Поддержать
Мы уже немного выдохнули после 14 января, когда российская ракета попала в дом в спальном районе Днепра. А днепряне — нет. Поисковая операция в разрушенном доме продолжалась 69 часов. За это время 39 людей были спасены, 79 травмировались и 46 погибли. Еще 11 исчезли без вести. Тела некоторых еще надо идентифицировать.
Как там сейчас наши люди? Как со всем справились медики? Где живут семьи, потерявшие жилье? Что делает город, чтобы хотя бы номинально вернуть пострадавших домой?
Обычный день во время войны
Как раз в тот момент Владислав Соловьев и его жена находились дома. В их квартире не было света из-за веерных отключений, начавшихся с тех пор, как российские войска стали обстреливать энергоинфраструктуру в Украине. Свет выключили приблизительно в час дня. Вместе с электричеством исчезли и мобильная связь и Интернет. В тот день к ним должны были приехать специалисты замерять потолок, чтобы наконец закончить ремонт в квартире.
Соловьевы купили квартиру на улице Набережная Победы в 2019 году. Мужчина говорит, что это был долгий путь: от периодической смены арендованного жилья до собственного дома.
— Наш район считается очень приятным в Днепре. Спальным, семейным, тихим, даже такое о нем можно вспомнить, — рассказывает Владислав. — Мы начали смотреть сериал на кухне, а потом ушли в другую комнату. И хорошо, что мы вышли из кухни. Через пять минут прозвучал взрыв. В момент, когда я почувствовал эту взрывную волну, сказал жене оставаться в ванной, где она в то время была. Туда же к ней принес и двух наших кошек — Эмилию и Эмму. Мы все испугались, и животные тоже. Но я пытался понять ситуацию, масштаб произошедшего. На всех курсах, которые учат, как «встречать смерть», объясняют, что не стоит паниковать и надо посмотреть вокруг.
Владислав оставил кошек и жену в ванной, а сам посмотрел в окно, в котором увидел дым, поднимавшийся с соседнего корпуса дома. Потом открыл входные двери, откуда на него повалили пыль и дым. Связи некоторое время не было. Потом супруги услышали голоса людей, кричавших на улице. Это были спасатели, они пытались выяснить, есть ли под завалами люди. А потом один из них постучал в дверь к Соловьевым, — Владислав надел на жену респиратор, взял кошек, и они начали спускаться по ступенькам с восьмого этажа своего подъезда.
— Когда мы вышли на улицу, то увидели кучу обломков и камней, через которые надо было переступать. Мы пытались понять, что происходит вокруг. Но ничего не увидели, кроме большой дыры. Мы знаем этот подъезд. Я просто увидел тот фрагмент… Мы слышали людей, которые кричали и звали на помощь.
В тот же день супруги Соловьевы вышли из дома на Набережной Победы, 118, и поехали к друзьям. Сейчас они живут у родственников за городом. В их квартире, в которой Владислав уже успел забить окна, проводится экспертиза, которая должна определить, можно ли в ней продолжать жить.
— Надеюсь, я буду жить в этом районе. Но уже, видимо, не в доме номер 118, — говорит мужчина. — Как можно жить рядом с местом, где погибли ваши близкие, родственники, друзья, знакомые и где постоянно будет место траура? Нам будет тяжело туда вернуться. Каждый раз, спускаясь по ступенькам с восьмого этажа, будем вспоминать об этом. Сейчас придется начинать все сначала, опираясь на опыт, который у тебя уже был, и жить с мыслью, что это может произойти снова. Какова вероятность того, что это не повторится? Для меня это будет сокровенное место и сокровенная дата.
«К нам везут тех, кого другие не могут спасти»
Сергей Рыженко — генеральный директор больницы, куда привозили пациентов с Набережной Победы, 118. Высокий, худой, в очках. Сидит в уголке небольшого кабинета, двери в который открыты. Идущих по коридору узнает по голосу и время от времени просит к нему зайти.
14 января Сергей Рыженко подумывал выйти в парк. Суббота же, выходной, хотел прогуляться.
— Я как услышал взрыв, аж подпрыгнул. Через пять минут звонок от моего коллеги из «скорой». Говорит, что к нам поедут самые тяжелые пациенты. Взорвался дом. И все началось.
Сергей протягивает мне стопку бумаг, где он самостоятельно задокументировал день и ночь той субботы:
«Первый вызов оперативный дежурный «скорой» получил в 15:44, сразу же все свободные бригады выехали к дому, куда попала ракета.
В 16:00 травмированных и раненых начали привозить в больницу, где уже работали все бригады анестезиологов, нейрохирургов, хирургов, травматологов, операционных сестер.
