КАМО ГРЯДЕШИ... УКРАИНСКИЙ ЯЗЫК НА УКРАИНСКОМ ГОРИЗОНТЕ?

В последние годы наблюдается все более сильное давление определенных заполитизированных, неблагосклонных и враждебных к полноценной суверенности Украинского государства кругов в сфере так называемого языкового вопроса с его навязчивым рефреном — предоставлением русскому языку в Украине в законодательном порядке однозначно максимальных прав. Острая необходимость этих, мягко говоря, странных (в условиях повсеместного несоблюдения норм, касающихся государственного статуса украинского языка) требований подается в узком терминологическом диапазоне — речь идет о статусе русского в качестве второго из равнозначных государственного или официального языка. Требующие непривередливы: что-нибудь — хоть государственный, хоть официальный, лишь бы только «уравновешенный» в букве и параграфе закона. Терминологически-политическая борьба вызревает на фоне активной деятельности сторонников упомянутой законодательной идеи и широкомасштабного наступления русского языкового и мировоззренческого факторов. Не упоминая здесь о прочих российских и пророссийских факторах и интересах в украинских экономике, политике, культуре и т.п.

Настойчиво выдвигаются разнообразные постулаты и аргументы, в качестве обоснования указанных требований, которые заодно и по ходу дела бросают тень на и без того бездействующее украинское языковое законодательство.

Попытаемся привести к общему знаменателю некоторые из основных аргументов.

Вот постулат и аргумент первый: априори принимается, что главный признак языкового пространства Украины — ее радикальное (?!) разделение на украиноязычный Запад (Галичину) и русскоязычный Восток (Донбасс) и Юг (Причерноморье). Авторы этого аргумента — по их мнению, просто «убийственного» — решительно настроены проводить членение, демаркацию, размежевание, хоть сегодня прокладывать борозду по государственному массиву, хоть сейчас устанавливать желанную для них, но несуществующую границу между украинским Востоком и Западом.

Используется и соответствующая терминология: «расслоение регионов», «коренной» русский язык в Украине, которым якобы пользуются две трети населения, «максимальная поляризация» в «языковом противостоянии» Востока и Запада и т.п. Авторы «противостояния» давят на сознание граждан Украинского государства, вынуждая безоглядно, без пересмотра, анализа и исторической оценки принять это их разделение в качестве исходного (нулевого) варианта. Словом, украинскому обществу навязывается довольно коварное исходное условие.

Второй ходовой аргумент касается не менее загадочного мнения о том, что якобы присущие духу времени цивилизационные, деловые, модерные процессы происходят и инициируются исключительно в среде той части украинского общества, которая пользуется в своей деятельности русским языком, в противоположность другому, пассивному и отсталому общественному сектору, который связан со слабоэффективной культурой села, говорит по-украински и является едва ли не противником модерных цивилизационных процессов в государстве. Тоже весьма и весьма характерное манипулирование фактами из экономико-цивилизационно-языкового винегрета.

Вот еще порция неотразимой аргументации: считается неопровержимым, что русскоязычное население, проживающее компактными группами в восточных и южных областях государства, лишено перспектив в своем языковом пространстве. Более того, страдает от процессов «украинизации». Тем временем совершается развернутое наступление на его демократические права, а русский язык, что особенно страшно, во все большей степени лишается государственной защиты. Жупел «украинизации», безусловно, поражает. Особенно тех деятелей и те политические структуры, которые находятся за пределами Украины и присматриваются к грозному страшилищу, слыша призывы доморощенных защитников прав русского меньшинства в Украине.

Благородное негодование борцов против ущемления правового поля русского языка вызывают немощные попытки государства поставить украинскую школу на украинскую мировоззренческую платформу, хотя бы например в виде обязательного изучения государственного украинского языка и исторического опыта Украины в его несоветской и нероссийской трактовке. Оказывается, эти факторы тоже являются насилием над русским языком в Украине, хотя никто даже из отъявленных украинофобов не сможет объяснить, как знание государственного языка может ущемлять права неукраинского населения страны и почему украинский народ должен вероисповедовать (не иначе!) только традиционную русскую мировоззренческую версию его собственной истории. На этом отрезке «противостояния» путаница понятий, искажение предметов дискуссий и истинного положения вещей особенно вопиющие.

