Образование: ценностные ориентиры сетевого общества

Человек рожден для счастья, как птица для полета. Очевидно, что этот гуманистический идеал Владимира Короленко еще долго будет сиять звездой для нынешних и грядущих поколений. А достичь этого идеала, считал светоч украинской философии Григорий Сковорода, может каждый человек: лишь познай себя, найди свой путь и делай свое дело.

В определении человеком своей идентичности и своего места в высококонкурентном, а иногда и жестоком мире огромную роль играет система образования. Именно она призвана формировать гражданскую позицию молодого поколения, его способность понимать вызовы новейшей эпохи и умение дать на них адекватный ответ.

Попытаюсь изложить свою версию ответа на кардинальные вызовы настоящего, подкрепляя ее мнением Мануэля Кастельса - профессора Калифорнийского университета (Беркли). Считаю, что главной проблемой современной Украины является определение ею своего места в современном глобализированном мире. И ключом для продуктивного рассмотрения этой проблемы может стать положение М.Кастельса о необходимости проведения интеллектуальной элитой реконструкции общественных институтов: "от сообществ, созданных на идентичности сопротивления, к высотам идентичностей новых проектов, выросших на ценностях этих сообществ" (здесь и далее курсив мой. - Авт.).

Авангардные силы общества и должны обеспечить процесс самоидентификации Украины и ее самопрезентации в мире. Но в каком мире? Каков его господствующий тренд? Какие гуманитарные ценности он несет?

Идентичность сопротивления

Вспомним хрестоматийное высказывание Архимеда: "Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир!". В анализе динамики социальных процессов такой точкой опоры, своеобразным исходным пунктом является определение главного противоречия современной эпохи, ее сущности и характерных особенностей.

Мир, в котором мы сейчас живем, возник на рубеже 1960-х и 1970-х гг., во время глубокого культурного кризиса как капитализма, с его культом индивидуализма, так и советской системы, с ее культом государства. В настоящее время в мире произошло историческое переплетение трех независимых процессов. Первый знаменовал революцию информационных технологий. Второй - борьбу в гуманитарной сфере за права человека, феминизм, защиту окружающей среды и т.д. Взаимодействие этих двух процессов спровоцировало третий:реконструкцию общественного отношения на пути к созданию сетевого общества. Новое сетевое общество вызвало к жизни и новую экономику - информациональную/глобальную. Сетевое общество дало толчок и к созданию новой культуры - культуры реальной виртуальности. Именно тогда заложенная в этом типе экономики и культуры логика стала основанием более широких общественных сдвигов глобализированного взаимозависимого мира.

Было бы ошибкой сводить эти сдвиги исключительно к технологическим и экономическим трансформациям. История - это, прежде всего, жизнедеятельность людей, преследующих свои интересы. В конце 1960-х мощные общественные движения почти одновременно потрясли весь индустриальный мир: сначала Соединенные Штаты и Францию, потом Италию, Германию, Испанию, Японию, Бразилию, Мексику и Чехословакию. Эти общественные сдвиги отозвались эхом во многих других странах. Вспомним движение "шестидесятников" в Украине, ставшее, правда, не "отголоском", а одним из предвестников (хотя и приглушенным советским режимом) общемировых процессов.

Показательно, что общественные движения 1960-х не были реакцией на экономический кризис. Они возникли в зените устойчивого экономического роста и полной занятости как "критика общества потребления". По своей сути они были культурническими, скорее стремящимися изменить жизнь, чем захватить власть. Их действия - это многоплановые реакции на произвол властных структур. Это был и вызов несправедливости, и попытка выбороть право на поиск индивидуального самовыражения. В итоге этот общественный тренд нес в себе идентичность сопротивления. В свое время известный теоретик Клод Леви-Стросс отмечал: "Любая культура развивается благодаря обмену с другими культурами. Но необходимо, чтобы каждая культура оказывала определенное сопротивление, иначе очень быстро потеряет то, что присуще только ей... Эта ситуация существовала фактически во все времена. Это норма человеческого поведения".

