Рабочий день близился к концу, и я пыталась соблазнить Свету получасовыми посиделками в соседнем кафе. Идея и ей казалась заманчивой, но приятельница упрямо мотала головой.
— Бабушка у родственников, Юрка дома совсем один. Должна срочно мчаться!
Через минуту она уже говорила в телефонную трубку: «Солнышко, не тоскуй, мама скоро придет!» Затем последовала пауза, Светлана промямлила: «Ну… ладно» и растерянно подняла на меня глаза.
— Знаешь, Юрик попросил меня задержаться на работе или где-то погулять. Говорит, ему очень хорошо одному. Господи, что с ним случилось?
А почему непременно должно произойти что-нибудь плохое, тревожное, когда десятилетнему человеку хочется побыть в доме без никого? Дефицит общения для детей штука, конечно, очень страшная, но когда с лаской и заботой родных все в порядке, более того, слишком в порядке, может развиться не менее болезненный дефицит одиночества. Я знала, в чем пыталась убедить свою приятельницу, потому что прекрасно понимала мамино-бабушкиного Юрика.
…Мне в детстве повезло еще больше — на меня одну приходились мама, папа, две бабушки, один дедушка и самая лучшая в мире тетя. Я росла «ребенком под присмотром», возле меня всегда кто-то был. Строго следуя рекомендациям психологов, родные неизменно становились участниками моих игр, заглядывали через плечо в рисунки, читали книжки вслух, а когда я сама овладела этим искусством, просили изложить сюжет прочитанного и высказаться, так сказать, по поводу. Все это было замечательно! И все-таки, помнится, лет этак с восьми я стала мечтать остаться хоть недолго одной. Такая возможность выпадала крайне редко — сначала нужно было уговорить очередную «смотрительницу» («смотрителя»), что не умру с тоски, не подожгу квартиру и не выброшусь в окно, пока она погостит у соседки или сходит за покупками, чмокать в щечку на прощание, провожать до дверей, махать рукой в окошко…
Пару минут я слушала абсолютную тишину, а потом квартира сказочно преображалась. В королевский дворец, например, палубу корабля, лесную чащу. Вытащив из шкафа мамины наряды, отрезы ткани, платки и шляпы, я наспех мастерила костюмы, чтобы стать принцессой, пираткой или вольным стрелком из ватаги Робин Гуда. Я обмахивалась бумажным веером, танцевала с красивым кавалером, пела, дралась на шпагах и стреляла в дверь из вербового лука, который сама смастерила и прятала под диваном. Когда на кухне никто не гремел кастрюлями, вымышленные друзья и враги становились такими реальными, что их, казалось, можно было потрогать рукой.
Обидное случалось, если сознательные родители возвращались раньше обещанного и заставали врасплох. От вопросов: «Ой, что ты тут натворила?! Ах, какую такую игру ты затеяла?» волшебство рушилось, словно карточный домик. Родные были совершенно искренни в своем интересе, наверное, поняли бы, одобрили и разделили бы восторг от монодраматизаций, но я молчала, как партизанка. Только стыдливо расталкивала по местам атрибуты увядшего действа. До сих пор не могу понять почему, но твердо знала: рассказать о своих выдумках — значит, предать мир, куда нет дороги взрослым. Иначе они, такие умные и образованные, все перепортят советами.
…Кофе со Светланой мы все-таки выпили, даже прошлись по хрустящим от мороза улицам пару трамвайных остановок. Не знаю, удалось ли мне убедить ее, но, памятуя свой детский опыт, я просила не приставать к сыну с расспросами. Захочет — сам поделится, не захочет — лучше уважить тайну его уединения. Во многих детских садах (хороших, разумеется) даже стали создавать для детей такие специальные уголки, куда можно на пару минут спрятаться от коллективного внимания. Чтобы пошептаться с куклой, взгрустнуть о своем, всласть полелеять радость, когда ею не хочется делиться даже с самыми близкими. В школах такое, конечно, невозможно. Но хоть дома-то!
Некоторые психологи утверждают: тяга ребенка к одиночеству свидетельствует о наличии в его душе конфликта. Но почему бы не признать право на существование и за таким мнением: если ребенок стремится побыть один, ему как раз не плохо, а хорошо. Потому что есть у него спокойное море любви, в котором нужно открыть собственный необитаемый островок, есть надежный плацдарм заботы, из которого не страшно сделать кратковременную вылазку. Горько вынужденное одиночество — одиночество по обстоятельствам. Сладко уединение вопреки им. Тем более что в предподростковом, отроческом периоде, когда человек начинает самоопределяться, жесткие стремления взрослых «мудро руководить» его интересами, направлять их в «нужное русло», требования посвящать родителей во все и вся воспринимаются как интервенция в личность. Тогда действительно получается конфликт — уже не столько индивидуально душевного, сколько общественно-семейного характера.
…Кстати, Юркина тайна недолго оставалась за семью печатями. Случайно Света выудила из- под подушки сына… самоучитель кун-фу. Мальчишка купил его у одноклассника за средства, тайком сэкономленные на обедах в школьной столовой. Была у него, оказывается, мечта, но не было желания ею делиться. В отсутствие своих добрых, любящих, но слабых и равнодушных к борцовским фильмам женщин он стремился стать настоящим мужчиной. Почему бы и нет?