О поющей школе нам рассказывала заместитель председателя Черниговского горисполкома Людмила Геращенко. Говорила она пылко, увлеченно, с энтузиазмом, и, может быть, поэтому рассказ ее в душу не запал, а только отложился где-то в укромных уголках памяти. И вот во время съемок документального фильма «Порожняк» о черниговской молодежи, наркоманах-подростках давнишний разговор припомнился, потому что по логике движения сюжета, который почему-то упрямо «гнул» свое, все меньше подчиняясь первоначальному авторскому замыслу, возникла необходимость увидеть и показать еще одно начинание, умершее на корню. Так нам тогда показалось. Мы позвонили Людмиле Викторовне и втроем поехали в 31-ю школу. Ехали молча, и это еще больше убеждало, что объект для съемок выбран правильно и все пойдет именно так, как рассказывала зампред. Мы ошиблись. Сюжетная линия картины сделала неожиданный поворот.
Это была школа в новом микрорайоне. С длинными стремительными коридорами, сохранявшими мертвую тишину во время уроков и разламывавшими эту тишину переменами, когда грохот и тысячеголосый шум вызывали не раздражение, а щемящее чувство чего-то давно ушедшего, радостного и невозвратного. Здесь не ощущалось почти домашнего уюта тех классов, где после войны постигал азы премудрости один из нас: потрескивания дров в печках и кутающегося в старенькое пальто учителя литературы. Но было то, что неожиданно обратило на себя внимание, - раскованность детей, умение взрослых разговаривать с ними на равных.
Старались запомнить детские лица и знакомились с учителями.
- Василий Николаевич Карпенко, учитель пения.
Представляли его немножко другим, постарше.
- Можно побывать на уроках?
- Можно.
- Не помешаем?
- Увидите сами.
Ответ озадачил. Мы понимали, что присутствие трех посторонних людей, очень похожих на тех, кого называют строгим словом «комиссия», может стеснить в таком деликатном занятии, как пение. Не взрослые же - дети...
Сценарий фильма «Уроки музыки» писался легко, каторжно мешая закончить «Порожняк».
«Пришел в школу учитель. Большую современную школу - и по количеству учащихся, и по постройке, и по методам обучения. Но обучать стал не так, как разработали многочисленные методички, а так, как подсказывало ему сердце. А наподсказывало оно ему такого, в чем нам разобраться сходу-слету оказалось непросто. Имели бы мы дело с учителем литературы или истории, легче было бы делать сценарий, мобилизовав свои познания по названным предметам. (Будем честными - каждый считает себя немного знатоком литературы, истории и медицины тоже.) Но учитель вел занятия, мало нам знакомые. (Будем предельно честными: совсем не знакомые.) Он преподавал - пение. И своим увлечением «заразил» тысячи учеников. Современных девочек и мальчиков, с самого раннего детства хорошо знакомых с магнитофонными записями, с телевизионными и радиопрограммами. Если бы учитель начал развивать такие познания, с малых лет привитые, стала бы понятной его популярность. Но восстанавливал он в памяти маленьких людей то, что едва ли могли знать их родители, а - только бабушки и прабабушки. И тут-то пришел результат для многих совершенно неожиданный. Дети стали припоминать им неведомое.
Воскрешение памяти рода...
- Воскрешение с любовью, упоением и - убеждением, что это должно быть. Обязательно. Непременно.
Василий Николаевич начинает вести свой предмет с первого класса. Его мало интересует наличие музыкального слуха и голоса у своих подопечных.
- Я ведь не певцов и музыкантов готовлю. То есть, если получатся певцы и музыканты - тоже хорошо.
Детей в классе - немного. Улавливаем любопытство (все-таки новые люди) - и не более. Какое-то движение, шумок, как в театре перед началом спектакля, а потом - внезапная мертвая тишина. Без каких-либо призывов к ней. Просто зашел учитель.
- Начнем? Плечики расправили, сели ровненько, глазки смеются.
Чистое звучание детских голосов повело за собой легко и свободно, подчиняясь движению рук дирижера.
... Какой бы они ни сделали в жизни выбор - все равно навсегда останется умение держать себя, осанка, раскованность, воспитанность, профессиональное знание предмета. Этих детей уже не обманет музыкальная подделка, безголосое телевизионное шоу, ежевечерне выбрасываемое на экраны. У них свое - твердое мнение, крепко легшее на знание и любовь, привитые с детства.
- Пение у нас каждое утро, как зарядка, - тихонечко поясняет директор школы. - Никто никого не заставляет, а желающих все больше. Мы заметили: кто с утра «распевается», поет потом и дома после уроков. Эти дети мало болеют: у них и горлышко тренированное, и легкие покрепче.
