Принуждение украинцев к миру

Пацификация 1930 года в Галичине.

Массовые избиения и аресты, погромы украинских кооперативов и центров "Просвіти", уничтожение украинских вывесок…

Нет, это не расправа с политикой украинизации и НЭПа. Все это происходило по другую сторона Збруча, в Галичине, когда польская власть в сентябре 1930 года начала так называемую пацификацию, стремясь запугать тех украинцев, которые упрямо не желали чувствовать себя гражданами ІІ Речи Посполитой…

Галичина в огне

1930 год был для Польши непростым. Премьер-министр Юзеф Пилсудский все более укреплял свою власть. Конфликт между ним и оппозиционными партиями (к которым принадлежало и Украинское национально-демократическое объединение - УНДО) завершился тем, что 29 августа парламент был распущен. Оппозиционеров, утративших неприкосновенность, арестовали и бросили в крепость в Бресте. Новые выборы были назначены на ноябрь.

Масла в огонь подливала и ситуация в экономике. Экономический кризис, охвативший мир осенью 1929 г., докатился до Польши. В преимущественно аграрной Галичине, где и раньше были проблемы на рынке труда, кризис ощущался особенно остро. У украинской молодежи не было никаких перспектив - путь на государственную службу был закрыт, мест в украинских организациях на всех не хватало, а на селе рабочих рук было больше, чем земельных участков. Правительство и далее раздавало землю бывшим польским военным: в 1930-м в Сейм были поданы четыре законопроекта по так называемому осадничеству на кресах. Депутаты от украинских партий в польском парламенте откровенно заявляли, что власть сама бросает в массы "горящий факел". А их более радикальные коллеги переходили от заявлений к действиям.

Еще в 1929 г. на конгрессе в Вене была создана Организация украинских националистов (ОУН), объединившая в своих рядах различные националистические организации, действовавшие в Польше и Чехословакии. Сюда же вошла и Украинская военная организация (УВО) во главе с Евгеном Коновальцем. Но объединение не было ни быстрым, ни легким. В националистической среде существовали различные взгляды на то, как должна действовать ОУН дальше. Старшее поколение во главе с Коновальцем считало, что националисты должны пропагандировать свои идеи в массах (в частности и через печать) и принимать участие в политической жизни - или самостоятельно, или вместе с другими украинскими партиями. Молодежь была настроена радикальнее, настаивая на вооруженном сопротивлении власти. Именно такие настроения царили в Краевой экзекутиве (исполнительном комитете) ОУН. Ее представители активно привлекали в ряды организации молодежь, развивая так называемое юнацтво - ячейки, куда входили молодые люди в возрасте от 15 до 21 года.

Иван Габрусевич

В июле 1930 г. "юнацтво" самоуправно начало кампанию саботажей, что стало неприятным сюрпризом для высшего руководства ОУН. В разных местах Галичины поджигали польские имения, выводили из строя телефонные и телеграфные линии. 30 июля под Бибркой было осуществлено нападение на почтовый транспорт, перевозивший 55 тыс. злотых. После этого количество поджогов возрастало стремительными темпами. По данным польского МВД, опубликованным украинским исследователем Романом Скакуном, на территории Львовского, Станиславовского и Тернопольского воеводств с июля по ноябрь 1930 г. был зафиксирован 191 акт саботажа. В основном это были поджоги скирд и хозяйственных сооружений.

С началом кампании саботажа руководство ОУН оказалось в неловкой ситуации. Отмежеваться от этих актов означало потерять авторитет среди радикально настроенных украинцев, да еще и публично признать отсутствие дисциплины в еще не сформированной организации. Потому руководству пришлось санкционировать акцию постфактум. В сентябрьском номере оуновского журнала "Сурма" появилась статья "Частинний виступ УВО", где о кампании саботажей писали как о заранее спланированной акции, которая "має на меті організованим способом ширити неспокій у краю, паніку між польським населенням, ломити експансивного духа польського кресового елементу, посіяти в нім зневіру в успішність його охорони державними властями перед наступом українських елементів та викликати психічний вплив на маси українського населення в крайно ворожім напрямі до польської нації". В статье речь шла и о прекращении акции саботажей, поскольку они достигли своей цели - врагу нанесен материальный и моральный ущерб.

Впрочем, несмотря на команду сверху, волна поджогов стихла не сразу - в октябре польская власть зафиксировала в воеводствах Галичины 26 подобных случаев, из которых 20 оказались удачными. На страницах "Сурми" эти акты трактовали как месть за карательные меры власти, которые вошли в историю под названием "пацификация" (в переводе с польского - "подавление бунтов").

