«МИФ ХХІ ВЕКА»: СОЗДАНИЕ РОССИЙСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ МИФОЛОГИИ

Человеческое общество может существовать как единое целое только при условии, что существуют определенные общие для членов этого общества представления, идеи или иллюзии. В современном мире эти идеи оформляются в виде политических мифологий (которые часто даже выдаются за научные или «наукоподобные» теории), на основе которых строится и развивается жизнь общества. У каждого народа есть собственная «мифологическая традиция», и новые национальные мифы, приходящие на смену друг другу, как правило, наследуют от прежних какие-то главные черты. Исходя из того, какова национальная мифология определенного народа в данное время, в значительной степени можно предвидеть его будущее.

Далеко не всегда политические мифологии возникают спонтанно. В современном мире создание национально-политических мифов и национальной идеологии уже поставлено на научную основу. Довольно высокий интерес к созданию национальной мифологии проявляют и в России, где этим занимаются не только ученые, но и политики. Так, монография «Современная русская идея и государство», касающаяся проблем российской национальной мифологии, вышла несколько лет назад под редакцией лидера русских коммунистов Г.Зюганова, а книга «Манифест возрождения России», также посвященная этой проблематике, — под редакцией одного из лидеров блока «Родина» Д.Рогозина.

Какой же видится российским интеллектуалам политическая мифология, которая наилучшим образом подходит современной России? Определенный итог творческих усилий российских интеллектуалов в этом направлении подведен в книге российского обществоведа Андрея Кольева «Политическая мифология»: реализация социального опыта», увидевшей свет в прошлом году. В этой книге изложены идеи, доминирующие как в современной российской обществоведческой среде, так и в российской политике. Поэтому она должна заинтересовать желающих понять, какие «движущие силы» определяют векторы российской политики — как внутренней, так и внешней.

Главная задача, которую ставит перед собой А.Кольев, — сформулировать «российский миф» в качестве проекта национально-государственной идеологии (здесь и далее авторский текст А.Кольева выделяется курсивом): «Задача русской национальной идеологии — сформировать программу перехода от нынешнего мракобесного состояния страны к новой Империи». Вообще, идея Империи «обязательна» практически для всех социально-мифологических концепций, распространенных в России, обязательна для использования всеми политическими силами. Меняются лишь названия: от «восстановления СССР» Г.Зюганова до «либеральной империи» А.Чубайса.

Новая российская национальная мифология строится, прежде всего, как консервативная мифология, в которой идея «восстановления» доминирует. В первую очередь анафеме подлежат «западно-ориентированные» либеральные модели, которые пытались внедрять в России в начале девяностых годов: «Переход от культурно стабилизированного общества (СССР) к распадающемуся обществу (Российская Федерация) состоялся в результате замены сложившейся культурной стратификации стратификацией западного образца, рассчитанной на массового непритязательного потребителя простейших культурных кодов, на самые примитивные и низменные запросы. В результате рушится национальная мифология и национальный ритуал легитимации власти, мифология элитных слоев общества».

Далее автор уточняет, какой именно консерватизм имеется в виду: «Нас интересует... тот тип консерватизма, который в современной России имеет не только интеллектуальные, но и организационные формы. Этот тип консерватизма тесно связан с чувством национального унижения и порывом к восстановлению статуса России как великой державы. Здесь не только можно, но и нужно проводить аналогии с идеологией «консервативной революции», имевшей широкое распространение в интеллектуальных кругах Веймарской Республики». Таким образом, автор без лишних намеков подчеркивает, что для современной России, с распространенным в ней «комплексом национального унижения», лучше всего подходят идеи, которые охватили Германию после поражения в Первой мировой войне и легли в основу социальной мифологии национал-социализма.

Здесь же А.Кольев определяет основные идеи «консервативной революции» или «консервативного реформизма», что, по его мнению, следовало бы внедрять в России. «Первым и главным объектом критики со стороны идеологов «консервативной революции» являются институты формальной демократии, прежде всего парламентаризм, основанный на уравнительном избирательном праве и свободе политической демагогии, партийных эгоизмах и непрофессионализме… ...Массе противопоказана прямая власть. Прямое народовластие есть охлократия, путь в никуда… Вернуть дух массе может только аристократический режим. Суть той формы демократии, которая доминировала в России в последнем десятилетии ХХ века, состоит в ее принципиально антинародном характере. Эта демократия не имела ничего общего ни с одним историческим периодом страны, была абсолютно беспочвенна, сподручна только тайным замыслам ненавистников русской цивилизации и являлась своего рода экспериментом на теле Русской цивилизации. В то же время эксперимент к концу 1999 г. можно считать вполне завершенным утверждением нового административного режима, имеющего все шансы перерасти в национальную демократию».