Нам такого видеть не доводилось. То есть, мы присутствовали на самых разных уроках труда и пения, физических зарядках и олимпиадных соревнованиях. Но то все была работа. Классная, внеклассная и еще какая-то. А это - радость, игра всерьез, ни для кого не в тягость.
- Споем?
Видимо, предложение упало в благодатную почву. В миг привычно выстроились. И тут - мы заметили то, что запало в наши сердца: глаза этих маленьких людей были обращены к одному-единственному человеку. Учителю пения. И в этих глазах было море, нет - океан любви. Кем же это надо быть, чтобы на тебя так смотрели?»
И теперь в памяти до мельчайших подробностей восстановился давнишний рассказ Людмилы Викторовны Геращенко.
Василий Николаевич Карпенко пришел в 31-ю школу после окончания музфака Киевского педагогического института. В детстве музыкой не занимался. Не довелось. Потому что его семья, жившая в Щорсе Черниговской области, состояла из шестерых детей - и не до музыки было: дай Бог одеться, обуться, а о покупке музыкального инструмента речь не заходила. В 31-й школе, как, наверное, и в любой другой случилось бы, ему довелось ломать стереотип отношения к «второстепенному» предмету. В певческие классы никакого специального отбора не делал. Пришел в первый класс и сказал: «Будем петь». Не проверяя музыкального слуха, красоты, силы, тембра голоса. Пели все. Сперва неважно. Некоторые - как паровозные гудки. Потом все лучше и лучше. Позвонила в горсовет мать Наташи Куприенко: «Людмила Викторовна, мы попали в какую-то поющую школу. Нам этого вовсе не нужно. Это дополнительная нагрузка, а девочка равнодушна к музыке, зачем ей все это?». Тогда не пошли на поводу первого чувства и отношения ко всему, что делал Карпенко. А Наташа по прошествии недолгого времени сделала выбор: музыка, игра на скрипке.
Все правильно сказала Людмила Викторовна, ничего не исказила.
Мы снимали фильм-наблюдение об уникальном методе общения взрослого и ребенка, учителя и ученика - уникальном, стало быть, неповторяющемся, разнообразном. Что может быть важнее такого процесса обучения, общения? Не только детей. Но и всех, кто хочет что-то узнать?
Дети учат песню «Продай, діду, гусака». Вяло мямлят за практикантом, студентом черниговского педагогического учебного заведения, нехотя выводят мелодию. Терпения Карпенко хватает ненадолго - вскакивает:
- Да я же и есть тот самый дед, у которого вы хотите купить гусака. А ну, попросите хорошенько!
Встрепенулись. Начали канючить у старого хитрюги. А тот - ни в какую! Прижимист - просто страх! Никак не поддается на уговоры. Дети стараются изо всех сил: чувство появилось, артистизм какой-то. Не выдерживает дед. Сдается. Дети довольны: добились-таки. И «дед» - тоже. А лицо у будущего музработника, педагога со специальным образованием растерянное. Не за свое дело взялся? А как его перенять-то это дело, когда тут на каждом шагу экспромт, выдумка, игра, на ходу придуманные ее правила, а?..
Звонок на переменку. Выходят первоклассники. Именно выходят, а не разбегаются в разные стороны. Выходят, как бы оттягивая момент расставания с тем, что стало интересным, небезразличным.
В открытую дверь класса видны инструменты, строгие портреты Баха, Бетховена, Чайковского, Глинки, а на пюпитрах ноты песен - «Чорногуз», «Веселий дуда», «Ранкова пісня», «Пташиний хор», «Сіяв мужик просо», «На вулиці дощ», «Грай, сопілко, грай»...
А вот и снова звонок. И снова исполнители. Но уже третьеклассники. «Насколько же можно продвинуться за два года в музыкальном образовании не музыкальной, общеобразовательной школы?»
Намного. Ведь именно с третьего класса дети выбирают инструмент по вкусу - фортепиано, скрипку, баян, гитару, сопилку, играют, поют в каком-либо из ансамблей: скрипачей, сопилкарей, в хоре. А за восемь лет проходят полную программу музыкальной школы.
Был ли от этого какой-то ущерб общеобразовательному обучению? Ведь школа-то обычная, не специальная. По нашим наблюдениям - нет».
Этот фильм - внимательный взгляд на учащегося и учащего. Есть смысл приглядеться к такому дуэту. Потому что он вечен и вечны его проблемы. Сколько бы сил и времени ни отдавалось его усовершенствованию. А мы и не отдаем. Все руки не доходят. Это слава Всевышнему, что есть самородки. Есть к чему приглядеться. Встряхнуться от бесконечной суеты. Японцы присмотрелись и убедились в такой закономерности: где больше художественного воспитания детей - там меньше проблем, связанных с уголовным кодексом.