Пацификация

Юлиан Головинский

В начале сентября Пилсудский утвердил решение разместить отряды полиции и кавалерии в селах, где происходили поджоги. Руководить акцией по приказу министра внутренних дел должен был комендант полиции Львовского воеводства Чеслав Грабовский. Окончательно методика проведения карательных экспедиций была утверждена 23 сентября на совещаниях в МВД и Президиуме Совета министров. Впрочем, на местах перешли от "теории к практике" значительно раньше. Уже 14 сентября в нескольких селах Львовского и Бибрского уездов появились уланы, совершавшие реквизиции и избиения жителей. С 20 сентября пацификацию начала полиция, а через несколько дней присоединились и армейские части. Процесс пошел…

Официально карательные экспедиции проводились по такой схеме. Полицейские окружали село, потом вызывали войта и представителей волостного совета, требуя сдать оружие, агитационную литературу и взрывчатку, выдать подозрительных лиц. После этого устраивали обыски в домах жителей и в общественных заведениях. Однако на практике пацификация превратилась в обычные погромы.

Вот, например, как, по свидетельствам очевидцев, происходила карательная экспедиция в Новом Селе (сейчас Подволочиский район Тернопольской области). 23 сентября в 6 часов вечера сюда прибыли приблизительно 130 полицейских. Наведавшись в местное отделение, они зашли потом в корчму поляка Качоровского, чтобы немного выпить "для разогрева", и уже потом принялись за дело: "Коло 8 год. вечера, вже напідпитку, зачали "ревізувати" хату за хатою, де жили українці. Ревізія, а радше погром, полягав у тому, щоб знищити все. Основну ревізію перевели в місцевій кооперативі "Народний дім" тим способом, що ціле урядження знищили, всі товари порозкидали та полили нафтою. Крамаря, Володимира Ткача, збили немилосердно. В "Народнім Домі", де міститься читальня "Просвіти", сокирами порубали підлогу, крісла, шафи з книжками, всі книжки подерли, сцену порубали, куртини і декорації понищили, м.ин. великий портрет Тараса Шевченка, Франка, Мазепу, Хмельницького і Шмігельського".

Погромы проводились и в домах интеллигенции и крестьян. У адвоката Данила Сеныка сорвали пол - искали оружие, и порвали все документы в канцелярии. Его коллеге, Ивану Калине, сломали печатную машинку и уничтожили все канцелярские принадлежности. Крестьянское имущество стащили на середину дома, топча ногами. Хозяев заставили раскрыть крыши на домах и ригах. Позже пошел дождь, который намочил зерно, нанеся крестьянам еще больше убытков. Обыски сопровождались избиениями. Так, Петру Москалюку досталось за то, что… у него был сын - студент философского факультета, Марьяну Коменде - за то, что был исправником кооператива и секретарем общества "Рідна школа". "Ця масакра тривала в Новім Селі до
3 год. ночі. Декому, хто дуже кричав, затикали уста землею і били далі".

От избиения не спасал даже духовный сан. В сборнике "На вічну ганьбу Польщі", изданном Проводом Организации украинских националистов в Праге в 1931 году, откуда взято описание погрома в Новом Селе, есть и свидетельство греко-католических священников, пострадавших от пацификации. "Зі страшним галасом і прокльонами стягнули з мене пальто. В реверенді (рясе. - Р.К.) кинули мене на землю. Кілька поліцаїв держали мене за голову й ноги, а решта била. Били нелюдськи, вигукуючи "на, маєш Україну". Щоб я не кричав, один з поліцаїв затуляв мені рота. Били понад чверть години", - вспоминал отец М.Блозовский из Подгайцев на Тернопольщине. Не меньше досталось и Е.Мандзию из с. Богатковцы Подгаецкого уезда, от которого полицаи требовали выдать пулеметы. "Троє з них почали бити мене щосили прикладами рушниць, приказуючи: "А, Україну, псякрев, будував з учителями й хлопами". Інстинктивно закривався я від ударів руками, в які четвертий поліцай колов мене багнетом. Били по голові, лівім боці і грудях", - вспоминал священник. Но и этого "правоохранителям" было мало: в мужчину, который был почти без сознания, полетели чугунные горшки, тарелки, чашки, стаканы - вся кухонная утварь, бывшая в доме. Не удивительно, что после погрома по селу пошел слух о его смерти.

Читальня

Во время карательных экспедиций полицаи и военные ни в чем себе не отказывали. Так, в с. Денисив Тернопольского уезда крестьянам, чтобы накормить полицаев, пришлось принести более 100 кур и уток, десяток килограммов масла и около 300 яиц. Военные также отличались незаурядным аппетитом: в с. Грусятичи Бибрского уезда командир отдела приказал "протягом двох годин доставити 25 ц вівса, 3 свині вагою по 100 кг, 25 кг ярини (овощей. - Р.К.), 1,5 ц картоплі, 100 боханців хліба, 1200 яєць, 5 м полотна тощо".