То же касается юридических аспектов в аргументации защитников дискриминированного русского слова, когда изыскиваются и навязываются загадочные тенденции нарушения конституционно гарантированных прав некоренного населения страны, прежде всего и исключительно — именно русского населения. Украинское государство, наряду с Прибалтикой, выставляется перед миром как злостный нарушитель собственной Конституции и демократических принципов. Причем дело подается так, словно Европейское сообщество уже сурово присматривается к поступкам нарушителя и вот-вот соберется его наказать.

В то же время Украине поучительно указывают на положительные примеры решения языковых вопросов, тыча пальцем в Финляндию, где живет шведское меньшинство (в основном на Аландских островах) и где введено двуязычие, которое якобы разрешило все проблемы в, получается, тоже очевидном «противостоянии» (?!) финнов и финских шведов. Или в Ирландию, где, несмотря на отягощенные историческим наследием отношения с англичанами, английскому языку, наряду с ирландским, предоставлен равный правовой статус.

Думается, достаточно и этих неотразимых аргументов, хотя список их можно продолжать. Не следует ли присмотреться к ним повнимательнее, чтобы понять, какие именно политические интересы вырисовываются за ними. И почему перед носом рядового, сбитого с толку неприглядной действительностью украинского гражданина так настойчиво размахивают этими аргументами разнообразные аналитические названные и не названные структуры, разномастные энтузиасты, откровенные и замаскированные украинофобы?

Взять хотя бы последний, ирландский пример. Одиозно поданный, он должен казаться вполне убедительным для слабо знакомого с мировыми проблемами украинского гражданина. Но почему бы, используя ирландскую аргументацию, не вспомнить, что проанглийское решение ирландского политикума и было, и остается тяжелой проблемой, а не достижением ирландцев, горьким, сформированным под давлением различных факторов обстоятельством, которое, будучи помноженным на факторы вероисповедального, национального, исторического, экономико-политического значения, довело в конечном итоге до трагедии Ольстера.

Очень неудачно разыгран и финский аргумент. Разве в богатой, экономически и политически хорошо обустроенной Финляндии, рядом с так же хорошо обустроенной Швецией, существует «противостояние» шведского меньшинства и финского большинства? Такое «противостояние», на которое охотно указывают «доброжелатели» в Украине, подогревая настроения размежевания украино- и русскоязычного населения Украины, украинцев и русских. Разве кто-то в краю Суоми бередит финских граждан, которые в быту пользуются шведским языком, чучелом «финского бандеры»?

И почему бы, бросая взоры на Ирландию и Финляндию, не посмотреть на более близкую и образцовую для многих активистов в Украине Российскую Федерацию? Почему бы не дать оценку тому, что ни Государственная дума, ни президент, ни российские демократы, ни одна из политических партий и не думают бороться с несправедливостью, творящейся вокруг украинского национально-языкового фактора в России, делая вид перед бдительным оком Европейского сообщества, что такой проблемы не существует? В конце концов, ее там действительно не существует: украинцев не считают даже народностью, не то что национальностью. Очевидно, такие хронически-шовинистические российские убеждения приобретают сегодня признаки новой эпидемии, способной просачиваться сквозь территории и границы. Но любая эпидемия в здоровом организме наталкивается на здоровое сопротивление. К этому аспекту мы вернемся немного ниже. Сейчас же зададим вопрос: не стоит ли борцам за расширение правового поля русского языка в Украине, которые, предположим, желают справедливости и добра, дать хоть сколько-нибудь справедливую, служащую идее того же добра, оценку тому, что в Российской Федерации принято не обращать внимания на проблемы украинского меньшинства, а в Украине не принято отстаивать интересы национального большинства — тех же украинцев.

