МАЙ. ТЕОДОР РУЗВЕЛЬТ

В России президента Владимира Путина любят (обычно в политологических кругах, а не в народных телевизионных программах) сравнивать с легендарным президентом Соединенных Штатов Теодором Рузвельтом. Понятно почему. У первого из Рузвельтов тоже были сложные отношения с тогдашними американскими олигархами, он сражался как лев и, можно утверждать, действительно повлиял на построение новых, современных отношений между государством и бизнесом. Но к таким взаимоотношениям в самой России еще далеко. Так что актуальность Теодора Рузвельта заключается скорее не в его внутренней, а в его внешней политике. И не только для России. А для всего постсоветского пространства.

Наблюдая за ошеломляющими событиями в Аджарии, где средневековый режим Аслана Абашидзе исчез буквально за несколько дней, я вспоминал другую революцию, не менее захватывающую, — революцию в колумбийской провинции Панама. Ее героическое население поднялось против коррумпированного режима Боготы и буквально за несколько дней создало собственное государство... Президент Теодор Рузвельт, принимая первого в истории панамского посла в Соединенных Штатах, — конечно, не панамца — иронично заметил, что кто-то может обвинить американцев, что они осуществили эту революцию вместе с панамцами... «Подождем, пока воображение недоброжелателей угаснет», — элегантно ответил господин посол...

Конечно, президент Рузвельт просто вынужден был создать Панаму. Панамский канал был крайне необходим для развития американской экономики, колумбийское правительство требовало не просто бешеные — нереальные деньги за это строительство... В Боготе утратили ощущение реальности. Очевидно, что его утратили и в Тбилиси времен Шеварднадзе, и в Батуми времен Абашидзе, и в Москве, где находился центр поддержки аджарского лидера и куда он сбежал после свержения... Но есть что-то важное — история Панамы после провозглашения ее независимости. Это история бесконечных военных переворотов, коррумпированных правительств, наркоторговцев, известнейшего из которых — Мануэля Норьегу — пришлось лишать власти при помощи американской интервенции. Революция, по словам президента Теодора Рузвельта, «самая справедливая и достойная», не принесла счастья панамскому народу — не потому ли, что была только спектаклем, на главные роли в котором пригласили беспринципных авантюристов?

И вот что пугает меня более всего. Конечно, Россия лишилась своей роли на постсоветском пространстве — примерно так, как лишилась в свое время роли в Латинской Америке Испания... Но те, кто искренне радовался тому, что теперь процессами будет заниматься не средневековая монархия, а демократическое современное государство, спустя несколько десятилетий были в отчаянии от того, что начало происходить на континенте... Общество, не способное развиваться самостоятельно, готово служить пластилином для политических и социальных экспериментов, и им овладевают самые проворные из прислуги. Ждать от этих людей, что они будут заниматься демократизацией, опасно — даже тогда, когда они называют себя революционерами. Единственное, чего от них действительно можно ожидать, — это точной внешнеполитической ориентации. В нашем случае на Запад, точно на Запад. Но стоит задуматься: что нам все-таки нужно — чтобы наши вожди ориентировались на Запад или все-таки, чтобы Западом стал наш Восток?