Демосфеновы «Филиппики» как проявление культурной ксенофобии

Демосфеновы речи, в которых афинский оратор громил македонского царя Филиппа, сразу приобрели афористическую окраску: уже Цицерон называл филиппиками свои выступления против Антония (последний приказал отрубить Цицерону голову и руку, которой римский оратор писал свои «Филиппики»).

Так чем же Филипп так не угодил Демосфену? Ясно - враг на поле брани, но с кем только афиняне ни воевали! Конечно, вождь афинского демоса ненавидел царей и тиранов, однако другие властители (например, спартанские) существенно проигрывали македонцу в способности вдохновить великого афинянина на создание этого шедевра ораторского искусства. По свидетельству Плутарха, даже Филипп вынужден был признаться: «Если бы я слышал Демосфена, как он произносил эти речи, я сам бы подал голос за него как за вождя в войне против меня».

Для эллина Демосфена невыносимыми были культурные посягательства македонца Филиппа. То, что сегодня называется «общие исторические и культурные корни», «наша общая история» «духовная близость наших народов», «братские отношения» etc (см. выступление президента России от 11.08.2009 г.). Македонское царство, которое выросло - как говорил Михаил Грушевский о Владимиро-Московском государстве, обосновывая извечную отделенность украинцев от великороссов и раздельность их государств, - «на своїм корені», при Филиппе начало претендовать не только на политическую гегемонию. Оно пыталось забрать себе культурную первичность и само название эллинов.

Вторжение на территории эллинской культуры произошло при царствовании Александра І (он сел на македонский престол за 142 года до рождения Александра ІІІ Великого). Он способствовал «внедрению в македонскую жизнь греческой культуры… Без освоения греческой культуры македонцы не могли бы играть решающей роли в областях, находившихся под влиянием этой культуры» (А.Шофман). А задача была не из простых. Всего лишь появление македонца Александра на соревнованиях в Олимпии вызвало негодование эллинов: «Варвара вон!». Однако варвар не смутился. Приняв культурный вызов, он вооружился не сарисой, а культурническим оружием и доказал эллинам, что является потомком Геракла из Аргоса, то есть эллином, и имеет право принимать участие в эллинских соревнованиях. С этой победы Александра на культурной территории, за что македонский царь получил прозвище Филэллин, вытекают все его последующие военные победы. Чего стоит хотя бы захват в македонский культурнический плен Геродота. Повествуя о Македонии, отец истории спешит заверить читателя: «То, что потомки Пердикки (родоначальника македонских властелинов. - Е.З.) эллины, как они твердят, я и сам знаю, и так оно и есть, и я докажу это в последующих разделах, что они эллины». (Намерение оказалось никчемным: «…в сознании эллина III-II в. до Р.X. не исчезло сомнение в варварстве македонян, столь красноречиво выразившееся еще в рассказе Геродота». - Ф.Мищенко.)

Вот с какими культурническими тяжеловесами мощной промакедонской партии эллинов имел дело Демосфен (к Геродоту нужно прибавить Полибия, Плутарха и еще многих). Так что неудивительно, что, получив тактическую победу, Демосфен и возглавляемая им антимакедонская партия проиграли стратегически: поднятые на борьбу с варварами победоносные Афины в конце концов испытали полнейшее поражение.

В славной третьей филиппике Демосфен убеждал греков, что Филипп «не только не грек и даже ничего общего не имеет с греками, но и варвар-то он не из такой страны, которую можно было бы назвать с уважением, но это - жалкий македонянин, уроженец той страны, где прежде и раба порядочного нельзя было купить». Среди другого он «присвоил себе также и права первым вопрошать бога, отстранив от этого нас, фессалийцев, дорян и сдачу амфиктионов, - права, которым даже и греки не все пользуются». Свидетель мирового триумфа Македонского, современник рождения эллинистического мира Демосфен вполне мог бы сказать словами гетмана Мазепы из «Истории русов»: «Известно же, что когда-то мы были то, что теперь македонцы, - правительство, первичность и самое название эллины от нас к ним перешли».

Эту метаморфозу воспринял весь мир. Но не эллины. «Какова бы ни была степень родства между эллинами и македонянами, во всяком случае македонская нация с царями своими во главе, не исключая Филиппа и Александра, представляла собою в IV в. до Р.X. и позже этнографический и политический тип, низший сравнительно с более развитыми частями собственных эллинов. Бесспорно, македонцы, особенно цари и двор их, старательно усваивали себе лоск эллинской образованности, нравы, язык их, некоторые учреждения; бесспорно, они создали сильную военную организацию, способную противостоять раздробленным силам эллинов и смешанным, ослабленным деспотизмом армиям персидских царей; но по своим привычкам, стремлениям и задачам, по способности к деятельной гражданской и умственной жизни македоняне никогда не поднимались на уровень просвещеннейших республик Эллады. Вот почему даже во время Полибия, когда сближение македонян с эллинами было успешным, эллины не переставали сознавать национальную отдельность от македонян» (Ф.Мищенко).

Вот почему даже во времена российской/советской империи, когда сближение русских с малороссами демонстрировало большие успехи, последние никогда не соглашались признать свое родство с великороссами. Культура, видишь ли, разная!