Что мы подразумеваем под отстаиванием интересов национального большинства украинцев в государстве Украина? А то, что именно украинский, а не какой-либо другой язык должен быть — наряду с русским — де-факто признан действительно равнозначным и имеющим равные права на функционирование в Украинском государстве; что настоящее, а не фиктивное признание государственности украинского языка является первостепенной проблемой, которая должна быть полноценно разрешена на государственном уровне; что только тогда, когда украинский язык действительно займет причитающееся ему по Конституции положение в Украине, рассмотрение вопроса предоставления русскому языку статуса равнозначного государственного (официального) может получить реальные, а не надуманные, не унизительные для россиян и не политические основания. То есть необходимо ставить вопрос наоборот: именно украинский язык должны поддержать разнообразные активисты — от государственных мужей и украинских патриотов до защитников прав русского языка — как такой, право развития которого осуществляется в соответствии с конституционными нормами.

Обрусение в языковой сфере переходит в сферу национальной идентичности. И этот эффект присущ не только разнонациональным семьям, — это довольно распространенное явление, ярко свидетельствующее о вторичности украинской нации в своем же государстве. Оно свидетельствует о том, что украинские государственные деятели не заботятся о развитии государства украинского народа и, таким образом, пассивно способствуют развитию такой политической государственности в Украине, которая в принципе не является и не предназначена быть украинской.

Разрешение языковой проблемы в Украине, учитывая ее острую специфичность, должно происходить таким образом, чтобы не унижать не только национальные меньшинства Украины, но и, прежде всего, саму украинскую нацию. Поскольку у нас пока украинцам дана конституционная бумага, а конституционными привилегиями пользуется русская или русскоязычная часть народа Украины. Понятно, что подобное положение не способствует и не может способствовать утверждению, в частности, права русского языка быть равнозначным государственным (официальным). Поскольку провозглашен государственным украинский язык, а фактически государственным является русский, то все уставные предписания — равнозначность, равноправие, равнозначимость — теряют смысл, из них выпадает главная составляющая — «равно».

Предлагаем сосредоточиться на несколько иной тематике. Как, например, быть с шумно представленными фактами нарушения конституционных гарантий по сохранению национальной идентичности неукраинского населения Украины? Правомерно ли эти факты использовать в качестве аргументов обвинения в ущемлении прав граждан некоренных этнических групп в Украине?

Заглянем в Конституцию. Обратим внимание на программу законодательной защиты прав граждан неукраинской этнической принадлежности на сохранение и свободное развитие своей национальной идентичности. Она развернута столь всесторонне и столь юридически широкоформатно, насколько в современном демократическом законодательстве принято считать допустимым.

Выгоды, гарантированные украинскими законами для национальных меньшинств, давно стали невыгодами для украинского большинства. Граждане русской национальности в Украине не могут, не покривив душой, пожаловаться на ограничение доступа на украинское государственное пространство русской литературы, периодики, средств массовой информации и т.п. То же касается разнообразных культурных программ, которые по всему государству разворачиваются в русском языковом поле или поставляются из самой России.

Именно украинское языковое пространство подвергается тяжелому испытанию нашествием экспортируемой восточным соседом и доморощенной разнообразной печатной продукции, радио- и телепродукции, шоу-бизнеса, пропаганды и историографии русского образца и языкового оформления. Именно украинскому народу приходится постоянно бороться за реальную защиту своих самоидентичности и культуры со стороны собственного законодательства, — того законодательства, под чьим крылом щедро раздаются неограниченные льготы русской и русскоязычной культуре.

Отдельной частью конституционного законодательства является предписание о функционировании украинского языка в диапазоне школы. Государство, которое не заботится о национальном характере средней и высшей школы, о том, чтобы преподавание в них велось на национальном языке, — бесперспективное государство. В этом направлении в Украине сделано слишком мало, и даже эта малость вызывает возмущение у тех, кому государственное будущее Украины — что кость в горле. Разрастается обструкция деятельности украинских школ на Востоке Украины. Государство не поддерживает украинское школьное дело ни на Юге, ни на Севере. Да и не только там. Разве русскоязычность нашей общеобразовательной, средней, высшей школы — секрет или вымысел? Мы однозначно настаиваем на том, что языком обучения в украинской школе всех уровней должен быть государственный украинский язык. Утверждение такой реальности — право государства и право его основного коренного народа. Планомерное постепенное внедрение украинского языка в школах и университетах лежит в сфере интересов развитого Украинского государства. В то же время обеспечение русскоязычного, иноязычного населения Украины правом получения образования на родном языке должно лежать не в русле введения в украинское школьное дело русского (какого-либо другого) языка, а только в русле создания силами национальных меньшинств и при государственной поддержке собственных русскоязычных (иноязычных) образовательных заведений.

