Аврелий Августин в своей "Исповеди" артикулирует драматическую проблему: "Что такое время? Если меня никто об этом не спрашивает, я знаю, что такое время. Если бы я захотел объяснить спрашивающему - нет, не знаю…".
И действительно, многочисленные загадки и парадоксы времени можно найти не только в сфере философской гносеологии и герменевтики. Одна из этих загадок - невероятные хронологические совпадения. Карл Ясперс называл эпохи, буквально нашпигованные гениями и судьбоносными событиями, "осевым временем". Другой Карл, он же Густав Юнг, объяснял подобные временные стыковки присущим нашему коллективному бессознательному принципом синхроничности. Есть и другие попытки объяснить этот феномен. В любом случае совпадения завораживают, особенно когда это касается ключевых биографических дат гениев, "що народжуються раз у століття", как заметила Лина Костенко.
На самом деле то, что два ключевых творца и эталона высокой европейской литературной традиции - Мигель де Сервантес Сааведра (1547–1616) и Уильям Шекспир (1564–1616) - умерли в один день, 23 апреля 1616 г., - миф. Но миф, безусловно, красивый и достойно продолжающий загадочное творчество обоих. Дело в том, что в нашем нынешнем времени, с определяющим его течение Григорианским календарем, 23 апреля 1616 г. ушел в мир иной, "унося с собой камень с надписью, в которой читалось разрушение его надежд", лишь Сервантес. Его родная Испания одной из первых перешла на Григорианский календарь еще в 1582 г. Англия же жила в то время по Юлианскому календарю и перешла на новое летоисчисление лишь в 1752-м. Так что Шекспир умер 23 апреля 1616 г. по Юлианскому календарю, что соответствует 3 мая 1616 г. в Григорианском летоисчислении. Кстати, испанские источники, в отличие от немецких, указывают в качестве даты смерти Сервантеса 22 апреля 1616 г. Но, думаю, такой "мелочью", с точки зрения творцов великой литературы и ее мифов, можно пренебречь.
Интересно было бы представить себе гипотетическую встречу Шекспира и Сервантеса. Известно, что равновеликие им гении Микеланджело Буонаротти (1475–1564) и Леонардо да Винчи (1452–1519), совпавшие по иронии судьбы не только во времени, но и в пространстве Апеннинского полуострова, испытывали друг к другу откровенную антипатию и вражду. Что бы мог почувствовать Мигель де Сервантес по отношению к Уильяму Шекспиру? Он, проведший свою жизнь в бесконечных странствиях, тяжело раненный в битве при Лепанто 7 октября 1571 г., когда силы Священной лиги впервые одержали победу на воде над войсками Оттоманской империи, и тогда же, по собственному выражению, "потерявший дееспособность левой руки ради славы правой"? Он, пять лет бывший в плену у алжирских корсаров, четыре раза пытавшийся бежать и, в конце концов, все-таки выкупленный из плена? Он, дважды заключенный в севильскую тюрьму, где, собственно, и начал писать свой бессмертный роман? На фоне этой чрезвычайно богатой событиями биографии, жизнь Уильяма Шекспира, за свою жизнь всего то и совершившего лишь одно судьбоносное путешествие из Страдфорда-на-Эйвоне в Лондон, а на склоне лет вернувшегося обратно, выглядит достаточно тривиальной. Но при этом, сколько загадок, связанных со своей внешностью, личностью, авторством, сексуальной ориентацией он оставил шекспироведам!
Ars longa, vita brevis (жизнь коротка, искусство - вечно) - говорили древние римляне. И эта сакраментальная вечность искусства позволила "домоседу" Шекспиру охватить в своем, ставшем классикой мировой литературы, творчестве многочисленные времена и пространства. Официальный шекспировский канон включает в себя 38 пьес и 154 сонета. Это и великие трагедии ("Гамлет", "Ромео и Джульетта", "Король Лир", "Отелло", "Макбет"), и знаменитые комедии ("Укрощение строптивой", "Сон в летнюю ночь", "Много шума из ничего"), и исторические хроники, посвященные сюжетам преимущественно английской истории. Как проницательно заметил об Уильяме Шекспире Хорхе Луис Борхес: "И вот, пока его тело исполняло в кабаках и борделях Лондона то, что положено телу, обитавшая в нем душа была Цезарем, глухим к предостережениям авгуров, Джульеттой, проклинающей жаворонка, и Макбетом, беседующим на пустыре с ведьмами. Никто на свете не бывал столькими людьми, как этот человек, сумевший, подобно египетскому Протею, исчерпать все образы реальности". Легендарный "словарь Шекспира", по оценкам ведущего современного специалиста по английской филологии Дэвида Кристала, насчитывает от 17 до 20 тыс. слов.
В то же время "экзистенциальный кочевник" Сервантес с точки зрения вечности вложил всю свою незаурядную биографию в один, достаточно ограниченный во времени и пространстве роман, ставший шедевром мировой литературы и по количеству переводов на иностранные языки уступающий лишь Библии. Другие произведения гениального испанца вряд ли могут считаться шедеврами и составить конкуренцию двум томам "Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского". Если вдуматься, то вымышленные странствия легендарного Дон Кихота пространственно вполне соизмеримы с реальными жизненными путешествиями великого Шекспира - и в этом парадоксальном факте мне видится некая онтологическая симметрия, присущая мировой культуре и ее наивысшим достижениям.
