ФЕВРАЛЬ. ШЕСТИДЕСЯТНИКИ

Несколько дней читал новую книжку Александра Бовина, посвященную годам его дипломатической службы. Читал не то чтобы с интересом, а с какой-то странной смесью уважения и раздражения. Такая неровная книжка! Только возникает уважение — удачная характеристика человека, точное видение процесса, и тут же маргинальная, преисполненная самовлюбленности мысль на следующей странице сразу же вызывает раздражение... И так все 815 страниц... Я вспомнил, как встречался с Бовиным в начале перестройки. Тогда он был ее заслуженным прорабом, я неимоверно радовался тому, что встречусь с настоящим метром журналистики. И действительно — Бовин дал мне блестящее интервью. Конечно, перед публикацией послал ему текст для проверки... До сих пор не оставляет меня чувство потрясения — в этом тексте каждая, ну буквально каждая строчка машинописи была перечеркнута и над ней от руки были вписаны совсем другие слова — осторожные, округлые, лишенные блеска и откровенности нашего разговора... Это — также причина для раздражения. Однако я все же продолжаю с чувством глубокого уважения относиться и к Бовину, и ко всей шестидесятнической элите. И осознаю, почему эти люди остались сегодня где-то на обочине постсоветского общества, хотя их ровесники продолжают руководить странами и регионами, считаются сильными политиками и успешными бизнесменами. Как по мне, существует две категории шестидесятников. Первые — люди, сформировавшиеся уже в хрущевскую «оттепель». Сформировавшиеся по-разному и в разных местах — кто-то на поэтических вечерах в политехническом или на киевских встречах в парке Шевченко, а кто-то — в референтуре ЦК КПСС... Эти энтузиасты вынуждены были стать незаметными и серенькими, приноровиться к новым порядкам, когда «оттепель» сменилась очередной реставрацией. И ждать своего времени вплоть до Горбачева. И оказаться калифами на час. Вторые и во время оттепели, и после оттепели, и в горбачевские времена, и в послегорбачевские были прежде всего послушными учениками — и в результате получили от жизни все — власть, деньги, иногда даже репутацию...

Я думаю, первые отличаются от вторых не способностями, не умением оперативно реагировать на требования времени, а только одним — наличием совести. Или хотя бы осознанием того, что совесть существует... Конечно, вторым об этом также могут рассказать помощники. Как раз на этой неделе читал храброе интервью Владимира Гусинского и патетическое заявление Бориса Березовского о готовности помочь телеканалу НТВ и «Медиа-Мосту». Прекрасные тексты! Однако общество может серьезно ошибиться, если сочтет, что у обиженных властью «олигархов» проснулась совесть. Нет, не проснулась и не проснется. Поскольку ее у них просто нет. Поскольку люди с даже убаюканной совестью не были бы архитекторами той безобразной системы, которую они создали на собственной родине. Впрочем, их страдания — это трагедия людей, лишенных власти и возможности зарабатывать новые и новые капиталы. Но есть же и другие, настоящие трагедии — трагедии развращенных ими журналистов, для которых свобода слова превратилась просто в пропагандистский прием, трагедии тысяч «маленьких людей», работавших в созданных ими экономических структурах, а в данное время ставших объектами прокурорского внимания только потому, что Владимир Александрович и Борис Абрамович поссорились с Владимиром Владимировичем. Трагедия общества, продолжающего жить по хищным экономическим законам, выгодным небольшой горстке людей, не способных зарабатывать деньги иначе, нежели по правилам джунглей... Таких «политических шестидесятников», как Бовин, — мне кажется, воспитала их среда. И Горбачева, и Кравчука, — остановило то, что они боялись перейти определенную грань, преступив которую начинаешь просыпаться по ночам... Разумеется, у них забрали инициативу те, кто всегда спит спокойно...

Я не знаю, есть ли выход из этого заколдованного круга. Меня никто не убедит, что люди, упорно создававшие системы — ельцинскую или кучмовскую, устанавливавшие правила игры, упорно давившие конкурентов или оказавшиеся лучшими игроками, способны эти системы изменить или же реформировать. Лишь до той минуты, когда восстановятся их разрушенные борьбой позиции в уже существующих системах властвования. Я никогда не поверю в борьбу за свободу слова в России, возглавляемую Владимиром Гусинским или Борисом Березовским. Ибо то, что произошло здесь с журналистикой, — их заслуга. Владимир Путин только воспользовался плодами их победы над обществом. И я никогда не поверю в украинскую оппозицию, пока не услышу хотя бы покаяние тех ее лидеров, которые щедро воспользовались преступными правилами игры в системе, созданной не без их участия. Общество уже было один раз шокировано, когда услышало на пленках голос Президента. Нельзя же его шокировать вторично голосами нынешних борцов?

Я очень боюсь, что этот дефицит элитной совести может привести к тому, что люди в нашем обществе утратят веру не только во власть, но и в тех, кто этой власти оппонирует. И тогда Украина легко достанется любому авантюристу, хорошо хотя бы своему, а не соседу... Вспомните, президентские кампании 1994 года — и Кучмы, и Лукашенко — строились на борьбе с коррупцией, наведении порядка, обеспечении человеческой жизни... А какие тотально коррумпированные, нищенские общества построили вчерашние кумиры?

Мы еще не опоздали с люстрацией. Нам нужно сменить не только Президента. Нам следует заменить элиту, весь этот хищный политический класс под любыми знаменами. И не верьте ей, когда она скажет, что проще заменить народ.