В "бандеровском плену"

О борьбе ОУН и УПА историки часто узнают из протоколов допросов повстанцев, попавших в руки НКВД. Впрочем, националисты тоже не сдавались без боя - в руки службы безопасности в трагические 1940-е тоже попадало много людей. Об этом свидетельствуют протоколы допросов националистической спецслужбы, опубликованные на сайте Электронного архива Украинского освободительного движения (все цитаты - из этого архива).

Кто же и как оказывался в "бандеровском плену"?

Из плена - в плен

7 октября 1943 г. бойцы сотни УПА "Сіроманці" задержали четырех бойцов татарского батальона, входившего в состав вермахта. Протокол их допроса иллюстрирует путь, пройденный тысячами военнопленных во времена Второй мировой войны. Окруженным немецкими войсками, у них не было другого выхода, как сдаться в плен. Впрочем, в плену тоже было не лучше: "Спочатку майже шість днів нічого не їли, а коли хто з цивільного населення до них наближався, щоби дати їм кусок хліба, того німці розстрілювали".

Лагерем был кусок земли, окруженный колючей проволокой. Каждый день от голода и холода умирало по 100–200 человек. Поэтому не удивительно, что когда объявили набор в татарский батальон, пленные решили испытать судьбу. После военной подготовки в Радоме (Польша) их отправили в Стрый на Львовщине. В сентябре 1943 г. бойцы оказались в Долине (ныне Ивано-Франковщина), где охраняли мосты и железные дороги. Нехватка продовольствия и нечеловеческое обращение со стороны немцев вынудили татар бежать. 21 сентября они бросили службу и двинулись на восток, "щоби дібратися до своєї сторони або получитись з якими небуть партизанами". Так они и попали в руки "Сіроманців".

Из того же протокола узнаем, что пленным понравилось в лагере повстанцев. Они добросовестно исполняли свои обязанности и не хотели бросать "Сіроманців", говоря, что "хотять боротися з українцями проти більшовиків та німців за краще життя". Но верить им на слово повстанцы не торопились - на момент составления протокола, 9 октября 1943 г., пленные еще находились под бдительным надзором.

Сіроманц

26 октября к повстанцам попал еще один военнопленный - сумчанин Александр Савченко, за несколько дней до этого бежавший из вагона на станции Клевань. Он двигался в направлении фронта, чтобы снова присоединиться к Красной армии, но попал к ее противникам. На допросе пленник рассказал о мобилизации советской властью мужчин до 55 лет, о вооружении и снабжении Красной армии. По его словам, военные части были обеспечены "кулеметами, автоматичною та протипанцерною зброєю". Союзники поставляли самолеты и тяжелые танки типа "Черчилль" (Великобритания), а также автомобили (США). Провиант тоже был преимущественно с "капиталистического Запада" - британские консервы и сало. Продолжала действовать карточная система, согласно которой обеспечение делилось на три полосы: фронтовую, прифронтовую и тыл. "Денний пайок бійця виносить 400 гр. хліба, 100 гр. риби, 100 гр. ковбаси, 30 гр. цукру, 500 гр. картопель. Комсклад поруч з цим дістає додатковий пайок: масла - 400 гр. на 10 днів та 200 гр. консерви та печені", - читаем в документе.

Оказывались в плену и советские партизаны. Так, 1 октября 1943 г. сотрудники СБ допрашивали Владимира Саратцева, участника Карпатского рейда Сидора Ковпака, который попал в руки УПА в Корецком районе. Он рассказал о задаче рейда (уничтожение нефтяных вышек), о вооружении партизан и о том, что Ковпак приказывал не трогать украинских повстанцев, и те, в свою очередь, тоже не ввязывались в бои с красными. Другой партизан, Александр Мариянидзе, попал к красным, убегая из немецкого плена, но потом бежал и от них, потому что "большевики пхали їх (бывших пленных. - Р.К.) де найгірше". В марте 1944 г. он оказался у повстанцев и на вопрос следователя СБ, что планирует делать дальше, сказал, что не знает, - скорее бы остался на работу, но не против прибиться и к какому-нибудь из грузинских отделов УПА. "Робить вражіння старого, перемученого війною чоловіка, який волів би десь спокійно жити, чим воювати", - такими словами завершается протокол допроса Мариянидзе. На тот момент "старому" было… 43 года.

