Не желавшие умирать молча…

Если бы отдельные взрывы ненависти и борьбы сложить вместе, были бы Гималаи украинского сопротивления.

А.Семененко. "Харьков, Харьков…"

Проходят годы, а Голодомор-1932/1933 остается кровавой раной на теле и в сознании нашего народа. Она слишком глубока, чтобы затянуться и не кровоточить, если мы лечим ее, оказывая почести умершим, памятниками и мемориалами, панихидами и речами. Слишком долго она растравлялась замалчиванием и страхом, уродливо рубцевалась янычарством и беспамятством, гноилась язвами потери совести и моральных законов.

С обретением независимости мы еще успели зафиксировать свидетельства тех, кто пережил тот ужас. Но почему-то часто звучит мнение, что украинцы умирали молча, покорно, без сопротивления. Могла ли так вести себя нация, ментально характеризующаяся как свободолюбивая, и которую, собственно, за это и истребляли?

Среди 20-тысячного массива дел репрессированных советской властью, которые зафиксированы в издании "Реабилитированные историей. Кировоградская область", - приблизительно треть тех, кто осужден за "волынки", сопротивление коллективизации, непомерным хлебозаготовкам, которые и привели к Голодомору, ставшего решающим аргументом большевиков в борьбе с украинцами. Тех, кто принимал в этом участие, давно нет в живых, поэтому свидетельствовать могут только архивные документы, дела тех, кого советская власть репрессировала, высылала на Север, в Казахстан, фактически обрекая на неминуемую гибель, отправила в исправительно-трудовые лагеря. Но и на страницах, написанных сотрудниками Государственного политического управления, проступают боль, неравнодушие и трагедия тех, кто не хотел умирать молча.

Последнего атамана расстреляли в мае 1933-го…

Клепачи - типичная украинская селянская семья. Хлеборобы. У отца Сергея было 20 десятин земли, хозяйничал как мог и, очевидно, стремился дать сыновьям образование. В деле об этом речь не идет, но, наверное, более или менее грамотным был и старший сын Иван, он в 1920-х гг. организовал повстанческий отряд, оказывал сопротивление большевикам. А среднее образование Сергея тогда вообще было достижением. В 1921 г. он даже успел немного поработать учителем в селе Цветном. Еще до этого, 18–19-летним юношей, был в отряде своего брата Ивана, а также в отряде другого повстанца - Иванова. (Ивана Клепача и Иванова расстреляли в 1920–1921 гг.) Позже, летом 1932-го, когда он, будучи на нелегальном положении, пытался организовать селян против соввласти, узнал, что по селам ходят слухи о его борьбе за самостийную Украину (об этом речь идет в протоколе допроса Андрея Черепьяного, члена организации из села Благодатного).

Большевики такого не прощали. И в 1924 г. Днепропетровский областной суд осудил Сергея Клепача к пяти годам лишения свободы за участие, как тогда писали, в политбанде его родного брата Ивана. Это наказание, очевидно, еще больше укрепило уверенность Сергея в том, что эта власть враждебна селянству и с ней нельзя мириться. Фактически с весны 1930 г. Сергей Клепач находится на нелегальном положении, скрывается в селах Долинского района. Его имя в этом крае стало символическим: в протоколах допросов очень многих людей (в 1932-м вместе с ним ГПУ допрашивало только арестованных 50 человек, не говоря уж о свидетелях) речь идет о том, что они раньше не были знакомы, но много слышали о нем. Именно с Сергеем Клепачом селяне Долинщины и окрестных сел связывали свою мечту о том, чтобы сменить советскую власть на свою, украинскую.

Они охотно рассказывали ему, как проводится хлебозаготовка (а это уже был 1932-й, когда выгребали все до зернышка), что творится в колхозах, о том, что за трудодни практически ничего не платят. Украинские селяне были недовольны тогда еще новой для них формой хозяйствования - колхозами, где никак не могли навести порядок. Скот подыхал, земля зарастала сорняками. Все это не могло укрыться от хлеборобского, от деда-прадеда, глаза Сергея. Он говорил (об этом расскажет следователю Александр Кабанец, один из арестованных вместе с Клепачом в конце 1932 г.): "…кругом на полях торчит одна стерня, не вспахано, не посеяно, жатва проводилась не должным образом, так что соввласти скоро настанет конец, а ей на смену должна прийти украинская власть".