Таким образом, утверждение «нового административного режима» во главе с В.Путиным — путь от «антинародной» к «национальной демократии» и «аристократическому режиму», который должен «вернуть национальный дух массе».

Любопытно, что практически так же характеризует режим В.Путина и идейный оппонент А.Кольева — «либерал западного образца», известный российский правозащитник С.Ковалёв: «Несомненно, в России — пока в рамках существующего конституционного строя — устанавливается новый политический режим, генетически связанный с предшествующим, но не тождественный ему. По-моему, нынешняя власть органически враждебна либеральным ценностям современной демократии, в том числе приоритету прав и свобод личности по сравнению с верховенством государства. ...Фундаментальные принципы внедряемой ими (представителями власти. — М.М.) идеологии: державность (государство — сверхцель, которой служит все общество и каждый гражданин); порядок, то бишь «управляемая демократия»; ответственность, важный элемент которой — «информационная безопасность», в просторечии — контроль над прессой; патриотизм, состоящий в поисках внешних врагов и «пятой колонны» (Сергей Ковалев: «Наш выбор — пиночетовщина или что-то другое», Кіевскій телеграфъ. — 2001). Однако если А.Кольеву особенности режима В.Путина внушают оптимизм, то С.Ковалёву — диаметрально противоположные чувства.

«Второй объект критики, — продолжает А.Кольев, — космополитизм. …Консерваторы обязаны противопоставлять такому подходу национализм. …Положительные основы «консервативной революции» — концепция «особого пути» и национальное возрождение, новая коллективность и гражданственность, воинский дух, национальный лидер».

Практически все вышеперечисленные составляющие «консервативной революции» имеются в современной российской социально-политической жизни. Что касается «воинского духа», то, если судить по значительной части российской кинопродукции, которую можно увидеть и в украинском кинопрокате, а еще чаще — на украинских телеканалах, то его пропаганда — одна из основных задач российской массовой культуры. «Консервативный политический миф должен быть насыщен воинской риторикой, военной символикой и идеями милитаризации страны. ... Милитаризм «консервативной революции» включает в себя армейскую эстетику, воинский дух, дисциплину, героическое восприятие жизни. Ведь воодушевление, с которым народ должен встречать известие о войне, не имеет ничего общего с агрессивностью. Это всего лишь проявление готовности к отражению врага, жажда победы. А вот милитаризм либерала или социал-демократа всегда агрессивен».

Наличие «национального лидера» — еще одна важная составляющая «консервативной революции»: «Национальный лидер — непременное условие «консервативной революции». Он ответственен перед нацией персонально, а не в силу затверженных процедур. Он не вправе ссылаться на ограничения, накладываемые законом, или на волю большинства....

Масса ищет идола, а не защитника своих интересов. Поэтому вождь масс, который необходим «консервативной революции», должен применить идеологическое насилие — показать массе абсолютную истину, открытие нового мира, новой жизни… Только тогда масса поверит в вождя, а ведущие сословия станут его партией. Только тогда выплеснется на поверхность энергия, которую массы черпают в своих грезах и иллюзиях, а интеллектуалы — в рациональных расчетах. В этом случае вождь сможет вести множество людей с самыми разными индивидуальными чертами к одной цели, которая может быть продиктована его волей, разумом национальной элиты».

Интересно, что, отстаивая необходимость «президентского» авторитаризма в России, российские консерваторы выступают против сильной президентской власти в соседних с Россией государствах, усматривая в такой власти противовес российскому влиянию. Из выступления известного российского политика К.Затулина: «Очень цинично говоря, России совершенно не нужен сильный украинский Президент, сильная Украина... Нам вообще не нужна президентская власть в Украине, будет лучше, если это будет парламентская республика. Если мы серьезно говорим, то говорим о национальном эгоизме, о национальных интересах. Наш национальный интерес вовсе не состоит в том, чтобы Украина была могущественной державой, с которой мы должны были бы считаться...» (цитируется по: «Нам вообще не нужна президентская власть в Украине», День. — 2001, 28 апреля. — С.2).

«Авторитарный режим, который призывает в политическое бытие «консервативная революция», не имеет ничего общего с произволом, но основывается на патриархальных представлениях о задачах власти и представлениях о стратегии национального лидерства. Авторитаризм соответствует иному типу свободы граждан по сравнению с идеями либерального республиканизма. Для массы — это свобода в меру ответственности, ограниченная традиционными ценностями, для элиты — это реализация лидерских установок, имеющих национальную укорененность.