По оценке М.Кастельса, культурнические движения
1960-х гг. начали этап фундаментального раскола в мировом масштабе: по одну сторону заявила о себе активная, культурно идентифицированная собственной системой ценностей интеллектуальная элита, а по другую оказались все более неуверенные, незащищенные социальные группы, лишенные информации, ресурсов и власти, начавшие рыть окопы своего сопротивления именно вокруг ценностей, подвергшихся осуждению в бурные 1960-е. Именно этот раскол и стал главным противоречием современности: на смену периоду индустриализации, с его преимущественно рутинной работой на конвейере, пришла технологическая революция информационной эпохи, требовавшая самодостаточной личности. Соответственно течение времени исторически обусловило и новый уровень базовых взаимоотношений в сфере производства, власти, культуры и системы ценностей.

На перевале

С тех пор перед каждым индивидом в мире возникла проблема выбора: с каким общественным трендом себя отождествлять - с системой ценностей новой интеллектуальной идентичности или с обычными критериями и требованиями индустриальной эпохи? Выбор крайне важнен: отвечая на вопрос "Кто я?", человек выбирает стратегию выживания - модель своего жизненного поведения.

Ключевой особенностью нового времени, по мнению М.Кастельса, стала информационно-технологическая революция, давшая толчок к возникновению информационализма как материальной основы нового общества. В 1970-е гг. фирмы и правительства капиталистических экономик обратились к новым информационным технологиям, где сетевая логика информационализма стала ведущим фактором трансформации всех сфер общественной и экономической жизни. Это привело к появлению новой формы капитализма. Характерная особенность его экономики - глобализация видов деятельности, организационная гибкость и оперативность в управлении рабочей силой. С одной стороны, новые информационные технологии дали обновленному капитализму необходимые сетевые инструменты, дистанционные коммуникации, методику сохранения и обработки информации, координированную индивидуализацию труда, и одновременно - концентрацию и децентрализацию принятия решений. С другой - давление конкуренции, новые формы организации труда и ослабление сплоченности рабочей силы привели к сокращению расходов государства общего благоденствия, этого краеугольного камня общественного договора в индустриальную эпоху.

И, как показала практика, советский порядок оказался неспособным ассимилировать информационализм. И тому есть ряд причин, следующих из природы тотального контроля за общественными процессами и информацией со стороны партии и КГБ. Даже для доступа к фотокопировальным машинам нужен был допуск службы безопасности. Для бюрократии само понятие "персональный компьютер" уже подрывало базовые основы советского порядка. Советский этатизм по самой своей сути отторгал распространение информационных технологий, блокируя тем самым процесс спонтанной инновации путем использования сетевых взаимодействий.

В этих условиях советская экономика не могла перейти от экстенсивной модели развития к интенсивной. Темпы экономического роста стабильно падали. Высокообразованное население страны отдалялось от мировых научных достижений, лишая исследователей эффекта "перекрестного опыления" инновациями. Даже военная машина - оплот и залог существования советского режима - страдала от все большего технологического отставания от противника.

Осознание глубины застоя заставило некоторых советских руководителей, прежде всего Горбачева, попытаться реорганизовать систему. Они открыли доступ к информации и начали диалог с гражданским обществом. Однако этот шаг неожиданно для инициаторов дал толчок могущественной волне подъема национально-культурных идентичностей, нарастанию требований относительно углубления демократии, что бесспорно выходило за рамки программы перестройки. Советский порядок мог более или менее эффективно существовать в эпоху индустриализма, где в основу были положены количественные показатели производительности (физический труд, капитал и природные ресурсы). Но он оказался неэффективным, когда главным источником производительности стала способность качественно организовать производство на основе знания и информации. Так бесславно закончился революционный эксперимент, во многом определявший характер ХХ в.

В поисках путеводителя

Распад СССР породил идеологический вакуум, который в новообразовавшихся постсоветских государствах надо было чем-то заполнить. Поскольку теория "развитого социализма" тихо скончалась и ушла в небытие, необходимо было срочно найти ей замену, открывавшую бы новые горизонты и внесшую хоть каплю оптимизма в интеллектуально истощенное сообщество ученых в сфере гуманитарных наук.