Бунтовщик верил в это и заряжал этой верой селян. Например, Андрей Черепьяный из села Благодатного (русскоязычные следователи перекрутят его фамилию и будут писать Черепьянов) на допросе честно и откровенно рассказал: "Он (Клепач) говорил, что дело освобождения Украины еще не погибло, что он борьбы с соввластью не прекращал. Соввласть окончательно губит селянство - закабаливает его, что приводит к голоду и бедности… Если бы был президент украинский, совсем другое дело было бы. …Сейчас не время сидеть и ждать, надо поднять в стране вооруженное восстание. Он сказал, что уже создал организацию, находясь на нелегальном положении. Предложил вступить и вербовать новых членов. Я согласился, потому что действительно считал, что соввласть ведет сельское хозяйство к разорению. Мне тогда действительно казалось, что мы сможем поднять восстание и сделать Украину свободной страной. В селе Благодатном была создана организация, куда вошли девять человек. Каждый из членов организации знал только того, кто его вербует, и Клепача".

Клепача признавали лидером, с ним совещались, на него возлагали надежды. Ходили даже слухи, что в Холодном Яру спрятано оружие. Вероятнее всего, это была легенда, что лишь подтверждало народную память об отчаянной непокорности Холодноярской республики большевикам. Уже в феврале 1933-го он скажет следователю: "Люди, с которыми я жил и с которыми общался, высказывали большое желание бороться с соввластью".

Недовольство большевистской властью на селе в те годы было огромным. Но, очевидно, и Клепач, и другие более образованные крестьяне понимали, что даже создав ячейки в окрестных селах (а это минимум, что они могли сделать, и это было сделано), надеяться на эффективную борьбу с московской политикой не приходится - здесь нужно массовое движение, необходимо оружие.

Сергей Клепач отправился в промышленные районы Украины - искать поддержку и информацию. К тому времени у него уже были документы на другое имя, которые удалось достать здесь же, на Долинщине. Сначала Сергей Титович поехал в Шахтинский район, потом в Славянск, Краматорск. Везде, где он бывал, старался подыскивать людей для своей организации. Зафиксированы по меньшей мере три ячейки - в Краматорске, Богураевском рудоуправлении и на станции Финальная. Но выйти на какую-то крупную организацию, наладить масштабные связи не удалось.

Сразу же по возвращении его и других активистов арестовали. Одиннадцати из них судебная тройка постановила "…в качестве меры социальной защиты - расстрел". Расстреляли, правда, лишь четырех - Сергея Клепача, Андрея и Феодосия Черепьяных и Павла Великого. Молодые парни, 21–26 лет. Самому старому, Клепачу, было 33. Расстреляли их 9 мая 1933 г.

В этом же Долинском районе двумя годами ранее ГПУ разоблачило подпольную организацию "Сыновья Украины", которая якобы ставила себе целью уничтожить соввласть и установить республиканский образ правления, по типу УНР. Ячейками были охвачены села Боковое, Долинская, Батизман, Варваровка, Гуровка, Ганновка, Братолюбовка, Новогригоровка. Арестовали 38 человек. По классификации ГПУ, среди них было также десять кулаков, двое политбандитов, пятеро бывших петлюровцев и сын попа. Один из арестованных, Илья Потопа, признал, что они возлагали надежды на Петлюру. Другой, Антон Стеценко, объяснял: "Нам должна была помочь Польша, мы хотели такой власти, чтобы отделить Украину в самостоятельное государство и чтобы в первую очередь защищались интересы селянства".

Руководителем организации называли жителя села Боковое Михаила Вишневецкого. Одна из ведущих ролей принадлежала учителю Василию Варченко, который руководил драмкружком, "…восхвалял свободное казачество и неньку Украину". Судя по тому, что оружия у арестованных не нашли (кроме одного револьвера и двух бомб), вряд ли речь шла о настоящем вооруженном сопротивлении, скорее, просто о недовольстве тогдашним положением селянства.

"Вы - красные бандиты, вам всем придет конец"

Селяне, доведенные до отчаяния, протестовали. 23 февраля 1932 г., в день, который мы долго отмечали как праздник Советской армии, разгневанные жители села Казанка (ныне Николаевщина) ворвались в канцелярию местного колхоза имени Петровского. Сорвали плакаты, разбили лампы, разогнали членов правления, а от председателя колхоза Иванова потребовали: "Голодаем, дайте хлеба!" Далее пошли в колхозный свинарник, где самоуправно (как сказано в деле) закололи колхозного кабана, другому сломали ногу.

Спустя несколько дней бунт повторился. Группа селян сорвала двери колхозных складов, и люди разобрали 150 пудов картофеля и 25 пудов проса. Председателю колхоза, который пытался им помешать, заявили: "Откажись от председательства, не то хуже будет! Мы голодные, а ты коммуну строишь?! Выполняешь их планы хлебозаготовки?" Наверное, слова не помогли, поэтому в ход пошла сила. Когда же на место прибыл милиционер Сиреньков для проведения дознания, ему от разгневанных сеян пришлось убегать на лошади, но его догнали и хорошенько поколотили.