"Жертва пропаганды"

Фронт стремительно приближался, и с зимы 1944 г. в протоколах допросов можно увидеть уже и фамилии бойцов Красной армии и подразделений НКВД. Первыми в плен к повстанцам попали разведчики. Так, 7 февраля эсбисты допрашивали Петра Крицкого - "червоноармійця-розвідника 7 Кавдивізії, 27 кавполка". Кроме данных о наступлении и структуре Красной армии, пленный рассказал и о том, как их готовили к столкновениям с УПА: "Оповідали, що бандерівці в страшний спосіб катують людей, а червоноармійцям, що попадають до них в полон, вирізують на тілі п'ятикутні зірки". Поэтому не удивительно, что в конце допроса Крицкий сказал: "На підставі слів наших командирів я уявляв собі вас зовсім інакше. Я думав, що бандерівці - це страшні, зарослі, напівдикі люди, і кожний з сокирою в руках. Коли я побачив, що всі чисто і добре одягнені, не міг зорієнтуватися, в чиїх я руках".

В мае 1944 г. бойцы УПА задержали еще более интересного разведчика - "шпигуна винищувального батальйону" Владимира Соловьева. Судя по протоколу допроса, 18-летний юноша оказался разговорчивым. Он рассказал, что их батальон насчитывал 49 бойцов и прошел 2,5-месячный курс подготовки в городе Купянске Харьковской области. Перейдя линию фронта, бойцы должны были изображать из себя беженцев, "докладно приглядатися до українського руху" и собирать информацию до подхода советских войск. Найдя важные военные объекты, разведчики должны были подавать ночью световые сигналы советским самолетам-бомбардировщикам. Именно за этим занятием повстанцы и застали Соловьева.

"Заклятые друзья"

Многие документы касаются участников польского подполья, с которым в УПА были, мягко говоря, не очень дружеские отношения. Например, 17 марта 1944 г. повстанцам удалось отбить нападение польского отряда на село Соколя (вероятно, нынешнего Бусского района Львовской области). Шестеро нападающих были убиты, один попал в плен. Им оказался Францишек Духевич, работавший в польском подполье с апреля 1940 г. и организовывавший польские отряды в Каменецком районе.

17 апреля 1944 г. в Радеховском уезде был задержан Казимеж Перлянский, направлявшийся на разведку в одно из украинских сел. На допросе он признался, что является членом отряда, который был организован польскими офицерами и действовал на Жолковщине. 4 апреля эти офицеры убили (перед тем продержав в погребе) двух бежавших с фронта бойцов дивизии "Галичина".

Встречались среди подпольщиков и женщины. В апреле 1944 г. повстанцы задержали на дороге Зубок-Переспа Викторию Жулчинскую. При ней нашли револьвер и "наказ до якогось Лиса". Рассказать, куда она направлялась и кому несла приказ, подпольщица наотрез отказалась: "Заявила тільки, що свідома цього, що знайшлася в руках Укр. С.Б., і жаліє, що перед смертю не може всадити кілька куль в черево Українця". Вечером того же дня задержанная была ликвидирована.

Впрочем, даже в те мятежные времена были люди, пытавшиеся предотвратить кровопролитие. 14 апреля 1944 г. житель села Стриганка (ныне Каменка-Бугского района Львовской области) Станислав Подгурский - связной польской военной организации - сообщил повстанцам, что планируется нападение на его родное село. Об этом он узнал от своего командира: тот предупредил его, чтобы бежал, поскольку на Пасху село должны уничтожить. А Подгурский, которому стало жаль отчего дома и который, по его словам, "добре жив з українцями", решил предотвратить нападение. Удалось ли ему это, из документа неизвестно.