Конец идеологической монополии КПСС и мощные возможности Интернета открыли окно в мир. Это дало возможность ученым постсоветского пространства приобщиться к достоянию мировой прогрессивной мысли. Правда, интеллектуальное "перекрестное опыление" на первом этапе состоялось в несколько упрощенном, а то и искаженном виде: оно приобрело черты если не догматического заимствования зарубежных социальных теорий, то, по меньшей мере, имитации основных моделей и парадигм общественного развития, распространенных на Западе.

Достаточно вспомнить, как мы с энтузиазмом воспринимали то откровение либеральной экономики от Фридриха Хаека, то "конец истории" в результате торжества либеральной демократии от Френсиса Фукуямы, то принципы раздела мира как результат "войны цивилизаций" Семюэля Хантингтона. Еще один пример - Джеффри Сакс, будучи почти никому не известным в Соединенных Штатах, вдруг снискал мировую популярность, взявшись трансформировать экономику стран постсоветского пространства. Именно он сумел уговорить тогдашних русских руководителей применить его теорию шоковой терапии, последствия которой в полной мере ощутила и Украина.

Наша всеядность в восприятии устаревших западных моделей просто поражает. В то же время эти модели, и прежде всего "теория модернизации", еще в 1970-е гг. уже были поддвержены сокрушительной критике в научной среде западных университетов. Так, выдающийся американский социолог Иммануил Валлерстайн отверг постулат о продвижении всех стран мира по американскому пути. Он обратил внимание на то, что в мировой экономике есть ядро и периферия; что ядро успешно развивается за счет неравноправных отношений с периферией; что количество удобных ниш в капиталистическом мире-системе весьма ограничено; что на мировой рынок необходимо пробиваться, поскольку никто своего места не уступит.

Глобализация вовсе не означает, что все страны просто вольются в какое-то унифицированное мировое пространство. Напротив, целые регионы будут сохранять свою самобытность. Скажем, главный ресурс России - ее природные богатства, а Китая - его огромное трудолюбивое население. Следует быть готовыми и к тому, что в ближайшем будущем в мире сформируется пять-шесть ведущих государств, и тогда вновь возникнет проблема перераспределения сфер влияния.

Приложили ли мы в Украине силы для огранки своего собственного профиля в современной конфигурации мира? Политический выбор есть всегда. Он - за элитой, высокообразованной и ответственной, способной создать модель интеграции в мировую систему, исходя из национальных интересов и объективных обстоятельств. Этот выбор может быть осуществлен и более демократически, если общество проявит креативную способность. Если же общество деградирует, если ему не удается выработать соответствующие институции и идеологию в роли своеобразного "социального клея", тогда страна неизбежно выпадает из мирового процесса.

Ценности периферийного капитализма

Пока что факт остается фактом: провозгласив независимость после распада СССР, элита постсоветских государств оказалась не готовой ни осознать вызов информационного времени, ни разработать надлежащую систему ценностей. На практике бурных 1990-х мы убедились, что эта элита показала свое настоящее нутро и направила общественные процессы в удобное для себя русло "дикого капитализма" образца ХІХ в. При этом, подчеркнем, происходил этот процесс при активном содействии западных "акул капитализма", начавших наживаться на проблемах периферии.

На примере России М.Кастельс показывает, что "русские группы интересов, особенно менеджеры компаний и правительственные аппаратчики, возглавившие процесс приватизации, удержали самую ценную собственность под своим контролем, занизив цены акций приватизированных компаний, чтобы предложить существенную прибыль иностранным партнерам в обмен на мгновенно получаемую денежную наличность, оседавшую, чаще всего, на их банковских счетах за границей". Приложили руку к развалу экономики и зарубежные научные консультанты. Они консультировали "политически неопытных русских экономистов, оказавшихся неожиданно на командных постах из-за паралича демократического государства вследствие интриг между политическими фракциями, где властвовали личные амбиции". В результате взаимодействия корыстных внутренних и внешних групп интересов, "криминальная экономика выросла до невиданных в крупной индустриальной державе пропорций, связываясь с мировой криминальной экономикой и становясь фундаментальным фактором, с которым следует считаться как в России, так и на международной арене".

