Мелодии в дуэте с ветром. Человек-оркестр Мирон Блощичак: «Политики так истерзали страну, что многим сейчас не до музыки»

Львовского виртуоза Мирона Блощичака называют человеком-оркестром. Он играет и классику, и фольк, и джаз. Причем не только на традиционных, привычных для глаза музыкальных инструментах. Уникальность маэстро в том, что он может добыть мелодию из всего, была бы… возможность. Блощичак много гастролирует. Его приглашают с концертами сильные мира сего — в частности, он выступал перед президентом Ющенко, когда у него гостил Михаил Саакашвили.

Наш разговор с паном Миро­ном, скорее, был похож на концерт. В течение полутора часов музыкант не столько рассказывал, сколько играл — так непринужденно и легко, словно забавлялся. На саксофонах, которых у него несколько — от огромного до крошечного миниатюрного, аккордеоне, «зозульках», «козе» (украинской волынке), лирах, флейтах Па­на («ребрах»), а также на так называемых неофольклористических инструментах — рюмках, стаканах, банках, пробках, пластиковых бутылках («Полет шмеля»), гофрированных шлангах... Я не могу даже все перечислить. Скажу только, что разговор (или все же кон­церт?) происходил в мастерской Мирона Блощичака, где музыкант, когда у него появляется свободное от выступлений время, буквально днюет и ночует. По­сколь­ку собственноручно изготавливает себе инструменты. А их у него огромное количество. Они повсюду: на стенах, столах, в шкафах, на шкафах и даже на полу.

— Уже лет двадцать этим занимаюсь, — рассказывает пан Мирон, пока я вращаю головой во все стороны, пытаясь «объять необъятное». — Раньше часто бывал в экспедициях в Косовском, Яремчанском, Верховинском районах, много времени проводил с народными музыкантами, мастерами, учился, перенимал опыт. Сейчас вроде бы научился и большинство инструментов изготавливаю сам. Часто экспериментирую. Вот посмотрите, недавно из орешника сделал эту флейту Пана (флейта Пана, или свирель, более древний инструмент, нежели украинская свирель, поскольку это набор продольных открытых флейт, соединенных в один ряд, то есть флейт без приспособлений, что облегчает воспроизведение звука. Чтобы играть на этом инструменте, нужно все время передвигать устья отверстий относительно губ, потому что каждое отверстие флейты Пана издает только один звук. — Т.К.). Отверс­тия делаю ручными сверлами, часто — выжигаю огнем. И посмотрите, сколько у меня ветрофонов! Когда-то даже сделал полутораметровый из... карниза. Есть у меня и дудки. Я очень люблю все эти инструменты, потому что просто прикасаешься к дырочке — и уже звучит музыка.

Мирон Блощичак рассказывает о своих «инструментальных выдумках» так, словно все это делается очень легко, едва ли не само собой... «Да тут действительно нет ничего сложного! — убеждает музыкант, перехватывая мой удивленный взгляд. — Потому что не нужно, например, делать железные клапаны. Технология очень простая. Чтобы нота была высокой, каленым железом увеличиваю отверстие. Уменьшается объем воздуха, и звук становится выше. Так же, как на струне: чем короче струна, тем выше нота. Как видите, принцип прост. Достаточно иметь слух».

Интересуюсь, сколько же в мастерской самодельных инструментов. Говорит, что даже не считал. Очень много. А некоторые повторяются, только в разном материале. Недавно, например, флейту Пана склеил из бамбука, стекла, металла и пластмассовых труб.

— Кстати, изучаете и делаете только украинские инструменты?

— Нет. И армянские, и болгарские, и китайские — разные.

— Вы с таким удовольствием говорите о них...

— Это действительно так. Какой бы еще человек, дающий весь день концерты, ночами до самого утра мастерил эти инструмен­ты! Меня постоянно посещают какие-то идеи. Их хочется воплотить. Поэтому и не сплю. Причем сначала делаю инструмент в пластике (а что если отверстие сделано где-то не там? Звук будет не тот! Эксперимен­тирую. Скотчем заклеиваю, другое отверстие делаю...). А уже затем переношу на дерево — выжигаю, вырезаю.

