АПРЕЛЬ. ЛОТЯНУ

Смерть молдавского кинорежиссера Эмиля Лотяну прошла почти незамеченной на фоне неожиданного убийства в Москве Сергея Юшенкова. Искусство всегда уступает в новостях политике, тут уж ничего не поделаешь, ситуация может измениться лишь тогда, когда политика не будет ассоциироваться с убийствами и скитаниями и вообще не будет так сильно определять жизнь человека в нашем обществе, своим бременем на человека не давить...

А между тем для меня Лотяну — это еще одно воспоминание об утраченном нами украинском поэтическом кинематографе, особенно проникновенной романтизации пленки и жизни, которую удалось воссоздать только один раз и только на несколько лет. Мастера украинского поэтического кино давно ушли от нас, сам кинематограф стал историей искусства, даже те, кто остался, сейчас снимают совсем иначе, будто повзрослели. Конечно, такое искусство создается личностями. Однако не важно ли то, что свой мир поэтического кинематографа, мир, очень приближенный к украинскому, создал художник из соседней страны — близкой к нам и географически, и цивилизационно. И вот что любопытно — с языковой, типажной точки зрения этот мир был, конечно, не украинским, а молдавским и — говоря шире — румынским. Однако румынский кинематограф не знал «поэтической» традиции, развивался совсем по другим законам, приближенным к традициям европейского кино. И совсем иначе развивался отличающийся от новаторского украинского поэтического кино и мира, созданного Эмилем Лотяну, российский кинематограф, давший молдавскому художнику и образование, и школу, и славу. Однако Лотяну удалось школу переосмыслить и ради славы творческую манеру не изменить. Вот что любопытно — когда он начал снимать ленты на русском материале — опыт, которого нет у украинской ветви поэтического кинематографа, — они оказались такими же переполненными поэзией, как туманом над озером, — озеро еще угадывается, но скорее не по контурам, а по едва слышимой мелодии где-то за горами...

Для фильма Лотяну «Мой ласковый и нежный зверь», ленты аристократической, казалось бы, на удивление русской, более того — классическо-русской, молдавский композитор Евгений Дога написал знаменитую мелодию, и по сей день существующую независимо от ленты. Когда я смотрел фильм, казалось, что эта мелодия невероятно подходит к изысканной элегантности и тонким чувствам русских актеров. Лишь потом, с годами, я понял, что это был настоящий гимн уже оставленному в истории поэтическому кинематографу моего края, что эта музыка могла звучать и над молдавскими хуторами, и над украинскими селами — пронзительно и утомленно, как воспоминание о тех, кто умел смотреть на свой лишенный салонности, потерянный и почти позабытый мир восторженными детскими глазами...