Такая модель общественной трансформации практиковалась почти на всем постсоветском пространстве, в частности и в Украине. Об этом свидетельствуют и материалы круглого стола "Американо-украинские отношения: рекомендации с точки зрения прошлого", проведенного в 2013 г. Институтом Кеннана в Международном научном центре им. Вудро Вильсона. На этом мероприятии первый посол США в Украине Вильям Миллер заявил, что США совершили "большую структурную ошибку" во время выработки плана радикальных экономических реформ в Украине. "Мы просто не понимали огромных экономических вызовов, стоявших перед Украиной в момент ее перехода от коммунизма к свободному рынку. Мы подталкивали Украину к проведению земельной реформы, не понимая до конца всех обстоятельств... Мы слепо подражали американской модели, которая не могла служить настоящим примером в украинских реалиях". Не имея ответа на вопрос о том, как обеспечить самое справедливое перераспределение государственного имущества в посткоммунистических странах, США не смогли предотвратить возникновение в них класса "олигархов и расхитителей государственного имущества".

Ныне только слепой не видит, что в течение 20 лет Украина скатывалась в зону "периферийного капитализма", не заботясь надлежащих образом о собственных национальных интересах. Вместе с тем ядру сетевой системы современного капитализма была совершенно безразлична дальнейшая судьба преобладающей части населения постсоветского пространства. "Информационные сети, сети капитала, рабочей силы и рынки по всему свету, - отмечает М.Кастельс, - связываются технологиями, полезными функциями, людьми и территориальной близостью и в то же время делают себя недоступными для населения и территорий, не представляющих ценности и интереса с точки зрения динамики глобального капитализма. Поэтому произошел социальный и экономический остракизм отдельных общественных прослоек, районов в городах и регионах, а то и даже целых стран... Отчаянные попытки некоторых подобных регионов и социальных групп стать частью глобальной экономики, избежать маргинализации приводят к тому, что... международная организованная преступность использует их для развития всемирной криминальной экономики".

Какой же вывод из этой непривлекательной картины? Очевидно, один и безальтернативный: не отказываясь от идентичности сопротивления в жестком конкурентном мире, выстраивать надлежащую идентичность проекта будущей Украины в соответствии с новыми мировыми реалиями.

В чем же заключаются эти реалии?

Ценность самопрограммированного труда

М.Кастельс подчеркивает, что новое общество возникает тогда, когда (и если!) производственные отношения начинают соответствовать новым продуктивным силам. Это одна из основополагающих основ марксизма, не ставящаяся под сомнение даже либералами. Не изменилась и сущность капитализма: основным законом, как и раньше, является производство ради прибыли и присвоение этой прибыли на основе права частной собственности. Так же, как и раньше, в основе современных производственных отношений лежат отношения между трудом и капиталом. Следовательно, информациональная/глобальная экономика оказалась еще более капиталистической, чем любая другая экономика в истории, поскольку интенсифицирует все эти параметры. И здесь не может быть никаких иллюзий.

Так в чем же новизна и пафос информационального капитализма? В том, что производительность является производной от инноваций, а конкурентоспособность - от гибкости любой системы. И здесь решающую роль сыграют новые информационные технологии и культурно-образовательная способность участников производства использовать их в процессе производства и управления. Именно на этой основе и формируется сетевое предприятие.

Для меня, как работника сферы образования, первостепенным в этих теоретических построениях является то, что в нынешней модернизованной системе производства труд становится резко дифференцированным в соответствии с индивидуальными характеристиками самих работников. Абсолютным фактом современности стал огромный разрыв между традиционным индустриальным трудом (Кастельс называет его "родовым") и "самопрограммированным" трудом людей нового поколения. Ключевым критерием разделения между этими двумя видами труда является образование. И не просто базовое, а образование более высоких уровней, т.е. систематическое включение в структуру работы новых знаний, нацеленность на приобретение новых навыков в соответствии с технологическими и организационными изменениями. В очерченном контексте образование воспринимается как феномен, принципиально отличающийся от традиционного обучения и воспитания. Образование становится процессом, в результате которого работники приобретают способность постоянно изменять навыки, обращаясь к новым информационным источникам. Таким образом, каждый может "перепрограммировать" себя в соответствии с задачами процесса усовершенствования и усложнения производства.