Далее Блощичак начинает доказывать, что вся старинная духовая музыка — это музыка Земли. Старинные духовые инструменты все народы считали волшебными, магическими. И снова играет. Трогательная сила природного звука его инструментов действительно околдовывает... Я понимаю, что воспроизвести словами музыку, тем более, когда речь идет о виртуозной импровизации, — дело неблагодарное. Очевидно, то же самое, что описывать аромат духов, и расспрашиваю дальше.

— Инструменты сольные. Где находите для них музыку?

— У меня около двадцати часов минусовых фонограмм, сделанных аранжировщиками. Под них и играю свое соло. Это классика в современной обработке, просто классика, фольклор, джазовые стандарты. И никогда не играю по нотам.

Он рассказывает, что, когда развалился Советский Союз, почти все время гастролировал за границей. Преимущественно — в Европе. Но пять раз бывал и в Америке, где его с удовольствием принимали (тогда американцы даже шутили, что в США только два человека зарабатывают на жизнь игрой на саксе: Билл Клинтон и Мирон Блощичак). Причем концертировал молодой львовский музыкант не для украинцев! У него было только одно полугодовое турне для нашей диаспоры. Было ли на чужбине сложно? Утверждает, что никаких проблем не возникало. Работы всегда хватало. Кроме того, свободно владея английским и французским языками, даже преподавал во время гастролей — в школах и художественных центрах. И это были не просто лекции, скорее лекции-концерты. А потом длительное время гастролировал в Германии и Франции, и «так там набегался, что надоело». Вот тогда-то окончательно и решил, что и в Украине на кусок хлеба можно заработать. На родных просторах, вспоминает, сначала трудно приходилось, «потому что нужно было, чтобы люди обо мне узнали. А сейчас все слава Богу».

— Вам не предлагали остаться за границей?

— Еще и как предлагали. Кроме того, очевидно, нужно было еще какое-то время там побыть, потерпеть. Потому что отрабатывал деньги за квартиру. Но я уже так хотел домой... Говорят, люди в основном бегут из-за границы потому, что не знают языка. Я хорошо знаю языки (и меня, конечно же, ученики высмеяли, если бы не знал). Просто свою роль сыграл сугубо человеческий фактор, которого там, к сожалению, маловато. Мне очень не хватало человечности, славянской души... Еще бы во Франции или Германии, возможно, мог бы остаться. А вот в Америке — точно нет!

— А где работаете в Украине? Преимущественно здесь, на западе?

— Мы часто бываем в Киеве, Днепропетровске, Запорожье, Донецке, Днепродзержинске. К сожалению, наши политики так истерзали страну, что не до музыки... Хотя народ мою музыку воспринимает хорошо. Но гастроли организовать сложно. Поэтому меня чаще всего приглашают частные лица.

* * *

Вспоминает Мирон Блощичак и свои концерты с гитаристом Энвером Измайловым в Киевской оперетте. Недавно отработал удивительный проект с джаз-бендом Игоря Закуса в одном концерте со всемирно известным бас-гитаристом Маркусом Миллером. Рассказывает также об интересном сотрудничестве со львовской бандуристкой и композитором Оксаной Герасименко. Он часто выступает с цимбалистами. С удовольствием играет со струнным квартетом камерного оркестра «Виртуозы Львова». Но больше всего привлекают Мирона сольные шоу с интересными старинными и современными инструментами, где он выступает сразу в двух ипостасях — и как исполнитель, и как конферансье. Говорит, что о концертах всегда договаривается сам, поскольку у него нет агента: «Хотел, чтобы был. Но нет». До сих пор довольно часто приглашают львовского виртуоза и за рубеж. Не­давно концертировал в Берлине, Риме, Праге, Саскатуни (Канада). Играл даже на «домашнем» концерте по личному приглашению Виктора Ющенко, когда у него гостил президент Грузии Михаил Саакашвили. Но ехать далеко и надолго уже не хочет — очень скучает по семье.