— Дополнительно из дому начали приезжать врачи и медсестры для оказания неотложной помощи, — записал на бумаге гендиректор. — Первым поступил неизвестный мужчина, около 40 лет. Сразу в реанимационном зале его осмотрели специалисты, установили диагноз, оказали медпомощь, госпитализировали в реанимационное отделение. К сожалению, из-за травм, несовместимых с жизнью, он умер в течение первого часа. С интервалом 3–5–10 минут «скорые» подвозили все новых и новых травмированных, некоторых из категории средней тяжести родственники или прохожие доставляли самостоятельно. Эти пациенты в основном не нуждались в госпитализации. Девятерым помощь оказали амбулаторно, среди них девочка Злата, 10 лет, которую после оказания помощи перевели в детскую больницу. Самое сложное — большое количество пациентов в критическом состоянии одновременно. Работали в двух реанимационных залах, трех пациентов передали в ургентную операционную. Перелили 22 литра крови.
В 16:10 в больницу привезли женщину, приблизительно 35 лет. Состояние критическое, сразу отвезли в реанимацию. Спасти ее жизнь не удалось. Женщина умерла.
В 16:20 доставили девушку с переломом бедра. Она живет в соседнем доме, просто проходила мимо взорвавшегося дома. В бедре — большой обломок бетона. Ее перевели в травматологическую операционную.
В 16:30 доставили женщину, 51 год, с тяжелым ранением органов брюшной полости, эвентрацией кишечника (выходом внутренних органов за пределы брюшной полости. — Т.Б.), переломом плечевой кости. Пациентка доставлена в ургентную операционную, бригада хирургов сделала все возможное для ее спасения. Уже после операции в реанимации дважды останавливалось сердце, реаниматологам удалось дважды его «заводить», но в третий раз реанимационные меры уже не были успешными. Также критическое состояние и травмы, несовместимые с жизнью.
В 17:20 доставлена Аня, которой в тот день исполнилось 19 лет, тяжелая травма лица, раздавлен левый глаз, множественные ссадины конечностей и туловища. Остатки глаза пришлось удалить. Впереди сложные восстановительные операции. 17 января Аню направили на лечение в Польшу в одну из ведущих мировых клиник пластической хирургии.
В 20:15 доставлена последняя в тот день тяжелая пациентка из-под завалов, 66 лет, с многочисленными травмами и переохлаждением.
В 21:10 самостоятельно обратилась женщина с легкими осколочными ранениями спины (от стекла) — амбулаторно.
В этот день было доставлено 30 пациентов с травмами и ранениями в результате взрыва ракеты в жилом доме.
Трое погибли в течение первого часа из-за травм, несовместимых с жизнью. Двое неизвестных погибших — мужчина и женщина были опознаны родственниками в тот же день.
Две неизвестные госпитализированные женщины опознаны на следующий день родственниками — 80 и 93 года.
Восемь пациентов госпитализированы в реанимацию.
На следующий день, 15 января, утром в 11:40 доставлена девушка 27 лет, Екатерина, которая более 20 часов провела под завалами. Температура тела 31°С. Снижение температуры тела ниже 29°С для человека критическое и может привести к необратимым изменениям и смерти».
Я держу в руках эти листы с задокументированными событиями той страшной ночи, смотрю на Сергея Рыженко и почему-то спрашиваю: мыли ли пациентов перед операциями? Вопрос глупый, сама это понимаю, но мне до сих пор трудно представить, как врачи одновременно справлялись с таким количеством живых, раненых и мертвых.
— Людей моют медсестры. Их отмывают. Все было в пыли и крови. Легкого здесь ничего нет. К нам не привозят других. К нам везут тех, кого другие не могут спасти, — отвечает Рыженко. — Первые поступают в состоянии клинической смерти. Им реаниматологи пытаются «завести» сердце. Травмы несовместимы с жизнью. Полные залы людей. В реанимационном зале — уже труппы. Сколько переломов. Женщина, у которой разрезан живот и виден кишечник. У другого голова разломана, но сердце еще работает. Они все серые, серые тела, лица залиты кровью. И на телах одежда, в которой дырки по пять сантиметров в диаметре. А потом началось самое страшное — стали приходить родственники и искать своих близких.
По словам гендиректора, приезжали даже те, кому уже говорили, что их родные умерли. Один мужчина не мог опознать тело жены. Ему дали телефон, который нашли в ее кармане. Он его узнал.
— Потом заходит и говорит: «Это, очевидно, не моя жена». Смотрит и снова: «Нет, моя».