В том случае, если власть идет впереди общества, ей не нужны мифы демократии и инструменты парламентаризма. Власть сама проводит реформы, упреждая новые и новые всплески социального мифотворчества. ...Если власть способна управлять... мифами, она не пропускает к рычагам управления авантюристов и дилетантов. Деятельное государство лишает граждан повода для активности или эта активность остается в русле государственной политики. Только такое государство воспитывает граждан законопослушными».

Последний тезис — фактически манифест современной российской концепции «управляемой демократии». С другой стороны, «государство, лишающее граждан повода для активности, или эта активность остается в русле государственной политики», очень уж напоминает тоталитарное государство типа СССР или нацистской Германии, когда социальная активность состояла в акциях поддержки «политики Партии и Правительства». То же касается и «государственного управления мифами». Собственно, в этом направлении развивается информационная политика современной российской власти, которая практически не оставила в российском эфире неподконтрольных ей телеканалов. «Если же пропаганда попадает в руки национальной аристократии, то нация, низведенная до уровня самой примитивной толпы, быстро поднимается до уровня своих исторических задач... Нация же, по сути дела, является толпой, введенной в рамки и управляемой. В нации энергетика толпы усмирена и направлена на строительство государства и преодоление кризисных явлений».

Мероприятия, планируемые российскими консерваторами, по признанию А.Кольева, невозможно осуществить без формирования мощного национального мифа: «Главный политический миф, потребность в существовании которого сегодня ощущается в России, — это миф национальной идеи» (с.330). «Национальная мифология, соединяющая широкий слой культурной традиции, порожденный Православием, со всей русской историей и мифологическим символьным миром русских сказок и былин, фактически может заполнить опустевшее «срединное» пространство русского мировоззрения. При этом главенствующей идеей становится не Истина, а Победа, главной ценностью — не человечество, а нация». «...Основополагающие моменты русской имперской идеологии: консерватизм (традиционализм, русизм, корпоративизм, технократизм) и реваншизм (оптимизм, культурный и технологический экспансионизм, милитаризм)».

Как пишет другой российский интеллектуал, С.Пыхтин, «...русская национальная идея должна создать качественно новый человеческий материал, избавив русского человека от всех форм смирения, созерцательности, непротивления и пассивности. Она должна превратить каждого русского в сгусток неиссякаемой энергии, жаждущий всесторонней, непрерывной деятельной экспансии, повсеместно утверждающей справедливость, правду и порядок.

...Русская идея в виде господствующей идеологии государственной власти в России превратит ее, таким образом, в русскую национальную власть, в руководящий орган, последовательно и планомерно реализующий волю русской нации. Современному русскому сознанию... должна быть чужда философия мирного сосуществования, ...политическая стратегия по возрождению России не может быть не чем иным, как реализацией политики империализма. Признания заслуживает лишь такой мир, который является результатом, продолжением и подтверждением русской победы» (Пыхтин С.П. Русская национальная идея и современность).

Естественно, возникает вопрос, как можно объединить стремление поддерживать «культурную традицию, порожденную Православием» и «лишение русского человека всех форм смирения, созерцательности, непротивления» (которые традиционно относятся к главным христианским ценностям). Судя по всему, когда российские консерваторы говорят о поддержке православия как духовной основы российской национальной идеи, оно их интересует лишь в качестве национального символа, в качестве средства отмежевания от Запада (который у них отождествляется с католицизмом и протестантством).

Вообще же тот тип человека, или «человеческий материал», о котором пишет С.Пыхтин, больше похож не на православного христианина, а на «белокурую бестию», «сверхчеловека» из социальной мифологии немецких национал-социалистов. Кстати, идея сверхчеловека не чужда и А.Кольеву: «Метафизическая цель русского мифа — переустройство Вселенной на началах человеческого естества, сверхисторическая цель — победа над смертью (победа над старостью и болезнями, телесное воскресение отцов) и создание Сверхчеловека — человека будущего».

Разумеется, кто-то может сказать, что изложенное в этой статье — не более чем «личные проблемы» А.Кольева, С.Пыхтина и прочих российских мыслителей подобной ориентации. Однако изданий и публикаций, аналогичных процитированным, в России огромное количество, а самое главное — идеологические концепции, которые отвергали бы вышеизложенные, если и имеются в России, то лишь как «маргинальные», фактически диссидентские. Да и общественно-политические силы, способные противостоять подобным тенденциям в российском общественном сознании, если вспомнить результаты последних парламентских выборов, в России не пользуются значительной поддержкой. Зато растет влияние политических сил, идейной основой которых фактически являются идеи «консервативной революции». К тому же российские либералы довольно часто отличаются от «революционных консерваторов» лишь тем, что предлагают «либеральное оформление» имперским идеям.