Селяне требовали: "Дайте хлеба, ведь дети умрут от голода, а не дадите, так силой придется взять!" Конечно, никто не собирался им ничего давать, не для того коммунисты проводили хлебозаготовки. На следующий день большая группа селян, человек 400–500, пошла громить элеватор "Союзхлеба". Охрану разогнали и разобрали 300 пудов кукурузы, также забрали с мельницы семь пудов муки и пять пудов зерна. Толпу удалось унять только когда из Кривого Рога прибыл конный отряд милиции.

Заводилами этой, как сегодня сказали бы, акции были Петр Гудзь, Михаил Пашня, Пантелей Шевчук, Иван Шевчук, Степанида Пушкова, Александр Задорожный, Игнат Задорожный, Ларион Ярема, Андрей Диденко и еще десятка два активных селян. Когда зачинщиков бунта арестовали, казанчане потребовали от председателя сельсовета Степана Кузьменко отпустить арестованных. Они грозились: "Вы красные бандиты, вам всем придет конец!"

И моральный закон во мне…

Голодом уничтожали не только украинское селянство, убивали вековые народные традиции витальности, искренности, гостеприимства, взаимопомощи. Украинцы, как могли, противились этому. И каждое проявление человечности в тех условиях - это, по сути, маленький героический поступок. Нескольких селян села Гармановка Зиновьевского района арестовали именно за это. Дмитрий Ружаненко в январе 1933-го отказался везти валку хлеба в район (можно себе только представить, как собирали тот хлеб и какой ценностью той зимой он был для селян!). Яков Хлыстун отказался ремонтировать сани, чтобы привезти горючее для колхозного трактора. Иван Гаманенко, исполнитель Новоалександровского сельсовета тогдашнего Новопражского района, отказался арестовать односельчанина Архипа Коломийца, который не хотел платить дополнительный налог и сопротивлялся активистам, пришедшим описывать его имущество.

Благодаря этому невидимому моральному закону, который сработал в душе даже работника органов, выжила и моя мама. Ее и дед, и отец считались кулаками (жили в селе Осытная Новомиргородского района), поскольку умели и любили вести хозяйство на земле. Конечно, их раскулачили. Забрали все - скот, инвентарь, одежду, иконы, зерно и последнюю свеклу из погреба. Выгнали и из дома. Семью должны были выслать в Архангельск. Но отец сбежал. Мать (мою бабушку) подержали немного под арестом и отпустили, она была калекой - смолоду переболела тифом. Позже она пошла к своей родной сестре в Лутковку Маловысковского района (ныне село Алексеевка), чтобы там, работая в совхозе, пережить голод. А детей Степан отвел в Новомиргород, где возле железной дороги в пригородном селе Константиновке жили его братья Игнат и Даниил, сестры Марфа и Мотря со своими семьями. Открыто принять кулацских детей они не могли - сразу же поплатились бы, так что три девочки все время скрывались по чердакам и сараям. Степан тоже скрывался, ночью приходил к детям, приносил что где удавалось достать или заработать. Так продолжалось вплоть до 1932-го. Когда начались голодные дни, Степан еще некоторое время держался, ему удавалось заработать по окрестным селам то какой-то стакан крупы, то найти где-то по людским огородам горсть гнилого картофеля, но наступил такой момент, когда он уже едва держался на ногах. Решил - будь что будет, пойду на базар, что-то украду. Пошел, позаглядывал, но воровать же не умел, так что подумал: "Возвращаюсь к детям, никуда уже от них не пойду, если придется умирать с голоду, то хотя бы вместе". И тут видит - идет какая-то женщина, очень красивая, нарядная, несет тяжелые сумки. Мелькнула мысль: помогу ей нести, может, даст что-нибудь поесть. Женщина сначала к измученному и оборванному мужчине отнеслась с настороженностью, а потом все-таки доверила свою ношу. Принес, женщина пригласила в дом, чтобы покормить, он не смог отказаться. Зашел, а там - начальник отдела ГПУ железнодорожной станции, муж этой женщины. Деваться некуда. Рассказал все как есть. Какой ангел пролетел в тот миг над тем начальником - неизвестно, но он вместо того, чтобы, как следовало, арестовать Степана, не только отпустил его, но и дал хлеба, сала, муки с собой, а позже помог устроиться на работу. Семья выжила.

…Главы колхозов, член райпарткома, председатель ревизионной комиссии, агрономы, служащие железной дороги, почты, пекарь, бывшие кулаки, сыновья кулаков, середняки и колхозники… Тысячи архивных дел, историй о тех, кто не молчал, предупреждал односельчан о неминуемом голоде, объяснял, пытался помешать убийственной для села хлебосдаче, а то и бросался в драку или брался за обрез. А ведь есть еще массив дел раскулаченных, которые хранятся в архивах полиции и работа над которыми началась не так давно. Воистину, Гималаи украинского сопротивления! Мы должны об этом знать и помнить.