ИЮЛЬ. БАРКЛАЙ- ДЕ-ТОЛЛИ

Прогуливаясь по Риге, заметил интересную церемонию — группа людей собралась возле памятника, накрытого белым покрывалом. Через несколько минут увидел стоявшего на постаменте — фельдмаршала Михаила Барклая-де-Толли, знаменитого российского полководца, победителя Наполеона, уроженца будущей столицы Латвии...

У этого памятника судьба не лучше, чем у самого Барклая. Обедневшего аристократа с немецко-шотландскими корнями отстраняли от командования каждый раз, когда на смену здравому смыслу должен был прийти патриотизм — в российско-имперском значении этого слова. Барклай-де-Толли достиг самых высоких чинов и выиграл самые громкие кампании, но для большинства своих современников, да и для большинства историков, он оставался всего лишь наемником, нежелательным иностранцем... Барклай-де-Толли не мог победить Наполеона Бонапарта, у этой победы должно было быть русское лицо Михаила Кутузова. Так один великий полководец перестал быть человеком и превратился в икону, а другой остался лишь бледной тенью кутузовского триумфа. Памятник Барклаю в его родном городе — тогда, кстати, губернском центре Российской империи — появился только накануне Первой мировой войны, во время которой и исчез. В независимой Латвии стремились скорее избавиться от монументов имперских времен, чем восстановить утраченные. Но вот что интересно — после начала советской оккупации центральную улицу Риги назвали фамилией Суворова, а о Барклае-де-Толли снова «забыли». Так постамент исчезнувшего памятника и стоял в одном из парков в центре латвийской столицы...

Теперь популярная газета «Lauku avize» обвиняет бизнесмена, финансировавшего изготовление копии памятника, в восстановлении символов авторитарных времен. Я старался доказать коллегам, что на самом деле появление в Риге бронзового фельдмаршала и является наилучшим опровержением имперской идеи: человек, военный гений которого спас государство от поражения со стороны мощнейшего врага не только того времени, но и, возможно, всех времен, всегда оставался для этого государства пасынком только потому, что имел «не ту» фамилию и «не ту» кровь. Разделение на «своих» и «чужих» будет продолжаться и в будущем, тормозя развитие российской цивилизации. Просто случай с Барклаем-де-Толли остался хрестоматийным примером этого пренебрежения хотя бы потому, что, скажем, поэты Борис Пастернак и Иосиф Бродский, вызывавшие у хранителей «чистоты» сомнения относительно самой возможности их «инородческого» творчества на русском языке, стали нобелевскими лауреатами, которых никто уже не вычеркнет из русской литературы. А Барклай так и остался в представлении многих генералом-неудачником, ошибки которого пришлось исправлять Кутузову...

Меня вряд ли поняли. Барклай снова стал заложником большой политики: и сегодня его уже воспринимают как русского полководца, наконец-то... Впрочем, несмотря на иронию, я был рад увидеть этот памятник именно в родном городе фельдмаршала. Пусть для кого-то это символ «российскости» латвийского города и именно так он смотрит на памятник. А для кого-то — символ возрождения имперских символов, которые оскорбляют тех, кто ждал восстановления независимости. Но уже следующие поколения будут воспринимать Ригу прежде всего как европейский город со сложной, противоречивой историей (впрочем, практически каждый большой город отличается такой историей). Для них бронзовый Барклай будет не свидетельством «имперскости» со знаком «плюс» или «минус», а крупной фигурой в европейском прошлом и соотечественником, о котором нужно помнить...