БЫЛО ДЕЛО В ГРИБОЕДОВЕ

Еще не так давно будущие студенты из Украины ездили поступать в Россию, из России — в Украину. Теперь все стало намного сложнее, и тем более приятно узнать, что в некоторых неординарных ВУЗах Москвы расширили права для граждан СНГ. Например, в Литературный институт жители Украины смогут поступить на тех же основаниях, что и россияне. А потому хочется рассказать об этом единственном в мире институте, в котором мне посчастливилось учиться как раз в перестроечные годы. Удивительно то, что Литинститут приглашал под свою элитарную крышу на Тверском бульваре, 25 пишущую братию со всех уголков необъятного Союза. Поэты, прозаики, драматурги, критики, публицисты собрались на творческие семинары в историческом доме, прозванном с легкой руки Михаила Булгакова «Домом Грибоедова». Да, в тридцатые годы здесь действительно был МОССОЛИТовский ресторан, превратившийся потом в альма-матер будущих писателей. Я хорошо помню, как в кофейне на Крещатике мы, пишущие и поющие, обсуждали каждый год очередных киевлян, прошедших творческий конкурс в Литинституте. Сейчас в это трудно поверить, но в судьбах тех, кого я назову, сплелись годы, прожитые в Киеве, с годами, отданными Литинституту. Может быть, вы узнаете их, по прочитанным книжкам или выступлениям, кто-то стал известен, кто-то — не очень, но бездарных среди них нет: Раф Левчин и Игорь Винов, Саша Чернов и Алеша Парщиков, Володя Денисенков и Вита Котоний, Виталий Пуханов и Люда Радзей, Таня Филатова и Саша Закуренко, Саша Карабчиевский и Наташа Никишина, Володя Шемшученко и Костя Олейников, Таня Дрыгина и Игорь Кручик... Мы учились на разных курсах, в разных семинарах, у многих уже было до поступления в Литинститут одно «верхнее» образование, а соединяло нас то, что в творчестве и образе жизни проступали черты двух культурных слоев, перемешанных между собой на веки вечные: Киев Булгакова и Москва Булгакова, Киев Вертинского и Москва Вертинского, Киев Ахматовой и Гумилева и Питер Ахматовой и Гумилева («Из логова змиева, из города Киева Я взял не жену, а колдунью...»

Когда я приехала в Москву поступать в Литинститут на заре перестройки, Юнна Мориц сказала мне: «Не вздумай проявлять провинциальную надменность и трепаться в общежитии о трагических судьбах Цветаевой и Мандельштама. У этих стен есть уши». Я убедилась в том, что уши действительно были, и тем не менее только в стенах Литинститута в те времена возможно было из уст преподавателей услышать на лекциях имена крамольные и опасные для жизни: Набоков, Бродский, Солженицын, Коржавин. А в том самом общежитии на улице плохо кончившего демократа Добролюбова мы, счастливые и сумасшедшие, взахлеб писали, ругались, влюблялись. Останкинская башня, находящаяся неподалеку, мистическим образом воздействовала на наши все еще не зрелые умы и души: кто-то спивался, у кого-то появлялась «манечка» собственной гениальности, кто-то периодически выпрыгивал из окон седьмого этажа — в общем, жизнь била ключем, а больница Литфонда всегда была к нашим услугам. Где вы, друзья-товарищи тех, потрясающе насыщенных лет, где веселая, суматошная, жестокосердная и непревзойденно талантливая Москва? Недавно я была проездом в первопрестольной по дороге в Питер и заглянула на огонек к однокурснице, живущей в Черемушках. Время было позднее, и я спросила ее, смогу ли без приключений добраться до Ленинградского вокзала. Она ответила с невозмутимым спокойствием: «Вообще-то у нас стреляют... Но ты не волнуйся, эти разборки случайных прохожих не касаются». «А если шальная пуля?» — спросила я. Однокурсница посмотрела на меня с недоумением: «У нас каждый нормальный человек знает, что при стрельбе надо ложиться на землю». Вот такое мирное времечко.

Но возвращаюсь на Тверской бульвар, 25. Все шесть лет, что я там училась, у нас был замечательный ректор — Евгений Сидоров. Сейчас он стал Министром культуры России, а Литинститут в его отсутствие несколько изменил окраску. И все равно я советую молодым талантливым: дерзайте, как мы когда-то, берите штурмом единственный в мире уникальный институт. Удачи вам, господа поэты! Пусть всегда остается оживленной дорога между памятником Шевченко и памятником Пушкину, между Андреевским спуском и Тверским бульваром, между Украиной и Россией, и пусть всегда по этой дороге ходят поэты и музыканты, освещая наши души животворящим светом добра и искусства.