Духовное наследие академика Сахарова оказалось невостребованным в сегодняшней России, а те, кто пытается поддерживать едва тлеющий огонь его идей, подвергаются преследованиям. Так, недавно против руководства Музея Сахарова в Москве было возбуждено уголовное дело по обвинению в клевете на Русскую Православную Церковь и разжигании религиозной вражды. Поводом для этого послужило размещение в доме музея выставки «Осторожно: религия», материалы которой рассказывали, в частности, о довольно двусмысленном влиянии некоторых религиозных деятелей и институтов на формирование общественного сознания в России. Таким образом, за два десятилетия демократического развития России формулировка статьи «клевета на советский государственный строй» изменена на «клевета на Православную Церковь». Не в таком ли качестве Православная Церковь нужна российским консерваторам?

Основная «болевая точка» российского национального сознания, способствующая появлению подобных идей, подобной национальной мифологии, — это, по словам А.Кольева, «чувство национального унижения», возникшее вследствие потери Россией значительной части территории Российской империи и Советского Союза. То же мы наблюдаем сейчас в Сербии, где на последних выборах победили радикальные националисты, то же наблюдалось после Первой мировой войны в Германии. Чем это закончилось для Германии — известно.

Следует ли из этого, что Россия обречена на «консервативную революцию»? В ближайшей перспективе — бесспорно, поскольку не видно даже намеков на альтернативу такому развитию событий. Хотя вышеприведенная аналогия с Германией — не вполне удачна. Режим немецких «революционных консерваторов» погубила внешняя экспансия, точнее — реакция на нее мирового сообщества. В то время как, скажем, «революционно-консервативный» режим франкистской Испании мирно просуществовал несколько десятилетий именно потому, что не прибегал к крупномасштабной экспансии, а лишь пытался удержать свои африканские колониальные владения (то есть свою традиционную «сферу влияния»). И ситуация в России в этом плане больше похожа на «испанскую», чем на «немецкую».

Современные российские «революционные консерваторы» хотя и говорят о «деятельной экспансии», «политике империализма», «реваншизме» и «российской победе», но имеют недостаточные геополитические и ресурсные возможности для их реализации. Для России, «зажатой» между странами Северо-Атлантического альянса на Западе, Японией и Китаем — на Востоке и неспокойным мусульманским миром — на Юге, остается довольно мало пространства для экспансии и реванша. Правда, в это «остаточное пространство» входит и наша страна. Поэтому никого не должны удивлять ситуации, аналогичные возникшей в Керченском проливе осенью. Если российские идеологи пишут об экспансии, то эти идеи хоть как-то, хоть немного и хотя бы где-то должны реализоваться. Но российское государственное руководство, вынужденное мыслить все же более реалистично, чем профессиональные мифотворцы, сейчас претендует лишь на то, чтобы мировое сообщество «позволило» России такую экспансию (или доминирование) на территории, которую она считает своей сферой влияния, то есть на территории стран СНГ.

Как все это может повлиять на Украину? В значительной степени это будет зависеть от самой Украины. И, в отличие от России, у Украины больше возможностей для выбора. Хотя бы в связи с особенностями национального сознания. Прежде всего потому, что по понятным причинам общественное мнение в Украине не чувствует потребности в «реванше» или «экспансии». Если говорить о национальной мифологии, то, к счастью, демократическая традиция в Украине уходит корнями в ее историческую мифологию, идеализирующую демократический казацкий строй, в отличие от исторической мифологии России, для которой образцом государственного деятеля служит политик авторитарного типа (как Иван Грозный, Петр Первый или Екатерина Вторая). К тому же, учитывая стремление превратить Русскую Православную Церковь фактически в официальную церковь России, многоконфессиональность украинцев можно считать позитивом.

Однако, кроме мифологии, существуют и реальные политические процессы. А они дают меньше оснований для оптимизма. Слишком много в Украине политиков, прежде всего среди власть имущих, которые считают, что можно и следует просто «скопировать» в Украине современную российскую модель общественно-политического развития.

Ход политических событий в ближайшем будущем позволит определить, действительно ли «Украина — не Россия». Ведь очень не хотелось бы, чтобы украинские обществоведы также занимались проблемами выведения сверхчеловека.