Но потребность в самопрограммированной работе появляется только в условиях инновационного производства. Старые же индустриальные технологии воссоздают традиционный родовой труд, не имеющий возможности и, собственно, и необходимости самопрограммирования, поскольку главное требование к работнику - только способность воспринимать и выполнять определенную конкретную задачу. Работа такого труженика не является индивидуализированной, поскольку выполнение простейших функций может быть переведено на какой-то механизм или другого работника.

Резкая дифференциация между самопрограммированным трудом и родовым несет в себе серьезные социальные риски и угрозы. Если инновация становится основным источником производительности труда, знание и информация - главным материалом нового производственного процесса, а образование - ключевым качеством производственного процесса, то новыми производителями в информациональном капитализме становятся, прежде всего, творцы знания и специалисты информационных технологий, чей вклад является самым ценным для фирмы, региона и национальной экономики. Таких работников в развитых странах уже почти треть от всего занятого населения.

Эта сущностная черта информационального капитализма вносит раскол в общественную структуру труда, что приводит к размыванию остатков классовой солидарности. А это приводит к фундаментальному социальному разлому, когда, по словам М.Кастельса, происходит "социальное исключение значительного сегмента общества, состоящего из индивидов, которыми пренебрегают, чья ценность как производителей/потребителей исчерпана, и чья значимость как людей игнорируется".

Угрожающие тенденции

Кое-кто может отмахнуться - дескать, для нашей страны проблемы информационального сетевого общества не особенно актуальны, поскольку инновационная составляющая - лишь малая толика в произведенном продукте. Но давайте не закрывать глаза и на то, что живем мы в эпоху глобализации, когда этот процесс не просто вторгся в сферу обмена товарами между странами, но и стал господствующим в сфере производства. Чтобы не произошло так, что вследствие углубления пропасти между родовым трудом (индустриальной эпохой) и трудом самопрограммированным (эпоха информационализма) Украина окажется вне зоны новейших технологий, обрекая себя на прозябание в зоне "периферийного капитализма" со всеми вытекающими из этого обстоятельствами.

А обстоятельства довольно угрожающие. Первое заключается в том, что в контексте социальной стратификации информациональный/глобальный капитализм характеризуется тенденцией кнарастанию социального неравенства и поляризации общества, а именно: одновременного роста верхушки и дна социальной шкалы. Примеров множество. Например, об "ужасных спекуляциях и непомерном обогащении немногих" как об основной социальной угрозе говорит З.Бжезинский.

Второе обстоятельство - дальнейшая индивидуализация труда подрывает основы коллективной сплоченности работников индустриальной сферы, когда самые слабые сегменты рабочей силы остаются будто за бортом. В итоге возникает третье обстоятельство - происходит постоянное размывание даже имеющихся элементов социально ответственного государства, лишающего спасательного круга людей, не в состоянии справиться самостоятельно.

Вместе с тем нарастает другая угрожающая тенденция - социального исключения целых контингентов населения. С точки зрения глобального сетевого общества, становится больше людей, которые из-за низкого уровня образования ничего не стоят ни как производители, ни как потребители.Это не означает, что всем им уготована судьба безработных. Тем не менее, важно, какой это будет вид работы, за какую плату и на каких условиях. А тут картина безрадостная: уже сейчас миллионы людей постоянно теряют работу, они часто вовлечены в неформальную деятельность, оказываются втянутыми в низовые структуры криминальной экономики. Все это предопределяет высокий уровень кризисных ситуаций в жизни их семей, приводит к личностным кризисам.

Беда в том, что граница между социальным исключением и ежедневным выживанием все больше размывается для большего количества людей. С потерей обычной социальной поддержки (вспомним гарантированную очередь на жилье для молодых специалистов, профсоюзные путевки, бесплатный досуг детей в спортивных секциях и кружках самодеятельности и т.п. - как это было в советских времена) немало людей оказались неспособными постоянно совершенствовать и модернизировать свою квалификацию в русле вызовов времени. Они сплошь и рядом выпадают из конкурентной борьбы, стараясь удержать свои позиции хотя бы до следующего раунда уменьшения сегмента и так уже "засохшего" среднего класса специалистов и научно-технических работников, бывшего социальной опорой СССР на протяжении периода индустриализации. Досадно, но факт: сегодня процесс социального вытеснения определенных групп населения влияет не только на действительно обездоленных, но и на социальные категории, целеустремленно выстраивавших свою жизнь так, чтобы не скатиться до уровня люмпенизированной рабочей силы, социально недееспособных людей.

