Человек без оружия, или Резиновое изделие для милиционера

В начале сентября в Печерском районе столицы при задержании опасного преступника был убит офицер милиции. Анатолию Лавриненко было чуть более сорока. Он произвел несколько выстрелов по преследуемому, а сам, смертельно раненный, так и остался лежать, сжимая в одной руке удостоверение, в другой — пистолет. Не огнестрельное оружие, а нечто, именуемое в официальных документах «устройством для отстрела резиновых пуль». Преследуя подозреваемого, двое офицеров открыли огонь из этих «устройств». Пули достигли цели. И будь они не резиновые, преступник, скорее всего, не убил бы опера, осиротив двоих детей и скрывшись.

Операция не была спонтанной. Объект, к задержанию которого готовились, подозревался в совершении тяжких преступлений, и вероятность того, что он вооружен, была большой. Тем не менее, несмотря на то, что в задержании принимало участие около десяти оперов, ни один из них не был вооружен огнестрельным оружием. И если бы не смерть человека, можно было бы потешаться над комизмом ситуации, когда десяток офицеров с «устройствами для отстрела резиновых пуль», боясь подойти ближе, преследуют одного-единственного бандита, который выстрелами из огнестрельного оружия заставляет их, приплясывая, отступать и прятаться…

Кто и почему поставил ментов (которые, в отличие от многих своих коллег, действительно защищают права сограждан, реально борясь с преступностью) в столь унизительное и беспомощное положение?

Старая шутка о символических милицейских зарплатах «дали пистолет — крутись как хочешь» уже давно не актуальна. Теперь получить пистолет непросто, но милицейское начальство предлагает сотрудникам приобрести «резиновое изделие» за собственные деньги. В описанной ситуации все оперы были вооружены именно такими пистолетами, приобретенными за кровные. (Отметим кстати, что одновременно соответствующая структура того же МВД щедро выдает разрешения многочисленным гражданам, вдруг массово пополнившим ряды журналистов и дружинников, на такое же оружие, фактически нередко вооружая собственных «подопечных». То, что с подобными разрешениями, случается, носят при себе боевое и то, что редкий пэпээсник захочет и сможет найти «десять отличий» между зарегистрированным и предъявленным или хотя бы сверить номера — тема для отдельного разговора.)

Нынче для того, чтобы получить в «оружейке» боевой «ствол», милиционеру недостаточно предъявить «заместитель» — документ, автоматически обмениваемый на оружие. Необходим рапорт, да еще и подписанный начальством, которое не всегда находится в своем рабочем кабинете именно в тот момент, когда поступает сигнал, например, о разбое.

Да, милицейскому начальству спокойнее, когда менты не теряют свои пистолеты, не могут по пьяни открыть огонь из боевого оружия, доводя до инфаркта соседей по даче, а маленький сынишка лишен возможности вытащить «ствол» из кобуры пришедшего с работы отца. Очевидно, этот аспект перевесил, потому что оказалось гораздо проще обезопасить себя от таких ситуаций ценой того, что действующие опера выезжают на задержание с потешным оружием. Видимо, проще раз в году произносить прочувствованные речи возле памятника погибшему милиционеру и пожимать руки вдовам. И стараться не смотреть в глаза осиротевших детей, говоря о том, что государство предоставит им возможность бесплатно учиться в вузе и пойти по стопам отца…

Кстати, милицейское руководство почему-то не боится налево-направо раздавать наградное оружие разного рода бизнесменам. А ведь когда-то выдача наградного оружия предполагала формулировку «за храбрость». За что выдают сейчас? За то, что храбрый и не бедный? За отважную благотворительную деятельность, за беспримерные добровольные пожертвования? Почему никто не боится ответственности за то, как будет использовано это боевое оружие? Потому что уверены в благонадежности одариваемых или в том, что их социальное и финансовое положение исключает уголовную ответственность?

Несколько участников операции по задержанию, во время которой погиб Анатолий, видимо, по неопытности, под протокол откровенно признались, что не знали, как действовать в создавшейся обстановке. Они не бывали в перестрелках, этот опыт огневого контакта стал для них первым. Но он не принесет им ни незабываемого чувства, когда ты сумел преодолеть давящий страх, ни ощущения того, что ты выполнил свой долг несмотря ни на что, не добавит уверенности в себе. Потому что тот, кто действовал так, как повелевал долг, остался лежать на земле. А второй (замнач розыскного отдела, руководивший операцией, один из двоих, открывших огонь), который действовал так же, но остался в живых, скорее всего, будет назначен крайним. И главный опыт, вынесенный молодыми сотрудниками из первого реального боя, будет заключаться в том, что главное профессиональное умение — прикрыть свое самое уязвимое место. Навыки высшего пилотажа в этом плане, несомненно, продемонстрирует им руководство.

Так оказалось вдруг, что есть соответствующий приказ, из которого следует, что участники операции включены в список получивших право на постоянное ношение оружия. Причем сделано все грамотно. Насколько известно, приказ датирован еще минувшим годом. Видимо, так удобнее было подшивать задним числом. Только вот дело в том, что получение права на постоянное ношение оружия требует также выполнения ряда иных формальностей. Это, в частности, соответствующий рапорт каждого из вошедших в список. Так вот в данном случае приказ каким-то чудом появился на свет, а вот остальных документов нет. Во всяком случае, пока. Тем не менее, уязвимое место руководства столичного главка более-менее надежно защищено.

И, пожалуй, самое печальное, что эта трагедия ничего не изменит в сложившейся традиции. В этот раз сотрудника потеряли. А ведь в прошлом году также в Киевском гарнизоне был случай, когда оперативник остался в живых, несмотря на такое же вооружение. Это был резонансный случай, когда неизвестные, по сей день благополучно находящиеся в этом статусе, попытались при помощи боевой гранаты убрать главного свидетеля по нашумевшему делу милицейских оборотней. Выполняя распоряжение Генпрокуратуры, офицер УБОП Владислав Кошмяков осуществлял охрану свидетеля-подозреваемого по делу и был вооружен таким же «устройством для отстрела резиновых пуль». После того как брошенная нападавшими РГД-5 разнесла половину подъезда, в который зашли подозреваемый с офицером, один из злоумышленников, как и учит военная тактика, зашел в подъезд для «зачистки» оставшихся в живых. Офицер, контуженный в результате разрыва гранаты, открыл огонь и преследовал нападавшего, отстреливавшегося из боевого пистолета. Это подтверждают показания очевидцев и пули, найденные на месте преступления. Благодаря отважным действиям офицера охраняемый остался жив и свидетельствует в суде. (Несмотря на то, что заседания периодически сопровождаются сообщениями о минировании здания суда, а обвиняемые называют в процессе такие фамилии, что судья уже, наверное, не раз порадовался, что сделал процесс закрытым, несмотря на отсутствие законных оснований для этого.)

Так вот очевидно: нашумевшая история с покушением на свидетеля по делу оборотней так и не заставила высоких милицейских начальников задуматься о том, как должен быть вооружен опер. А для раненого офицера тогда, если бы не непосредственное вмешательство курировавшего криминальный блок Г.Москаля, и места в госпитале МВД не нашлось. После звонка отыскалось. В госпитале, зная о происшедшем, сотрудника УБОП разместили в палате интенсивной терапии и привели в образцовый порядок «прилегающую» территорию. Потому что, как рассказывали сотрудники спецмедучреждения, не каждый день такое случается, чтобы в госпиталь попал офицер не с циррозом печени, а прямо с «поля боя» и начальство со дня на день ожидало приезда министра внутренних дел. Им почему-то казалось, что мента за проявленное мужество непременно должны наградить. Но министр не приехал. Насколько известно, и «спасибо» офицеру никто не сказал, видимо, посчитали, что остаться в живых — это само по себе награда. А вот руководству Киевского гарнизона в контексте происшедшего больше всего пришлась по душе версия об… инсценировке покушения. Ну, профессионалам виднее, может, применение боевой гранаты наступательного действия и типично для «самострелов»…

В других странах по аналогичным случаям создаются учебные фильмы. Подробнейшим образом анализируется каждый эпизод, и на таких реальных, а потому доходчивых и очень запоминающихся примерах учатся другие. Как и устав, подобные учебные ленты пишутся кровью — для того, чтобы ее проливалось меньше.

Наших ментов после «боя» не везут к психоаналитику, чтобы снять стресс. Они попадают на допрос, который может длиться несколько дней. А потом выживших в подобных ситуациях зачастую ожидают всякого рода служебные неприятности. Когда «тыловые» специалисты, и на учебных-то стрельбах в последний раз бывавшие много лет назад, станут выносить свои авторитетные суждения относительно того, правильно ли действовал сотрудник в боевой обстановке. В боевой обстановке — с «резиновым» оружием.

К погибшим при исполнении в подобных случаях у начальников обычно более благожелательное отношение. Так и не заслуженное за годы добросовестной службы в органах наградное оружие Анатолию Лавриненко, в отличие от сонма храбрых бизнесменов, уже ни к чему. Может быть, возле перехваченного траурной лентой портрета Анатолия, который стоит в тещиной квартире (дослужиться до собственной тоже не довелось), появится какая-нибудь посмертная благодарность от родного министерства. За храбрость — несмотря ни на что. В качестве последнего «прости» своего умудренного опытом, осторожного и предусмотрительного начальства.