Особое внимание следует уделить жупелу «украинизации», все более нагло раздуваемому определенными силами, в частности над юго-восточными просторами Украины. Жупел столь же древний, как и древнее «российское зло» на украинских просторах. В свое время коммунистическая номенклатура подожгла, раздула и растоптала этот жупел, но идея сохранилась до сих пор. Эта провокационная «украинизация» подается в этаком, на первый взгляд невзрачном, чуть ли не курьезном виде, но на самом деле карта разыгрывается в хорошо обдуманном ключе и в удобных реальных обстоятельствах.

И самое обидное из этих обстоятельств — непривлекательная материальная действительность украинской «глубинки», обнищание подавляющего большинства населения наряду с неспособностью власти разрешить насущные проблемы жизнедеятельности общества.

Особенно обидно, что на это подавляющее большинство украинского населения довольно успешно направлена жуткая своей несправедливостью ложь, будто во всех бедах общества виновна не конкретная власть, а сама украинская государственность как принцип действия, как форма общественно-политического существования украинского народа; не искореженная противоречивым законодательством, коррупцией и стихийной капитализацией экономика государства, а только факт независимости Украины, стремление украинского народа жить и творить в собственном государстве. И эта ложь, рассчитанная на наиболее неустойчивое сознание, вызывает неприятие украинской идеи, украинского выбора. Чем дальше во времени отодвигается материальная стабилизация украинского общества, тем активнее отчуждение от всего украинского — языка, обычаев, закона, школ, прав, самой национальной принадлежности и т.п. Существует немало политических сил, которые ждут не дождутся триумфа самоотчуждения украинского народа от собственного государства. Надежды эти напрасны, но в сочетании с прочими деструктивными тенденциями, направленными против украинской государственной независимости, они могут обрести и реальную почву. Ужасы «украинизации» — одна их таких пресловутых деструктивных операций. При здоровом взгляде на вещи это должно было бы оскорблять национальную гордость русских жителей Украины не только своей откровенной примитивностью, но прежде всего наглостью, поскольку их, совершенно очевидно, воспринимают не иначе как статистов. Чтобы раскроить, располовинить, взбунтовать общество, размежевать его на -филов и -фобов, мотив «украинизации» запускается в украинскую действительность с далеко идущей целью ее ухудшения, дискредитации, унижения. Не «украинизация» угрожает национальным меньшинствам Украины, а взращенное в антиукраински настроенном сознании определенных политических сил «страшилище» украинизации. По сути, происходит травля украинского народа в его же государстве.

В жизненных неурядицах большинства украинцев, россиян, белорусов, поляков, венгров, болгар Украины никак и ни в чем не провинился украинский язык. Но именно такие понятия, как украинец, украинский этнос, украиноязычность, выставляются виновниками нашей общественной неустроенности. Придумать больший абсурд, думается, просто невозможно!

Возникает резонный вопрос: имеет ли право в таких условиях проукраински настроенная часть нашего политикума поддерживать идею предоставления русскому языку статуса государственного? Не будет ли это равнозначно измене, циничному приговору не только украинскому языку, но и всему украинскому в государстве?

Еще один миф, значительно более изощренный — о том, что носителем экономически-политического прогресса выступает именно русскоязычная часть населения Украинского государства. То, что русский язык широко используется в деловых кругах, остается непреложным фактом. Этот факт — слагаемое нашей противоречивой действительности с ее неоднозначными мотивами, тенденциями, проявлениями. Но он никак не свидетельствует о лидерстве «избранных» русских или русскоязычных фигур в деле общественно-производственного прогресса, как и об «отсталости» иноязычных, в частности украиноязычных деловых людей. Он вообще не свидетельствует о преимуществе одних общественно-национальных групп над другими, не имеет права быть таким свидетельством и не убедителен в этой своей роли.