В ту ночь в больнице кричали, плакали, выли.
«Мы живем в условиях лотереи»
На столе у мэра Днепра Бориса Филатова лежат телефон, книга об истории Донбасса и пачка сигарет. Он курит прямо в помещении. Стряхивает пепел в пепельницу, а потом в мусорную корзину.
Трагедию на Набережной Победы, 118, Борис Филатов называет личной.
— Это кошмар. Это ужас. Я хорошо знаю этот дом, я там жил, за три дома от него живет моя сестра. Ясно, что я городской голова всего города. Но Победа — это мой родной жилой массив. Я на нем избирался в парламент. Тогда лучший результат был только у Балоги и Фимы Звягильского, — рассказывает мэр.
По словам городского головы, сразу после первых новостей о попадании российской ракеты в дом в Днепре ему позвонил сейчас уже бывший заместитель главы офиса президента Кирилл Тимошенко, чтобы спросить обо всем происходящем на месте.
— Спрашивал, какая помощь требуется, необходима ли дополнительная техника, нужна ли координация со спасателями. Спрашивал, какая ситуация. Это нормально, это то, чем должны заниматься и государство, и чиновники, и все нормальные люди.
— До 24 февраля было некоторое напряжение между офисом президента и городскими радами. Это изменилось? — интересуюсь. И вижу, как Борис Филатов поджигает вторую сигарету.
— Напряжение это и сейчас осталось. Это вещи несвязанные. В тот день никто этого не чувствовал. В тот день все хотели помочь обычным гражданам из разрушенного дома.
Сейчас на Набережной Победы разрушены 97 квартир. По словам Бориса Филатова, людям, которым негде жить, предложили временное жилье в общежитии. Более 500 мест. Также днепряне предлагают людям с Набережной Победы на несколько месяцев пожить у себя.
Но проблему с разрушенными квартирами тоже надо решать, потому что у каждого должен быть свой дом. Городская власть рассматривала несколько вариантов, как помочь горожанам. Сначала думали построить дом.
— Мы не бедный город, очевидно, можем возвести дом. Но это было бы фактически гетто. Представляете, какой это будет дом… представляете, какой это будет дом, если туда переселить людей после такой трагедии. Это будет «дом горя». Там ежедневно будут поминки. Поэтому этих людей надо расселять.
Второй вариант — приобрести за выделенные мэрией деньги квартиры. Но тут уже сам Борис Филатов боится, что антикоррупционные органы смогут со временем начать задавать вопросы типа: почему выбрали именно этого застройщика, почему квартира с ремонтом, почему такая стоимость квадратного метра?
В итоге мэр решил выделить из проекта городского бюджета «О возмещении имущества, утраченного вследствие российской агрессии и ракетных обстрелов» по 25 тысяч долларов на квартиру, которые выплатят в течение двух месяцев.
— Мы считаем на дом или квартиру. Не возмещаем на мебель, машину или бытовую технику, потому что все невозможно посчитать. Также есть предварительная договоренность с военной администрацией, что они дадут пострадавшим столько же, сколько и мы. Еще бизнесмены собрали около 100 миллионов гривен. Но они сами решат, как будут распределять средства, я пообещал предоставить им списки.
Мэр Днепра снова закуривает сигарету. Третью и последнюю в ходе нашей беседы.
— Магазин, который был на первом этаже, — бывшая кулинария, я ходил туда в детстве за сосисками. Мы живем в условиях лотереи: никто не знает, куда прилетит, кому прилетит, когда и в каком городе.
Фотографии — это иногда все, что остается на память о человеке
В волонтерском штабе общественной организации «Волонтеры Днепра», где работает уже знакомый нам Владислав Соловьев, в уголке стоит небольшой стол. На нем — хаотично разложенные старые фотографии. Большинство из них, очевидно, делали на популярные в 90-х «мыльницы» — фотоаппараты, в которые заряжали фотопленку.
Рядом с фотографиями — документы. Все это привезли с городского полигона, куда свозили мусор с улицы Набережная Победы, 118, после разбора завалов дома. Все вещи перебирают с особой скрупулезностью, поскольку среди всего, что там есть, могут быть части тел людей, которые потом передают в полицию. Все документы оцифровывают и присылают в чаты жителей дома. Если какие-то документы или фото находят владельца, те приезжают и забирают их. У некоторых были только свидетельства о рождении, у других находили целые папки с документами. Волонтеры нашли документы 16 человек. Их уже вернули хозяевам. Но как им вернуть их жизни?
Больше материалов Татьяны Безрук читайте по ссылке.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google