственных ориентиров тоже ведь нельзя. Вот и получилось, что дети наши полностью окунулись во взрослую жизнь, растворяются в ней и переносят ее жестокие правила в свой детский мир.

Каким должно быть самовыражение школьника через его внешний вид? Взрослые ответили на этот откровенно философский вопрос легко и быстро: отказались от мудрой, проверенной жизнью обязательной ученической формы. И ребята, манипулируя родительской любовью и материальными возможностями, превратили школьные классы в арену «классовой» борьбы между наследниками крутых, более крутых и бедных. Вот и получилось, что подавляющее большинство учеников, к тому же всех возрастных категорий, начинает день сакраментальным: «А что я надену сегодня в школу?» Социальное неравенство делает атмосферу в классах напряженной, многие ребята постоянно испытывают гадкое чувство зависти и горько обижаются на своих родителей. «Ну почему Алене купили, а мне нет?»

Школа была и остается точным слепком общества, его зеркалом и его надеждой. Кто-то метко заметил: сегодня это — дети, а завтра — народ. Да, завтрашний день подрастает за школьной партой. Но сегодня за партой сидят дети, которые в большинстве своем не умеют дружить, потому что им некогда общаться друг с другом — уроки и компьютер забирают все свободное от учебы время. Это мы, взрослые, не привили детям уважение к пожилому человеку, к учителю. Еще недавно при встрече с учителем каждый школьник кланялся, снимал шапку. Теперь же учителя, плохо одетого, бредущего с потухшим взглядом, поникшей головой, скорее всего не заметят. А то и просто отвернутся... Но ведь это мы, взрослые, а вовсе не дети, опустили учителя на самую низшую ступеньку социальной лестницы. Может, действительно, зарплата учителя — это месть политиков за их отравленное детство?

Наши дети растут и в конце концов проходят той же дорогой, какой до них шли все. Опыт Ромео и Джульетты универсален, хотя всякий раз единичен. В меняющихся обстоятельствах, в разноликих эпохах все равно к каждому приходит время воспитания чувств, время любить и быть любимым. Сегодня именно «ромео-джульетное» поколение заполняет кинозалы, не отрываясь, сидит у телевизора. Между тем, нынешний экран учит не любить, а убивать.

А игры? Преимущественно компьютерные игры, даже для самых маленьких, построены на убийствах, на победе одних героев над другими. И у мальчика постепенно, исподволь вырабатывается вполне взрослое жизненное кредо: «Если хочу стать удачливым, хочу быть лучше других, то надо убивать как можно больше!»

Дети полностью окунулись в наш взрослый мир и живут по его законам. Вот одно лишь наблюдение. Двое мальчишек, не видя меня, остановились под окном. Один — тихий, худенький, почти прозрачный, второй — упитанный, с широким затылком, серьезный. «Буду играть, — решил второй. — Буду приказывать, а ты — выполняй». И он, сев на скамейку и напустив на себя важность, зычным голосом стал приказывать: «Беги туда, быстрее, отнеси это, принеси то». Худенький мальчик безропотно выполнял все приказы. «Я устал», — наконец застенчиво признался он. Видно было, что игра ему не нравилась. «Ладно, отдыхай, — великодушно согласился упитанный с широким затылком. — Вечером еще поиграем. Я буду опять приказывать, а ты — выполняй». Он уже нашел свое место в жизни.

А как перевернул мир детства Интернет! Ребята часто принимают виртуальное пространство за подлинную, всамделишную жизнь. «Сынок! Сколько раз тебе можно говорить, что я тебя родила, а не скачала из Интернета!»

Быть подростку самим собой в нашем взрослом, насквозь лживом и двуличном мире не просто. Молодые — жертвы общества. Даже если сами становятся ворами, грабителями, насильниками или убийцами.

Их нужно спасать, им нужно помогать. Или (хотя бы!) их надо понимать, а не зудеть со взрослым упрямством: «Вот я в твои годы...» А главное, их надо любить и беречь. Как это делал герой книги Сэлинджера «Над пропастью во ржи»: «Маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом — ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут... Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи».