Варшавский договор 1920 года: украинская оценка

В последнее время отношения между Польшей и Украиной на "историческом фронте" складываются не лучшим образом. И все же иногда стороны словно ищут согласия.

По крайней мере польские историки и политики пытаются преставить Варшавский договор, подписанный Юзефом Пилсудским и Симоном Петлюрой 21 апреля 1920 г. как своеобразный пример "польско-украинского сотрудничества". Действительно ли это так? И может ли указанный договор стать для нас таким примером?

В книге "Польша: очерк истории" (издание 2015 г.), подготовленной Польским институтом национальной памяти, некоторое внимание уделено польско-украинскому союзу 1920 г. В частности, читаем: "В апреле 1920 г. Польша и правительство Украинской Народной Республики подписали военный союз, сутью которого была общая борьба за вытеснение большевиков из Украины и утверждение независимости УНР со столицей в Киеве. Наступление, которое началось 25 апреля (т.н. Киевский поход), несмотря на первоначальный успех и овладение Киевом, захлебнулось. Польско-украинский союз 1920 г. оценивают в Украине невысоко. Его критики указывают на циничное использование Польшей сложной ситуации, в которой оказался Петлюра, для получения значительных уступок в территориальных и политических вопросах, протекционистское трактование украинской стороны более сильным партнером и необоснованный оптимизм относительно милитарной силы польской армии. Не отрицая эти обстоятельства, можно, однако, посмотреть на союз Пилсудского–Петлюры как на попытку найти общий язык "несмотря ни на что" и ради высшей цели, которой была свобода обеих народов. В этом контексте, возможно, нужно вернуться к этим событиям как к символу стремлений к польско-украинскому сотрудничеству и, вместе с тем, важному указанию, что попытки договориться без признания относительного равенства обеих сторон были, есть и будут обречены на поражение".

Эти соображения относительно адекватно отображают ситуацию с оценками Варшавского договора как поляками, так и украинцами. Польская сторона трактует договор не просто положительно, но даже как некий образец польско-украинского сотрудничества. Зато украинская сторона больше склонна толковать его отрицательно, указывая на цинизм польских оценок. Конечно, и та, и другая отстаивают свою правду, обусловленную национальными интересами.

Сотрудничество в конце 1919-го - первой половине 1920 г. между польской и украинской сторонами резко отрицательно оценивается в многочисленных статьях и работах ведущих украинских политиков периода Освободительной борьбы 1917–1920 гг. Прежде всего, политических деятелей Галичины, что вполне понятно. Ведь по Варшавскому договору земли Западной Украины, в частности Галичины, переходили под власть Польши. Поэтому местные политики толковали его как измену национальным интересам. Исаак Мазепа, возглавлявший правительство УНР периода Директории с августа 1919-го по май 1920 г. (когда велись разговоры о польско-украинском союзе и, собственно, состоялось его заключение), так писал о реакции галичан на упомянутый договор: "…Когда был подписан Варшавский договор и Поднепровская армия начала поход на Украину совместно с поляками, все они, за исключением М.Ганкевича, стали говорить, что дальнейшая борьба с большевиками бесперспективна и, дескать, режим польский в Галиции намного хуже, чем режим на Поднепровской Украине под советской властью.

Приблизительно такими же настроениями в то время жили почти все украинцы в Галичине".

Отрицательно оценивали польско-украинский союз и многие другие лидеры УНР - например конкурент Симона Петлюры Владимир Винниченко. В третьей части своей книги "Відродження нації" он писал о заключенном 2 декабря 1919 г. соглашении между Петлюрой и польской стороной, которое предшествовало Варшавскому договору 1920 г., как о последних конвульсиях "атаманщины": "Атаманщина в лице С.Петлюры и его "идейного" подлизы "социал-демократа" А.Ливицкого предпринимала еще меры в Варшаве для спасения своей власти, обивала еще пороги у польской империалистической шляхты, выклянчивала, выпрашивала и даже отдавала землю польским помещикам на Подолье и Волыни… за польскую помощь, были даже попытки С.Петлюры и А.Ливицкого сформировать совершенно правое правительство в Варшаве… и с помощью поляков вернуть утерянную власть. Но это уже были лишь последние конвульсии".

Несмотря на откровенную ангажированность и тенденциозность Винниченко, все же отдадим ему должное: в этом случае его оценка небезосновательна. Перед Петлюрой, чье положение было к тому времени весьма шатким, стоял вопрос сохранения власти, и он, не имея должной опоры на внутренние силы, вынужден был прибегать к силам внешним. И он нашел союзников в лице поляков. При этом готов был идти им на значительные уступки. Таким образом "пророчество" Винниченко, что союз с поляками - это последние конвульсии "атаманщины", оправдалось. Другое дело, что эти конвульсии, не без помощи польских союзников, затянулись.

Правда, в своих соображениях Винниченко не учитывает другой вопрос. К тому времени УНР как государственно-политическая структура деградировала. Никита Шаповал, бывший некоторое время министром земельных дел в правительстве Директории (декабрь 1918 - февраль 1919 гг.), писал по этому поводу:

"1. УНР исчезла фактически и юридически еще осенью 1919 г.

2. Директория упразднена тогда же.

3. Петлюра применял название "председателя Директории", как и титул УНР, в дальнейшем абсолютно противозаконно…"

При всей резкости оценок Шаповал был прав. Во время подготовки и заключения Варшавского договора "главный атаман" мог бы сказать: государство (УНР) - это я. Поэтому сохранение власти Петлюры в определенном смысле было и сохранением УНР. Поляки, поддержав "главного атамана", словно давали шанс и государству. Вопрос, однако, было в том, удастся ли этот шанс реализовать.

Переговоры Петлюра и Пилсудский вели тайно. О них не имел достаточной информации даже глава правительства УНР Исаак Мазепа. Об этом он написал в мемуарах: "…на второй день в Бершади я получил от М.Шедлуна из Каменца очень тревожное письмо о наших переговорах в Варшаве. Это было первое письмо "из-за границы", которое я получил за всю свою поездку в армию. В своем письме Шадлун сообщал мне, что 15 апреля из Варшавы приезжал в Каменец А.Ливицкий для совещания с политическими партиями и членами правительства в деле проекта договора, предложенного поляками. Как видно из текста этого проекта, приложенного к письму, содержание его решительно расходилось с директивами, которые имела наша миссия от правительства. Так, напр., в проекте говорилось о военной конвенции с Польшей, о границе по Збручу, об урегулировании юридического положения польских землевладельцев на Украине и даже упоминалось о границах Польши с 1772 года, словно украинское правительство признавало "исторические права" Польши на эти территории.

Эти информации Шадлуна были для меня как гром с ясного неба.
Я был очень ими обеспокоен. Зная
А.Ливицкого как гибкого оппортуниста, я боялся, что он пойдет на большие уступки полякам. Впрочем, Шадлун писал в своем письме, что представители социалистических партий в Каменце (украинские соц.-демократы и соц.-революционеры) высказались категорически против подписания такого договора. Но он не указал, как отнеслись к этому проекту представители других украинских партий. Сообщал, что Ливицкий 18 апреля выехал обратно в Варшаву.

Моя тревога возросла еще больше после того, как я в тот же день узнал из большевистских газет, что поляки "вместе с Петлюрой" начали наступление на Украину. Я сейчас же подумал, что это, очевидно, следствие подписания Ливицким того договора, о котором писал в своем письме Шадлун. Но в душе я все еще продолжал верить, что ни Петлюра, ни Ливицкий не пойдут на подписание такого договора.

Так, в полном незнании того, что произошло в Варшаве, наша армия начала свой последний марш, чтобы пробиться на запад через большевистский фронт".

О том, что Варшавский договор готовился тайно и не был известен многим лидерам УНР, писали и другие свидетели этих событий. В частности, упомянутый Никита Шаповал считал, что договор с поляками готовился в глубокой тайне, а о существовании дипломатических актов "никто не знал, кроме нескольких заговорщиков".

Такое состояние дел, когда у главы государства нет нормальной коммуникации с другими руководителями, представляется странным. Хотя это можно списать на дезорганизацию структур УНР. Однако и так было понятно, что союз Петлюры с поляками (тем более на таких условиях) не будет поддержан многими лидерами Украинского государства и может привести лишь к расколу и недоразумениям.

Юрий Тютюнник, бывший в то время одним из ведущих военных деятелей УНР, так оценивал сближение Пилсудского и Петлюры: "Для политически активных украинских граждан так называемая польско-украинская концепция или украинское полонофильство было громом среди ясного неба и остается загадкой поныне. Напрасный труд искать идеологические основания или обоснования этого полонофильства… когда украинские граждане не оказались перед фактом союза: Петлюра–Пилсудский".

Конечно, надо учитывать то, что цитируемую книгу "С поляками против Украины" Тютюнник опубликовал в то время, когда он пошел на сотрудничество с советской властью и его взглядам были присущи антипольские настроения. Например, он писал: "Поляки полюбили Украину, как кот любит сало. Лакомый кусок, и хочется им весь этот кусок прибрать к своим рукам. А когда последнее не получается, они стараются хоть небольшой кусочек урвать для себя. Лучше немного, чем совсем ничего. Это последовательный враг Украинской государственности как таковой, независимо от формы политической власти". Несмотря на тенденциозность этой книги, немало приведенных в ней фактов и соображений перекликаются с тем, что писали и другие украинские авторы, оказавшиеся в эмиграции.

Исаак Мазепа, впервые встретившись с Юзефом Пилсудским 16 мая 1920 г., сказал, что с ним можно было бы договориться на значительно более почетных для украинцев условиях. Действительно ли это так, гадать не будем. Но то, что об условиях Варшавского договора 1920 г. у украинских политиков сложилось негативное мнение, факт.

На что рассчитывал Петлюра? Очевидно, на то, что этот союз будет иметь положительные результаты и даст возможность сохранить УНР. Значит, "главный атаман" будет выглядеть как победитель. А победителей не судят.

Не исключено также, что Варшавский договор не сводился лишь к польско-украинским отношениям, а имел более широкий международный контекст. Так, Петлюра во время встречи с Мазепой заявил: "Наш договор с поляками подписан при активной помощи Франции". Это представляется вполне достоверным, поскольку именно тогда на Западе искали военно-политические силы, которые согласились бы самым активным образом бороться против большевизма. Заметное место в этих планах отводилось Польше. Потому союз поляков с антибольшевистскими силами лишь приветствовался. Возможно, Петлюра, подписывая договор, надеялся, что западные государства признают УНР и предоставят ей поддержку.

Назвать общее наступление польских и украинских войск в конце апреля - начале мая 1920 г. успешным проблематично. Хотя союзникам и удалось очистить значительную часть Правобережной Украины от большевиков, однако основные силы противника (12-я и 14-я армии) не были разгромлены. Большевики, обороняясь, избегали масштабных боев. Не вспыхнуло и восстание в большевистском тылу, на что надеялись Петлюра и его соратники. Вместе с тем украинское население Правобережной Украины подверглось со стороны польской армии масштабным реквизициям. Это порождало негативное отношение к ней, а значит и к Петлюре как союзнику поляков. Тютюнник не без иронии писал: "Пилсудский проявил недюжинные хозяйственные способности. Поезд за поездом пыхтел из Украины, вывозя сахар, муку, зерно, скот, коней все прочее, чем богата Украина".

В конце мая 1920 г. Красная армия перешла в контрнаступление. На протяжении лета и вплоть до начала октября продолжались кровопролитные бои между большевистскими силами с одной стороны и польскими и украинскими - с другой. Красноармейцам удалось выйти ко Львову и Варшаве. Возникла угроза уничтожения не только УНР, но и Польского государства. Однако катастрофы удалось избежать. Большевистские войска были отброшены назад. В этих условиях украинцам пришлось воевать не столько за свое государство, сколько за Польшу. Не скажем, что вклад армии УНР стал решающим, но был все же существенным. Кто знает, как бы разворачивались события, если бы не было польско-украинского союза.

В ситуации, сложившейся к осени 1920 г., польская сторона решила отказаться от Варшавского договора. 12 октября 1920 г. в Риге был заключен договор о перемирии и прелиминарные условия мира между Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой и Украинской Социалистической Советской Республикой с одной стороны и Польшей - с другой. А 18 марта 1921 г. стороны подписали Рижский договор, который формально положил конец польско-советскому вооруженному конфликту и санкционировал раздел украинских и белорусских земель между Польшей и Советской Россией. По этому договору Польша получила западноукраинские земли, которые раньше им "отдавал" Варшавский договор.

Заключение Рижского договора многие украинские политики восприняли как измену со стороны поляков. Упомянутый Никита Шаповал писал: "…весь "союз с поляками" - дело Петлюры и его личных приверженцев из социал-демократов, радикал-демократов, "беспартийных" нескольких с генералов и, наконец, поляков.

…Весь поход на Украину был позорным нападением на народ со стороны лиц, которые любой ценой захотели иметь власть над Украиной…

Политическое мошенничество, шарлатанство, измена - вот до чего докатилось это петлюровское правительство. Они предали революцию. Украинская революция умерла еще в 1919 году. Позже выступала уже петлюровщина, как типичная контрреволюция, в сговоре с польской шляхтой, помещиками, против интересов народа".

Если отбросить радикально-социалистическую фразеологию, приблизительно так толковали этот польско-украинский союз многие тогдашние украинские политики. На это у них было достаточно оснований.

И хотя Пилсудский 15 мая 1921 г. извинился перед интернированными украинскими воинами, это практически ничего не означало. Тем более что польская власть вела себя с интернированными не лучшим образом. Тютюнник, например, писал: "Условия жизни в лагерях, разочарование в союзниках и в их "культурности", безысходность положения доводили более слабых людей до сумасшествия или самоубийства, как это случилось в 40 Киевской дивизии с врачом С., который принял стрихнин. Горячие натуры пытались бороться, но их поляки либо расстреливали, либо высылали в лагерь Домбье, носивший название "Лагерь смерти". В этот лагерь попадали и все, кто не соглашался с политикой Петлюры - как, например, Гавришко с товарищами. Наконец, судьба тысячи людей, которые послужили Польше отвоеванием для нее Галичины, зависела от прихоти едва ли не каждого капрала из лагерной охраны".

Напомним, что в последующие годы Польша под руководством Пилсудского проводила жесткую репрессивную политику относительно украинцев. На совести этого деятеля и полонизация украинской школы, и позорная пацификация, и концлагерь Береза-Картузская, через который прошло много украинских деятелей. В 1920-х гг. советская Украина, где проводилась политика украинизации, для украинцев оказалась более привлекательной, чем межвоенная Польша. Поэтому не удивительно, что некоторые украинские деятели бежали тогда из Польши в советскую Украину. За что и поплатились: в 1930-х гг. эмиграция закончилась для них трагически.

Варшавский договор, по большому счету, оказался полезным лишь для поляков. Они получили союзника, который помог им отстоять независимость. Украинцам же, на первый взгляд, этот союз ничего не дал. Отсюда и такие негативные оценки Варшавского договора в воспоминаниях украинских деятелей периода освободительной борьбы. Ведь писали они их после гибели УНР. Этот негативизм перешел и в современную украинскую историографию.

И, несмотря на кажущуюся безрезультатность для украинцев Варшавского договора, он все же имел для них один позитив - сохранил на некоторое время УНР. Украинская армия еще почти год боролась с большевиками. Это показало последним, что украинское национальное движение - сила, с которой нужно считаться. Не было ли это одной из причин упомянутой украинизации советской Украины в 1920-х годах?