— Вы чрезвычайно музыкально одаренный человек. Может, получили талант в наследство?

— Мой дед Иван родом с Лемковщины. Всегда играл на скрипке, причем с разными оркестрами — и с лемковскими, и с цыганскими, и с мадьярскими. Был первой скрипкой. И отец, несмотря на солидный возраст, до сих пор чудесно поет. Когда едем к родителям, всегда беру аккордеон. Мы там поем весь вечер. Я даже шучу, что устрою его в хор Львовского оперного театра. Но при этом прошу, чтобы в опере слишком громко не пел, потому что у него очень красивый, хорошо поставленный голос. Может всех перепеть (смеется). Мама тоже хорошо поет.

* * *

В родительской семье Блощичаков четверо детей. Но, шутит Мирон, «все нормальные, только я один музыкант!».

Первым инструментом маленького Мирона был аккордеон, а в музыкальном училище и во Львовской консерватории он учился по классу кларнета. Кстати, женился Мирон, будучи студентом, на однокурснице, учившейся по классу скрипки. Говорит, что Наталья давно уже музыкой не занимается, так как воспитывает троих детей: двадцатилетнего Любомира, одиннадцатилетнего Маркиана и семилетнюю Иванну-Софию.

— Старший сын не пошел по вашим стопам?

— Он талантливый. У него хороший слух. Окончил музыкальную школу по классу фортепиано и свирели. Сейчас обучается менеджменту. И работает со мной как звукорежиссер.

— Выступая в основном с сольными концертами, украшаете ли их чем-то? Или это сугубо музыка?

— Во-первых, играя на разных инструментах, буквально несколькими предложениями рассказываю публике о каждом. Также, беря, например, аккордеон, могу и спеть несколько песен. Народ у нас певучий, он это очень любит. Довольно часто сочетаю музыку с поэзией. Иностранной в том числе, если играю для иностранцев. Например, французскую, польскую, русскую. То есть это уже настоящие музыкально-поэтические вечера.

— Репертуар формируете в зависимости от заказа?

— Да. Но когда уже вижу, какая аудитория, могу изменить репертуар.

— Вы столько знаете о музыкальных инструментах... Не хотите ли свои знания изложить, по крайней мере, в публикациях?

— Мне об этом постоянно говорят и львовские, и киевские коллеги-музыканты — побуждают к написанию диссертации. Но у меня нет времени.

— Не пожалеете потом? Сколько вам лет?

— Мало! Сорок шесть. Может, и пожалею. Но вот, например, сейчас не могу ничего писать. Поскольку ночью делал ветрофон из черной бузины и обжег себе палец…(смеется).

— А где любите отдыхать?

— В Карпатах. Люблю каждый день купаться в другой речке. Кроме того, в горах у меня много друзей. Есть где остановиться, все приглашают. Я и сам хотел бы жить в горах. Очень хорошо там чувствую себя. Но дети еще маленькие. Пусть учатся.

— У вас есть заветная мечта?

— Да. Хочу построить во Львове небольшой музей и одновременно концертный зал на 30—50 мест, чтобы можно было там и музыку послушать, и на инструменты посмотреть — у меня есть такие, о которых люди никогда и не слышали. Даже я, учась в музыкальном училище и консерватории, не то чтобы не видел, но и не слышал о них. К сожалению, в Украине сегодня искусство игры на древних инструментах заброшено, а ведь это очень важный пласт культуры.

Должна заметить, что переговоры с властью о создании такого музея длятся уже более десяти лет. Мирон говорит, что когда-то ему предложили все-таки помещение — пивнушку, от которого музыкант вынужден был отказаться. Потому что там очень сыро, а сырой климат неприемлем для деревянных инструментов. Больше предложений не поступало. Вспоминает, что сам Василий Куйбида (городской голова Львова, находившийся на должности два срока, сейчас — министр региональной политики. — Т.К.) в свое время неоднократно перед ним извинялся. За то, что так и не подыскал соответствующее, достойное хорошей идеи, помещение.

— Считаете, теперь это реально?

— Думаю, что да. Самая большая проблема — время.