Май. Бабий Яр

Президент Украины пригласил коллег из России и Соединенных Штатов приехать на чествование очередной годовщины массового уничтожения еврейского населения Киева в Бабьем Яру. В приглашении Виктора Ющенко — точные слова, напоминающие об одном из самых известных в мире символов Холокоста. Однако сейчас возникает вопрос, откликнутся ли на приглашение президенты России и США. И если откликнутся — каким образом.

Если прибегнуть к политическому анализу, можно это представить. Президент Соединенных Штатов, скорее всего, не приедет, однако направит послание и специального представителя. И это будет считаться огромным успехом нашей дипломатии: вот как нас уважают американцы и вот как нам удалось пригласить в Киев высокопоставленного представителя администрации, напоминая о Бабьем Яре.

Президент Российской Федерации тоже едва ли прибудет. Тоже направит послание и специального представителя. И это тоже будет восприниматься как огромный успех: мы снова убедимся, как к нам относятся в России, — что даже на чествование Бабьего Яра не удается пригласить Путина, что российская сторона воспринимает эту трагедию в одном ряду с обычными политическими вопросами российско-украинского диалога. Примерно так было и с Голодомором: попытались поставить вопрос о признании его геноцидом на повестку дня саммита министров иностранных дел стран СНГ — не встретили поддержки — напомнили о неэффективности СНГ. Теперь в папочку с делом о неэффективности и неуважении можно будет подшить Бабий Яр. Прекрасно!

Право украинского руководства — воспринимать дипломатию как разновидность государственной пропаганды и имиджевой кампании отдельных представителей власти. Право украинского избирателя — реагировать на подобное восприятие. Однако есть дела, которых не стоит так легко касаться руками. Ведь это еще не затянувшиеся раны. Для тех, кто лишился своих родных в Бабьем Яру, учитывая масштабы казни, стоит понимать, что это по-прежнему большинство еврейского населения Киева и Украины, — отказ политиков почтить память жертв является личным оскорблением. Они едва ли желают — хотя, быть может, и способны — оценивать ситуацию в категориях дипломатических побед и поражений. Ведь Бабий Яр — не дело дипломатии и политики. Память о происшедшем проверяет человека на наличие в его внутреннем мире Бога или — для людей неверующих — нравственных категорий, на готовность осознавать, что такое всепоглощающее горе, которое теперь навечно будет разлито почти в центре Киева.

Важно ли для памяти моих родственников, погибших в Бабьем Яру, что в администрации президента Украины решили продемонстрировать мне, лояльному гражданину своего государства, что соседним государством руководят люди, равнодушные к их смерти и смерти еще тысяч и тысяч? И решили — хорошо зная коллег, — что поймают их на очередной крючок и устроят очередной спектакль на тему «Москва не любит Ющенко настолько, что проигнорировала Бабий Яр». Спросили ли меня и моих соотечественников: может, на этот раз вместо этого спектакля нам была бы важна обычная процедура согласования протокольных намерений — гарантия того, что прибудет именно тот, кого пригласит украинская сторона — и из Вашингтона, и из Москвы? Что мы не столкнемся с унизительным фактом игнорирования этого безграничного горя только потому, что есть «поважнее дела»? Важно ли для этой памяти то, что в Кремле поставят чествование Бабьего Яра на одну доску с платой за газ, арендой баз в Крыму, вступлением в НАТО? Будет ли все это восприниматься как меньшее оскорбление только потому, что можно понять — такие решения принимают не поглощенные заботами собственными и семейными делами президенты, а анонимные клерки — солдаты пропагандистских войн, просто не способные в своей безграничной суете осознать, что такое — вечная беда.