Русский язык до тех пор будет преобладать в качестве языка общения деловых кругов, пока большая часть общественно-государственного потенциала будет направлена в Украину на словах, а не на деле. Деловому украинскому языку требуется по-настоящему деловое, юридически развитое, стабильное в нормализованном использовании общественных сил и ресурсов государство с развитым, а не забитым обществом. Пока форсировать замену русского языка на деловом уровне украинским бесперспективно. Но так же бесперспективно заниматься подменой объективных процессов прагматического значения спекулятивно-политическим диагнозом.

Так же недопустимо на данном отрезке использовать упомянутый факт доминирования русского в качестве аргумента за предоставление ему статуса второго государственного. Во имя чего, на что должен работать этот статус в деловой сфере? Если во благо России как государства, то все более-менее понятно. Но почему деловые круги Украины должны действовать во имя России, а не Украины? Какое государство может позволить себе такой нонсенс — чтобы какая-то его ветвь разрасталась в пользу другого государства? И вообще — при чем здесь статус, именно статус русского языка? Что обеспечит этот статус? Успех в бизнесе? В деловой речи море английских терминов и американизмов, — почему бы в связи с этим не говорить о государственном статусе английского языка в Украине?

И наконец, о зловещих демаркационных линиях, о раскраивании Украины на разобщенные лоскуты, о взращенном в дремучих вельможно-рабских кулуарах «противостоянии» Востока и Запада, украиноязычного и русскоязычного элементов украинского общества. Для кого весь этот сад откровения предназначен? Какой цели служит?

Не будем изводить бумагу ради того, чтобы показать, что последствия имперской политики царской и большевистской России с их вердиктами, запрещающими само существование «малороссов», голодоморами, направленными против «малороссов», и масштабными планами образования русскоязычного советского народа от Чукотки до Карпат, должны быть объективно оценены, осуждены и учтены при дальнейшем развитии суверенного Украинского государства. Но просто обязаны отметить, что как минимум безнравственно подавать имеющийся украинский языковой диапазон как суженный объективно, как внеисторическое обстоятельство, как факт действительности, который следует воспринимать пассивно, не анализируя. В качестве этакого, согласующегося со всеми факторами, стартового момента. Обязаны отметить, что терминология «противостояния» и «максимальной поляризации» служит наращиванию поляризации и противостояния, а не объединению общества. Наконец, какой именно тип «противостояния» констатируют максималистски настроенные поляризаторы русскоязычного Востока и украиноязычного Запада, — не тот ли, который бурлит накануне силового столкновения? Пугало гражданской войны, безусловно, поражает украинское сознание хотя бы потому, что образ военного молоха отпечатался в его генетической памяти. Но и в этом случае имеем манипулирование понятиями — языковая ситуация в Украине коварно объявляется максимальным противостоянием, а вопрос государственности украинского языка сопровождается спровоцированной обстановкой настоящей мобилизации, встревоженности среди русскоязычного населения страны.

Спрашивается: почему в такой без преувеличения болезненной атмосфере «максимальности противостояния» подается именно функционирование украинского и русского языков в Украине? Отвечаем: потому, что это противостояние не столько реальность, сколько призыв к возмущению.

Тотальное господство русского языка на востоке и юге страны — это явление, которое окрепшее Украинское государство преодолеет так, как преодолела тотальное онемечивание своего народа Чехия. Корни населения упомянутых регионов — украинские, и естественно, что из этих корней в будущем вырастут украинские ствол и крона. Но это произойдет лишь тогда, когда демократия в Украине, несмотря на все, станет реальностью, а не размытой видимостью демократии, а экономика богатого края, наконец, проявит себя главным гарантом его внутренней свободы.

Проблема даже не в этом злосчастном разделении-размежевании государства. Проблема в том, что украинские проявления «демократических инициатив» превращаются в совершенно недемократические игрища с языком коренного народа Украины, которому после достижения демократических вершин, каковые отождествляются с предоставлением русскому языку государственного статуса, обещают золотые горы, подталкивая на самом деле украинский язык к вырытой для него глубокой яме.