Поскольку в ноябре 1930 г. в Польше должны были состояться парламентские выборы, пацификацию использовали и для "предвыборной агитации" за провластные партии. Крестьян часто заставляли демонстрировать свою лояльность к действующей власти с помощью таких вот деклараций: "Сьогоднішнього дня розв'язуємо місцеву читальню "Просвіти" як вогнище протидержавного руху і всі одностайно обіцяємо під час виборів до сейму та сенату голосувати за урядовий список" (в с. Пятничане). Или: "У цей гарячий для нас час недвозначно заявляємо, що ефект, який мав місце в день 11 жовтня, буде для нас раз і назавжди наукою - не слухати підшептів різних юд ані тих газет, що підбурюють до незгоди з братнім народом…" (в с. Большие Хлебовичи). Когда читаешь эти строки, становится жутко - они, как две капли воды похожи на заявления, появившиеся на страницах газет по другую сторону Збруча…

Фелициян Славой Складковский, министр внутренних дел Польши в 1930–1931 гг., один из организаторов пацификации

Информационный контрудар

Впрочем, поводов для удовлетворения на самом деле было не так много. Информация о карательных мерах попала за рубеж. Украинская диаспора вместе с ОУН сделала все, чтобы о "принуждении украинцев к миру" узнали во всем западном мире. Статьи о карательных экспедициях появились в таких изданиях, как "Манчестер Гардиан", "Нью-Йорк геральд трибьюн", "Нейшн". В пацифицированные села начали наведываться иностранные корреспонденты и представители международных общественных организаций. Так, например, корреспондент "Манчестер Гардиан" Фредерик Фойт в ноябре 1930 г. успел пообщаться с искалеченными пацификацией украинцами, лечившимися в украинском госпитале во Львове, и сфотографировать их. "Интересно то, что когда польская власть здесь, во Львове, узнала о существовании этих фотографий, был обыскан не только украинский госпиталь, но и квартиры всех украинских врачей", - писал журналист.

Руководство ОУН старалось придать событиям как можно более широкую огласку. Центры ОУН отправляли телеграммы правительствам различных государств и предшественнице ООН - Лиге Наций, связывались с украинскими общественными организациями в разных странах. И те, в свою очередь организовывали протестные акции, рассылали тысячи телеграмм - в парламенты, правительства, президентам, Папе Римскому (ведь именно ему подчинялась Греко-католическая церковь, священники и прихожане которой пострадали в ходе карательных операций). Украинский вопрос вышел далеко за пределы газетных полос, "оказавшись на улицах и в парламентских залах". Перед польским посольством в Вашингтоне состоялась демонстрация, участники которой раздавали прохожим листовки с информацией о пацификации. На демонстрации протеста вышли также украинцы Питтсбурга, Нью-Йорка, Детройта, Кливленда, Филадельфии и других городов США и Канады. О пацификации заговорили в британском парламенте - 3 ноября 1930 г. депутаты Лейбористской партии на заседании Палаты общин призвали правительство принять меры для защиты меньшинств в Польше. Позднее лейбористы неоднократно "бомбардировали" своими запросами британские государственные учреждения, а в августе 1931 г. двое депутатов от этой партии, Джеймс Райс и Райс Том Дэвис, лично приехали в Галичину, где пообщались с украинскими деятелями, а потом выступили с отчетом в парламенте.

Украинская пропагандистская акция нанесла серьезный удар по международной репутации Польши. Уже в октябре 1930 г. пацификацией заинтересовались в Лиге Наций, куда начали поступать петиции с протестами против действий правительства Польши. Далеко не все из них отвечали требованиям тогдашнего законодательства, но несколько из них все же были приняты к рассмотрению. В январе 1931-го был создан "Комитет трех" в составе Великобритании, Норвегии и Италии, который должен был расследовать изложенные в петициях обвинения. Но дальше ситуация сложилась не в пользу украинцев. 16 апреля на заседании комитета были приняты решения отложить рассмотрение дела, поскольку между УНДО и проправительственным Беспартийным блоком началось обсуждение украинско-польских отношений. На самом деле переговоры прекратились еще в начале марта, поскольку от украинских политиков требовали отозвать жалобы, поданные в Лигу Наций, и заявить о полнейшей лояльности к правительству. Но польская дипломатия использовала сам факт переговоров как доказательство того, что ситуация нормализуется. Британские дипломаты тоже не хотели поднимать шум, чтобы не поощрять немцев, у которых были к Польше свои претензии. Рассмотрение дела отложили до сентября, ну, а потом Лиге Наций было уже не до украинцев. В сентябре 1931 г. японские войска вторглись в Маньчжурию…

Резолюция Совета Лиги Наций в украинском деле была принята 30 января 1932 г. Хотя в ней и осуждались карательные меры польской власти против украинцев, этот документ Варшаву ни к чему не обязывал - даже к выплате возмещения пострадавшим от пацификации.

Напряжение на украинских землях от пацификации не уменьшилось. Обескровленная арестами ОУН постепенно возобновила свою деятельность, но теперь уже перешла от массовых акций к террору против польских членов правительства. Политика же польской власти относительно украинцев, несмотря на отдельные уступки, в целом оставалась прежней. Украино-польское противостояние набирало обороты, пока в начале 1940-х гг. не переросло в кровавую войну…