Ценности фундаментализма

Объективно эти люди поставлены перед выбором: какая система власти и форма государственности наиболее приемлема? Поскольку в условиях глобализации влияние национального государства на производственные и социальные процессы ослабляется, а обещания, данные разными партиями во время избирательных гонок (а то и закрепленные законодательно обязательства расстраивать социально ответственное государство), не выполняются из-за низкой производительности труда, легитимность парламентской демократии и самого государства неизбежно ставится под сомнение. Реагируя на эту ситуацию, узкоспециализированный труд, связанный с индустриальным производством, тяготеет к политике "сильной руки".

И наоборот - самоорганизованный труд информационального общества тяготеет к увеличению количества сторон, представленных в институтах власти, а также к децентрализации властных полномочий и переходу их к локальным учреждениям, что формирует предпосылки для новой геометрии власти в виде сетевого государства. На примере Европейского Союза можно отслеживать тенденции стремления социальных актеров, да и граждан в целом, максимизировать возможности представительства своих интересов и ценностей, разыгрывая те или иные стратегии взаимоотношений между различными учреждениями на разных уровнях компетенции.

Углубление социального раскола в современном мире и недейственность общественного договора, заключавшегося между трудом и капиталом в индустриальную эпоху в виде социально ответственного государства, - все это усиливает неспособность значительной доли людей вписаться в логику доминирующих глобальных информационных сетей сетевого общества. Это приводит к тому, что значительные контингенты населения стремятся найти новый смысл жизни, реконструировав его на началах абсолютизации определенной системы ценностей и убеждений. Появляются новые группы идентичности сопротивления, с которыми М.Кастельс связывает прежде всего религиозный фундаментализм, "не отрицающий технологию, но подчиняющий ее Божественному Закону, которому должны подлежать все институты и цели, без какого-либо торга. Национализм, локализм, этнический сепаратизм и культурные общины порывают с обществом в целом, выстраивая его институты не снизу вверх, а изнутри наружу, то есть "те, кто по сути мы" против "тех, кто к нам не принадлежит".

Они демонстративно идут на разрыв с устоявшейся социальной логикой, добиваются автономии от государственных учреждений, отрицают самоценность капитала и разнообразные приманки технологий. А потому их участников уже трудно потом инкорпорировать в существующий образ жизни.

Итоги и прогнозы

Итак, о самом главном. Дает ли нам предложенная М.Кастельсом теория сетевого информационального общества исчерпывающие ответы на актуальные проблемы настоящего? Внесла ли она элемент оптимизма в наше мировоззрение? Стала ли указателем на перспективу?

И да, и нет. Прежде всего потому, что было бы ошибкой с нашей стороны полагаться на универсализм как предложенной теории, так и любой теоретической конструкции вообще. Да и сам автор теории предупреждает, что нынешние общественные отношения не могут быть сведены к структуре и динамике сетевого общества. Такое общество не является всеобъемлющим, поскольку образовывается взаимодействием между сетью и "Я", между сетевым обществом и фактором идентичности каждого отдельного субъекта, несущего в себе инерцию ценностей, унаследованных от индустриального капитализма и этатизма. В итоге "не все социальные изменения и институты следуют логике сетевого общества, подобно тому, как индустриальные общества в течение продолжительного времени включали многочисленные доиндустриальные формы человеческого существования. Но все общества информационной эпохи действительно пронизаны - с разной интенсивностью - повсеместной логикой сетевого общества, чья динамическая экспансия постепенно абсорбирует и подчиняет существовавшие до этого социальные формы".

