Суд есть. Судьи нет

История начиналась совершенно буднично. В начале марта 2010 г. рядовой чернобылец, уставший от системно-бессовестного невыполнения перед ним (как, впрочем, и перед иными гражданами, пострадавшими от Черно­быльской катастрофы) пред­писаний действующего законодательст­ва, обратился в один из донецких судов с иском обязать управление пенсионного фонда пересчитать размер пенсии.

Ответственным за дело назначили судью, носящего фамилию, которая в не столь далеком прошлом могла привести в состояние мелкой дрожи любого члена политбюро ЦК КПСС, не говоря уже о простых смертных. По слухам, эта фамилия досталась судье не в силу кровного родства со Всесильным, однако и он, осознавая некую знаковость своей судьбы, держит на всякий случай в кабинете всеми узнаваемый портрет.

Пытаясь выяснить, кто же из участников процесса прав в споре - пенсионер-чернобылец либо местное управление пенсионного фонда, - судья провел три заседания: в апреле, мае и июне 2010 года.

Первое заседание состоялось в день, указанный в повестке. Представитель госоргана не явился. Чернобылец-ликвидатор изложил свою позицию: рассказал о фактах и обстоятельствах, на которых основывались исковые требования. Далее судья логично распорядился: заседание следует отложить для выяснения позиции управления пенсионного фонда в данном споре. Второе судебное заседание было отложено уже по решению секретаря, так как не явились не только представитель ответчика, но и сам судья.

В последний день июня 2010 года дело должно было слушаться в 9 часов 20 минут. Чернобылец, как всегда, ожидал судью и своего визави. По истечении получаса все стало ясно: по тем же причинам заседание вновь невозможно провести. Осознание бесперспективности проведения судебного разбирательства в ближайшие часы усиливалось тем, что в коридоре судью ожидало большое количество участников процессов. По делам значительной части людей, находившихся у кабинета судьи, заседания не проводились в прошлые дни не только июня, но и иных уже давно прошедших месяцев. Все эти просители создали очередь к секретарям и проникали в кабинет то по одному, то небольшими группами для выяснения дальнейшей судьбы их дел и того, когда снова следует приходить в суд. Однако дезорганизованные необычным поведением судьи никакого дельного совета его помощники дать не могли, поскольку ничего им было неведомо. Поэтому люди, выходя из судебного предбанника, чесали затылки и оставались топтаться на месте, периодически проникая за двери судейского кабинета.

Выслушав в коридоре разные предположения в отношении процедурных и других вопросов по их делам, которые касаются решения не только социальных требований, чернобылец осознал бесперспективность одновременного проведения более десятка процессов. Поэтому написал заявление о вышеизложенных событиях, произошедших между девятью и десятью часами утра.

Впоследствии на протяжении нескольких месяцев пенсионер периодически приходил в суд, пытаясь узнать о следующем заседании либо получить хоть какую-то иную весточку, связанную с движением интересующего его дела. Однако с завидным постоянством судья на рабочем месте не появлялся. А его секретарь и помощник, самозабвенно листая туда-сюда ученическую тетрадь, не могли сказать, что ждет чернобыльца в будущем.

Лишь в середине октября 2010 г. секретарь вынесла из кабинета судьи запыленную папку и сказала, что в ней карандашом сделана пометка о том, что иск оставлен без рассмотрения. Секретарь сообщила, что на бумаге соответствующее определение еще не изготовлено, хотя принималось оно 29.06.2010 года. То есть окончательное умозаключение по делу делалось в тот день, когда пенсионер-чернобылец не дождался судьи и написал об этом заявление, передав его через канцелярию.

Спору с участием бывшего ликвидатора катастрофы присущи все типичные признаки такого рода дел. Он присутствовал на первом заседании, где пояснил свою позицию, изложенную в иске. Пенсионер не претендовал на возмещение морального вреда, иногда требующего личных объяснений, поэтому, в какой бы день ни принималось решение по сути, присутствие истца является необязательным. Далее чернобыльцу было предложено явиться за получением определения об оставлении иска без рассмотрения в последний понедельник октября 2010 года. Поразмыслив, пенсионер решил этого не делать, так как существовала большая вероятность того, что в понедельник он вновь может оказаться ни с чем: то есть без документа и перспектив на его получение в ближайшее время. Кроме того, чернобылец снова мог бы поставить в неудобное положение двух молодых девчонок, отчаянно стремящихся посодействовать в осуществлении правосудия. Они в который уже раз сообщали бы, что судья думает думу в совещательной комнате, хотя она всегда была пустой, словно гнездо улетевшего в теплые края журавля.

Уставший от безрезультатных походов в суд проситель поступил иначе. В первых числах ноября 2010 года он подготовил апелляционную жалобу, не ознакомившись с самим текстом определения об оставлении иска без рассмотрения, полагая, что рано или поздно правоприменительный акт станет ему доподлинно известен, и тогда в текст жалобы будут внесены необходимые коррективы.

Через три месяца, уже в конце февраля 2011 года, из суда пришло сообщение, что апелляция направлена в следующую инстанцию. И вдруг совершенно неожиданно пенсионер-чернобылец был вызван повесткой на заседание все того же местного суда на 15.04.2011 г. Теряясь в догадках, бывший ликвидатор явился к указанному времени. Помощник нашего судьи сказала, что никакого заседания не будет: вызывал пенсионера не судья и не она, а секретарь. Для чего ликвидатор понадобился секретарю и зачем он вызвал его таким способом, никто не знал. Тот находился на больничном, поэтому не мог пояснить ход своих мыслей.

Присмотревшись к сопроводительному письму, которым пенсионера уведомляли, что его апелляционная жалоба направлена по назначению, он осознал, что это совершенно не так. Вместо Донецкого апелляционного административного суда дело направили во вторую инстанцию общего суда. Что ждет чернобыльца дальше в лабиринтах Фемиды, вероятно, не известно самому Господу Богу.