КАВКАЗ: ПЛЮС КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ СЕЛА

Бедняк плюс бедняк — появится богач?

Где-то в конце восьмидесятых, на третьем-четвертом году перестройки, у нас на Юге прошла волна раздробления больших колхозов и совхозов. Логика была такая: станет легче осуществлять оперативное управление, рядовые села, превратившись в центральные усадьбы хозяйств, смогут повысить свой экономический, социально-культурный статус. То есть новые образования начинают динамично развиваться, а старые, облегчив бремя нагрузки, более уверенно продолжают двигаться вперед. Да — на бумагах, в просторных залах высоких заседаний. В действительности же в подавляющем большинстве случаев новорожденным сразу после первого оттиска печати отводилась роль париев.

Во-первых, в самостоятельное плавание пускали самые отдаленные, наименее перспективные, как было модно говорить, села. А это означает — скудные человеческие ресурсы, отсутствие нормальных дорог, почтово-телефонной связи и т.п. Во-вторых, новообразованиям выделялась техника: автомашины, комбайны, тракторы, инвентарь. Отмечу, в десяти случаях из десяти бывший руководитель оставался в старом хозяйстве. И новому коллеге он, если бы и хотел, не мог отдать самые лучшие механизмы: просто рука не поднималась.

Вот так тогда в Березнеговатском районе на Николаевщине появилось еще одно коллективное хозяйство. Колхоз «Украина» (Мураховский сельсовет), избавился от села Кавказ, имени Чкалова (Белокриницкий сельсовет) — от села Новороссийск, которые и образовали колхоз «Прометей». Здесь же — весь набор вышеупомянутых проблем: ни дорог, ни газа, ни жилья, ни рабочих рук. В Новороссийске, который лишь числился селом, проживали одиннадцать человек, в том числе всего двое трудоспособных. Несколько более бодрым выглядел Кавказ, но и там, скажем, был один-единственный специалист: водитель поломанной автомашины.

Короче, бедность к бедности — жди богатства? Оптимисты, по хоккейной терминологии, повели игру в явном меньшинстве. И нашелся среди них человек, хорошо знавший арифметику и, возможно, именно потому сыгнорировавший ее, — 27-летний главный бухгалтер колхоза «Украина» Николай Скорый. Он согласился пойти к «пасынкам»: 6 февраля 1989 года Николая избрали председателем правления. С того времени его житье-бытье неотделимо от «Прометея»: на протяжении тринадцати лет Скорый умудрился не ходить в отпуск.

Живучий «Прометей»

Прежде всего взялись за строительство. Конечно, в бригады позвали чужих — своих рук не то что для кирпича-шифера, на полевые работы не хватало. Начали с более отдаленного и более захудалого Новороссийска. Асфальтированная дорога и к селу, и во всем селе, просторные коттеджи, полная газификация. В Кавказе ныне тоже коттеджи, тоже асфальт, но газ подвели еще немногим (к слову: в доме председателя газа еще нет).

Становилась на ноги экономика — увеличивалось количество скота, птицы, а урожаи едва не на самых плохих в районе землях вывели «Прометей» в первые строчки отчетов.

А вскорости на календаре крупно проступило слово «реформы». Посмотрел-посмотрел Скорый, переговорил с колхозниками да и решил не спешить. Тем более бурного нажима, особенно с первыми КСП, не было. Но когда уже районные и областные чиновники десятками, сотнями двинули в фермеры, а Скорый хорошо знал, так сказать изнутри, их намерения, когда поля начали зарастать африканскими на вид сорняками, — взгляд на реформы радикализировался.

Вообще-то вот уже второе десятилетие власть нас убеждает: в сельском хозяйстве реформы проходят успешно. Однако со словами что-то здесь не то, особенно с ключевым. По латыни, как известно, оно означает изменения, преобразования и пр. И реформы— это отнюдь не развал, не ломка, не разорение, не разворовывание. Условно перефокусируем понятие сельских реформ, к примеру, на образование. И что увидим? Многие школы закрылись, черепицу и столярку со зданий растянули или продали за бесценок новым владельцам магазинчиков и базарчиков, учителя встали на учет в службе занятости, а ученики, свободные от занятий, увлекаются наркотиками и дискоклубами. И самое страшное: те дети за годы реформ напрочь забыли о школе, о работе над учебниками, у них пропало генетическое влечение к знаниям.

Скорый и его кавказские и новороссийские единомышленники, видя вокруг результаты реформ, со страхом начали смотреть на каждого приезжего: и этот будет отговаривать от колхоза?

Тот им:

— Все люди уже пошли дальше КСП. Они создают ПОПы, СТОВы, только вы на обочине.

Прометеевцы в ответ:

— Мы при колхозе обновили-возродили села, мы построили маслобойню, крупорушку, гараж, ток, склады, весовую, мастерскую, автозаправку, детсад, свыше трех десятков коттеджей, провели газ, воду, у нас даже к кладбищам подъезды асфальтированы, а в районе — все, как кладбище. Кто сегодня строит, кроме нас?

Приезжий им:

— Каждый должен быть хозяином. Бросайте этот колхоз, проводите распаевывание. Будете жить лучше, богаче.

Прометеевцы в ответ:

— А мы и так не бедствуем. Есть у нас и зарплата, есть и доплаты. Колхоз обеспечивает и хлебом, и мясом, и молоком, и яйцами. У нас дети растут как грибы. Вон ваша реформированная Белая Криница по количеству жителей почти в три раза превосходит нас, а школьников и дошкольников больше у нас.