Таким образом, понимание нашего мира требует одновременного анализа и сетевого общества, и его конфликтных вызовов. Мало кто сомневается в том, что ХХІ в. будет обозначен завершениям формирования глобальных информационных сверхмагистралей, мобильных телекоммуникаций и вычислительных мощностей. Уже сейчас Интернет охватывает около миллиарда пользователей, количество которых ежедневно возрастает в среднем на 200 тыс. человек. Судя по всему, это будет также эпоха генетической революции. Однако если люди допустят те же самые ошибки, что и в ХХ в., есть риск - с помощью новейшей технологической силы - покончить с жизнью на планете. А это означает: чтобы не допустить отрицательных явлений, нам нужны не только ответственные члены правительства, но и ответственное высокообразованное общество. Путь, которым мы пойдем, зависит от социальных институтов, от человеческих ценностей, от сознания новых социальных актеров и их решительности формировать и контролировать собственную судьбу.

ХХІ в. будет обозначен и экстраординарным ростом производства при значительно меньших усилиях. Умственный труд заменит физический в большинстве производственных секторов экономики. Но, и это мы хотим подчеркнуть, доля произведенного богатства будет доставаться индивидам в зависимости от наличия доступа к образованию, а обществу в целом - от его социальной организации, политической системы и выбранной стратегии развития. Радует тот факт, что украинские родители уже сориентировались в ситуации: по подсчетам экспертов, только в Киеве работают более
2 тыс. крупных и малых учреждений раннего развития ребенка, и их количество ежегодно увеличивается на 10-15%.

Люди интуитивно понимают то, что М.Кастельс теоретически сформулировал как предостережение от рисков на будущее. С одной стороны, глобальная экономика будет расширяться, сканируя с помощью информационных сетей всю планету в поиске новых возможностей для получения прибылей. "Но она будет делать это выборочно, объединяя значимые сегменты и пренебрегая местностями и людьми, исчерпавшими уже свой потенциал или не представляющими интерес на данный момент… Планета сегментируется на четко разрозренные пространства, определенные разными временными режимами".

Отторгнутые сегменты общества, понятное дело, не смирятся со своим положением, дрейфуя, во-первых, в глобальную криминальную экономику, которая станет фундаментальной чертой ХХІ в. Ее экономическое, политическое и культурное влияние будет проникать во все сферы жизни. Уничтожить это явление будет невозможно, разве что удастся ограничить. Во-вторых, реакция на социальное отторжение приобретет форму фундаменталистских движений. "Разного рода фундаментализмы, происходящие из разных источников, будут представлять собой самую бескомпромиссную альтернативу одностороннему господству информационального глобального капитализма".

Таким образом, сетевое общество не несет в себе мир и благодать, а, скорее, подтверждает тенденцию к углублению драматического раскола между элитой и массами. В то время, когда мировые элиты будут окапываться в глобальной системе финансовых и информационных потоков, опыт простых людей и круг их интересов будут ограничиваться многочисленными локальными сообществами, прежде всего семьей.

Перспектива

Главная причина бед ХХІ в. - экстраординарный разрыв между технологической сверхразвитостью и социальной недоразвитостью. Нынешние мировая экономика, общество и культура построены на интересах, ценностях, институтах и системах правления, ограничивающих в принципе коллективную креативность, присваивающих плоды информационных технологий и направляющих энергию в русло сокрушительной конфронтации. Как следствие, существующие ныне альтернативные сетевому обществу культурные сообщества, стремящиеся подчинить новейшие технологии нуждам и стремлениям человека, судя по всему, обречены на долгий путь от общин, созданных на идентичности сопротивления до высот идентичностей новых проектов, основанных на ценностях этих общин. Речь идет и об эгалитарных семьях, и о солидарности поколений, и о концепции устойчивого (достаточного) развития, и о новой модели экономического роста, и об общей мобилизации в защиту прав человека и т.п.

Для того, чтобы произошел переход от идентичности сопротивления к идентичности проекта, должна вырасти критическая масса представителей самоорганизованного труда, сформирующих основы новой политики. Ее отличительной чертой должно стать объединение информационных технологий с ценностями и проблемами, возникающими из настоятельных нужд и жизненного опыта людей в информационную эпоху. Пока что другой альтернативы не видно.