Чужие среди своих

В том же 1944 г. на допросы в Службу безопасности попали и многие агенты НКВД, набранные из местного населения. Были такие и в рядах ОУН(б). Например, 18 августа на Станиславщине рассматривалось дело Романа Бойко (псевдо Гураган), которого обвиняли в сотрудничестве с НКВД. В руки чекистов он попал после боя возле села Завий (ныне Калушского района Ивано-Франковской области). Не выдержав побоев и давления, Роман согласился сотрудничать. На него была возложена задача следить за украинскими и польскими подпольщиками. Впрочем, выдать чекистам он успел только польских. Завершается документ интересным предложением: "За вислужницьку роботу на НКВД вислано Гурагана до концтабору". Вряд ли это был настоящий концлагерь - трудно представить себе подобную структуру в Карпатах, да еще и в условиях оккупации. Вероятнее всего, имелись в виду какие-то исправительные работы: слово "концтабір" в другом документе - протоколе допроса "більшевицького сексота" Эмилияна Драганчука, который, согласившись сотрудничать с НКВД, бросил чекистов и двинулся к своим, - уже в кавычках.

Шеф СБ Микола Арсенич

Довольно интересна судьба другого оуновца - Петра Максимива из села Саджава на Ивано-Франковщине. До 1939 г. он работал в семейном хозяйстве, был членом читальни "Просвіта", возглавлял местный драмкружок. С приходом большевиков его избрали депутатом сельсовета, и в этом статусе он пробыл до прихода немцев. Когда власть поменялась, Максимив остался работать в хозяйстве, пока в 1943 г. один из земляков не втянул его в ОУН. На конец года он уже стал шефом связи в селе, занимался снабжением повстанцев.13 сентября его схватили чекисты. После избиения и допросов заместитель начальника Богородчанского отдела НКВД выдвинул ему ультиматум: "Він заявив мені, що чекає мене смерть за мою співпрацю з бандитами, але тому, що я був у 1939 році їх депутатом, вони мені простять, з тим, що я буду їхнім донощиком". Петр согласился, после чего ему назначили явку, где должны были дать задание, и предупредили: если не придешь - вывезем семью. Но, очевидно, появиться туда Петр не успел, потому что попал на допрос к своим.

Часто как доносчики в документах фигурируют "перевірені кадри" из местных - тех, кто работал в разных учреждениях до прихода немцев или находился на службе в Красной армии или других советских силовых структурах. Например, в сентябре 1944 г. повстанцы задержали Юрия Яцкива из села Грынивка на Ивано-Франковщине. После прихода в 1939 г. советских войск он "вступив до т.зв. гвардії і остерігав ліс", потом работал в милиции. В ходе отступления выехал вместе с большевиками в Киев, затем - в Полтаву, откуда попал на фронт под Лубны. Там его взяли в плен немцы, но он бежал и вернулся в родное селу. Во время оккупации Яцкив работал в хозяйстве, и хотя и не сотрудничал с повстанцами, помогал собирать для них продукты. Когда вернулись большевики, продолжил службу в милиции. Его обязанностью было доносить о "бандеровцах" и тайниках. Но у Юрия это, как и у его коллег, не очень получалось: вскоре начальство созвало подчиненных и устроило им головомойку за плохую работу, ставя в пример истребительные отряды. Вместо этого повстанцам он рассказал все, что знал, указав, кто так или иначе сотрудничает с НКВД.

После изгнания из Украины нацистов большевики усилили борьбу с повстанцами. Теперь наряду с протоколами допросов в документах Службы безопасности все чаще попадаются упоминания о депортациях семей повстанцев, об облавах в населенных пунктах. Помощников в этом деле чекисты находили и среди местных. Так, например, 24 августа 1945 г. следователь Службы безопасности допрашивал бывшего воина УГА Григория Мулявку из с. Пески Бродовского района. До войны тот был членом местной "Просвіти", а после прихода большевиков согласился сотрудничать с НКВД, выдав тех, кто входил в эту организацию. Пересидев оккупацию, он возобновил свое черное дело. По его доносам из села были вывезены семьи повстанцев. А те и дальше продолжали воевать в лесах с намного более сильным врагом, который до сих пор пугает их именем собственное население, создавая кровавый образ "бандеровцев"…