Сервантес оставил нам словесный автопортрет: "человек, которого вы здесь видите, с овальным лицом, каштановыми волосами, с открытым и большим лбом, веселым и горбатым, хотя и правильным носом; с серебристой бородкой, которая лет двадцать тому назад была еще золотая; длинными усами, небольшим ртом; зубами, сидящими не очень редко, но и не густо, потому что их у него всего-навсего шесть, и притом очень неказистых и плохо расставленных, роста обыкновенного - ни большого ни маленького; с хорошим цветом лица, скорее светлым, чем смуглым; слегка сутуловатый и тяжелый на ноги". Прижизненных письменных описаний внешности Шекспира, увы, не сохранилось. Умозрительно его занимательный словесный портрет напишет уже в ХХ ст. Борхес: "Сам по себе он был Никто; за лицом (не схожим с другими даже на скверных портретах эпохи) и несчетными, призрачными, бессвязными словами крылся лишь холод, сон, снящийся никому". Реальное и воображаемое в этих описаниях пребывает в некой гармонии, которую вполне можно отнести на счет обоих наших героев. Интересно сопоставить также сухое и скрупулезное завещание Уильяма Шекспира (по которому, в частности, его вдова Энн Хатауэй (1555–1623) получала от него "мою вторую по качеству кровать") с завещанием Алонсо Кихано Доброго. Во втором томе "Дон Кихота" герой Сервантеса, составляя завещание, категорически запрещает своим наследникам читать рыцарские романы, ибо "ныне мне претят богомерзкие книги о странствующем рыцарстве, ныне я уразумел свое недомыслие, уразумел, сколь пагубно эти книги на меня повлияли, ныне я по милости Божией научен горьким опытом и предаю их проклятию".
Посмертная история Шекспира может показаться гораздо менее драматичной, нежели Сервантеса. Через три дня после смерти великого англичанина похоронили в церкви Святой Троицы его родного Страдфорда-на-Эйвоне, а могила, увенчанная, правда, несколько зловещей эпитафией: "Друг, ради Господа, не рой /Останков, взятых сей землей; /Нетронувший - блажен в веках, /И проклят - тронувший мой прах" (перевод А.Величанского), сохранилась до наших дней. Прославляющие Шекспира погребальные монументы установлены в Саутваркском соборе Лондона, где похоронен работавший в театре "Глобус" брат драматурга Эдмунд Шекспир, а также в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства.
Могила же Сервантеса, нашедшего последний приют на территории монастыря Босых Тринитариев в центре Мадрида, была утрачена в 1673 г. во время строительных работ. Как будто неугомонный Мигель де Сервантес решил вновь продолжить невероятные странствия - теперь уже на том свете! Лишь в 2015-м группа испанских исследователей во главе с историком Фернандо де Прадо, используя самые современные технические средства и технологии, нашла и идентифицировала останки великого соотечественника. Кстати, поврежденная в исторической битве при Лепанто кость левой руки, равно как и фрагмент гроба с инициалами: "М.С.", сыграли роль главных доказательств аутентичности останков. 11 июня 2015 г. прах Мигеля де Сервантеса был торжественно перезахоронен в Мадриде, а эпитафией на могиле стали написанные в 1616-м, незадолго до смерти, строки: "Быстротечно время, /Растут тревоги, /Тают надежды. /Но мое желание жить /Сохраняет мне жизнь".
Казалось бы, и путешественник Сервантес, и домосед Шекспир накануне 400-й годовщины собственной смерти наконец-то обрели покой. Но не тут-то было! Сенсационное сообщение Би-би-си, опубликованное месяц назад, 23 марта 2016 г., гласило: "Археологи: череп Шекспира, похоже, украден". В комментарии авторитетному информационному агентству археолог Кевин Коллс из Стаффордширского университета заявил: "У нас есть захоронение Шекспира с потревоженным изголовьем, и есть история, предполагающая, что в один исторический момент кто-то пришел и взял череп Шекспира. Для меня очень, очень убедительно звучит вывод, что черепа в церкви Святой Троицы вообще нет". Историки вспомнили, предыдущие сообщения о том, что искатели сокровищ похитили череп Шекспира, появились в английской прессе еще в 1879 г. Здесь невольно напрашивается сакраментальная аллюзия на хрестоматийное восклицание Гамлета: "Бедный Йорик!".
Завершая эссе, я подумал: как могла бы измениться сюжетная канва второго тома "Дон Кихота", если бы его герои вместо первого тома знаменитого романа Сервантеса читали великие трагедии Шекспира? Но решил, что не стоит развивать дальше эту идею и нужно своевременно поставить точку. Ведь мистики, головокружительных сюжетов и невероятных совпадений в жизни, творчестве и даже посмертных скитаниях Мигеля де Сервантеса и Уильяма Шекспира как-то слишком много. Наверное, иначе и быть не может с адептами большого времени человеческой культуры, которым посчастливилось, оттолкнувшись от эфемерности прошлого и будущего, создать бесконечное настоящее, таинственные смыслы которого открывали, открывают и будут открывать многочисленные поколения читателей. Ибо и Сервантес, и Шекспир - подлинные творцы и хранители этого большого времени.