«Этот Кавказ нам всю статистику портит!» — плевались в районных и областных кабинетах. Плеваться плевались, а для наезда — никаких оснований: зарплата — день в день, хозяйствуют умело, налоги платят исправно.

— Да чего там скрывать, давление, конечно, на прометеевцев оказывали, — соглашается председатель райгосадминистрации Михаил Кожанов, сам в недавнем директор совхоза. — Даже приезжал Иван Дмитриевич (Шульга, выходец из Березнеговатского района, ныне вице-губернатор по вопросам АПК. — В.И.). Поездил по обоим селам, поговорил с людьми да и заявил: «Всем бы так работать. Кто еще будет давить, направляйте его прямо ко мне».

Вот так он стоит и сегодня, этот «Прометей» — единственный на Николаевщине колхоз.

Колхозная экспансия

Между тем постепенно умирала вчерашняя метрополия прометеевцев — белокриницкий колхоз имени Чкалова. Реформирование во всех его отрицательных аспектах привело к тому, что опустели фермы, поля заросли не только сорняками, но и деревьями, люди, отлученные от работы, уж и разучились ею заниматься. Дорога, как к Риму, привела к «Прометею». В прошлогоднюю весну Кавказ взял в аренду более тысячи гектаров у Белой Криницы. Не погнались за быстрой копейкой, пожалели землицу: все до последней сотки пустили под пар. Почва была такая запущенная, что на некоторых участках даже великаны «Кировцы», вспахивая более чем на тридцать сантиметров, ломали корпуса плугов. Но сейчас пар зимует, людям выдали по семьсот гривен за пай, начали приводить в порядок производственные территории, на фермах появилась живность. Вообще свыше миллиона гривен вложил «Прометей», скажем осторожно, в попытку возрождения Белой Криницы.

Но история с бывшим хозяйством имени Чкалова, похоже, лишь первый штрих экспансионистских намерений Кавказа. Под соседним райцентром, городом Снегуровкой, уже несколько лет доживает свой век известная прежде на весь юг птицефабрика. Государственная, потом приватизированная, потом заброшенная и разворованная, она, казалось, была обречена уже бесповоротно. Как-то Скорый (а он выращивает в колхозе и кур, и уток) по дороге в Николаев заглянул в этот птицемавзолей и присмотрел старое, разукомплектованное оборудование инкубатора. Четыре блока, в каждый из которых можно будет за один раз закладывать по сорок пять тысяч яиц, выторговал недорого, приблизительно за десять тысяч гривен («в хозяйстве пригодится» — это у Скорого как кредо). Затем присмотрелся к фабрике повнимательнее, переговорил с неудачниками-акционерами да и выкупил ее всю. За 160 тысяч гривен. Для справки сообщу, что на 37-гектарной огражденной территории фабрики — 50 помещений разного размера.

Ныне завезли туда по две с половиной тысячи уток и гусей, там постоянно находится рабочая смена колхозников — и для ухода за птицей, и для охраны еще не разрушенного. Что будет дальше с фабрикой, Скорый наверняка не знает. А может, и знает, да не хочет говорить: здесь от проекта до прожекта — один шаг. Просто он убежден, что такое большое предприятие не должно пропасть. И верит, что не за горами лучшие времена и государство сможет инвестировать возрождение птицефабрики.

Другими планами расширения колхоза Скорый не делится, но, похоже, экспансия «Прометея» — всерьез.

А если без Скорого?

Конечно, в том, что в прежде глухих, полувымерших селах ныне зажиточно живут и плодотворно трудятся члены единственного в области колхоза «Прометей» —главная заслуга 41-летнего Николая Скорого. Собеседники и в селе, и в райцентре, характеризуя его, будто сговорившись, обязательно подчеркивают: «Скорый — человек весьма своеобразный». Да, он, как немногие, не жалеет себя в работе, он слишком, если вообще это слово здесь уместно, требователен к подчиненным, он не любит хвастаться прибылью («коммерческая тайна»), он абсолютно не хочет говорить о себе. Только от председателя райгосадминистрации я узнал, что Скорый заканчивает работу над кандидатской. Только зайдя без него в кабинет-каморку председателя колхоза площадью два на три метра, увидел яркую афишу:

«Кавказский спортклуб боевых искусств

самбо, дзюдо, джиу-джитсу

с. Кавказ

Березнеговатского района

Открытое первенство с. Кавказ по дзюдо на призы

Скорого

Николая Викторовича

В соревнованиях участвуют команды сел Кавказ, Лепетыха,

Мураховка, города Снегуровки

Главный судья соревнований — судья национальной категории, заслуженный тренер Украины С.Зиньковский»

Однако главное своеобразие Скорого, пожалуй, в том, что слишком многое он желает делать сам и только сам. Собственно, и делать, и решать. Можно в этом усматривать авторитарность, можно упрекнуть его в неумении или нежелании воспитывать если не смену себе, то равноправных коллег-помощников, но реальность такова: Скорого сегодня в колхозе заменить некем. В нынешнюю зиму он впервые за тринадцать лет решил пойти в отпуск. Только передал дела заместителю, как ... сгорел свинарник. «Я же им приказывал, я же им растолковывал: если разогревать замерзшую систему отопления, там нужно все промести, расчистить, чтобы некуда было и искре упасть», — чертыхался он, косо поглядывая на обгорелое помещение.

Я понимаю, эпизод со свинарником — это, возможно, простое стечение обстоятельств. Но все-таки не дает покоя мысль: что, если и сам колхоз «Прометей», несмотря все общечеловеческие, экономические закономерности, несмотря на реакцию крестьян на грубые ошибки в проведении реформ, обязан своим существованием только одному человеку?