ЧЕРНОБЫЛЬ: ДЕСЯТЫЙ ГОД ТРАГЕДИИ

Объект, о котором узнал весь мир

30 ноября с.г. в Чернобыле состоится международная конференция, посвященная 9-й годовщине сооружения над четвертым блоком ЧАЭС объекта «Укрытие»

Вспоминает бывший главный инженер 11-го главного строительного управления Министерства среднего машиностроения СССР Л. ЗАБИЯКА

Леонид Васильевич Забияка наш земляк. Ему 57 лет. В свое время окончил Киевский автодорожный институт. Трудовую карьеру начинал на Памире. В Горьком строил мост через Волгу. Самое непосредственное участие принимал в возведении Горьковской атомной станции теплового снабжения, а также первого и второго блоков Игналинской, третьего и четвертого блоков Ленинградской атомных станций. С 1962 года живет в Москве.

С первых дней чернобыльской трагедии - один из главных руководителей работ по ликвидации ее последствий. В августе - сентябре 86-го возглавлял строительство центральной части саркофага, был членом правительственной комиссии. В акте государственной комиссии по приемке объекта «Укрытие» подписался вторым после Б.Е.Щербины. За Чернобыль награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Инвалид третьей группы.

Солнечным утром 26 апреля 1986 года я приехал в Щербинку, на наш подмосковный аэродром, чтобы с группой специалистов лететь в Литву для участия в физическом пуске первого энергоблока Игналинской атомной станции. С нами, как мне сказали накануне, должны были лететь два заместителя министра среднего машиностроения - Александр Григорьевич Мешков, отвечавший за ядерный комплекс, и Александр Николаевич Усанов, руководитель строительной подотрасли.

Стрелки на часах уже приближались к 9.00. Все были в сборе. Кроме Мешкова. Опаздывает? Но на него это не похоже. Александр Григорьевич всегда был образцом пунктуальности и организованности. Может, что-то случилось в дороге? Решили позвонить в Москву. Оттуда ответили: «Мешков только что вылетел в Чернобыль. Там какая-то авария».

На Игналинскую отправились без Мешкова. Уже оттуда связались с Киевом, разыскали Александра Григорьевича. «Времени на подробности у меня нет, - ответил он. - Скажу только одно: это не авария, а катастрофа. Четвертого блока больше нет».

Мы продолжали плановые работы на Игналинской, но всеми своими помыслами были теперь в Чернобыле. Каждый из нас хорошо знал эту станцию, помнил один из прекраснейших современных украинских городов Припять... Что ждет теперь его жителей, среди которых было много наших хороших друзей? Что ожидало каждого из нас?

С Игналины мы возвратились 1 мая. А.Н.Усанов сразу же вылетел в Чернобыль. А вскоре за ним последовали и остальные.

То, что мы там увидели, признаюсь, не могло не вызвать растерянности. Мы понимали: кроме нас, больше некому заслонить это исчадие ада. Но как и чем? Ведь мир еще не знал подобного. Как показали первые измерения, уровень радиации в развалах достигал семнадцати тысяч рентген в час. В таких условиях живой организм погибает мгновенно...

Был срочно сформирован центральный штаб по ликвидации аварии на ЧАЭС. Возглавил его Александр Николаевич Усанов, впоследствии удостоенный за эту работу звания Героя Социалистического Труда. Заместителем Усанова стал Игорь Аркадьевич Беляев. Проектировщиков представлял Владимир Александрович Курносов, известный теперь всему ученому миру как автор проекта «Укрытие», схоронившего под собой руины 4-го блока. Строителями руководил я. Монтажниками - начальник 12-го главного управления министерства Владимир Иванович Рудаков. Воинскими частями, прибывшими на ликвидацию аварии, командовал генерал-майор Юрий Михайлович Савинов. Питание десятков тысяч людей было поручено начальнику главурса Юрию Тимофеевичу Алехину, с чем тот, по свидетельству всех, кто прошел через Чернобыль, справился блестяще. В состав штаба входили также начальники других главков Минсредмаша - всего 11 человек.

Многих из них сегодня уже нет в живых. Первым, получив высокую дозу облучения, ушел от нас Владимир Иванович Рудаков. Умерли Александр Николаевич Усанов и Александр Григорьевич Мешков. Давно проводили мы в последний путь отчаянно смелого и бескомпромиссного Бориса Евдокимовича Щербину - одного из председателей государственной комиссии по ликвидации аварии на ЧАЭС. Как и многие-многие другие, они сделали все возможное и даже невозможное, чтобы хоть как-то уменьшить нашу общую беду, ничуть не жалели себя и досрочно сгорели...

Прежде чем приступить к укрытию 4-го блока, нужно было погасить радиационный фон вокруг него. Способ был один - бетонировать наиболее загрязненные участки поверхности, чтобы затем по отвоеванной у радиации территории постепенно приблизить к руинам станции необходимую технику и начать их захоронение.

Но где взять столько бетона? Издали-то его не привезешь. Следовательно, нужно в допустимо предельной близости от станции строить бетонные заводы. А для этого требуется огромное количество рабочих рук, транспорта, соответствующего оборудования. И людей где-то надо разместить и обустроить.

В течение двадцати дней были арендованы и оснащены всем необходимым окрестные пионерлагеря. В них сразу же поселялись прибывающие со всего Союза ликвидаторы. Для военных строителей под жилье приспособили железнодорожный состав из примерно двадцати купейных вагонов. В Иванкове построили целый военный городок на 600 мест.

Главной товарной базой определили железнодорожную станцию Тетерев. Всеми организационными работами здесь руководил заместитель управляющего 1-го московского строительно-монтажного треста Владимир Михайлович Бедняков. Ныне он возглавляет корпорацию оборонного комплекса России.

В предельно короткий срок на станции построили эстакады для приема цемента, арматуры, металлоконструкций, техники и прочих жизненно важных грузов, денно и нощно поступавших сюда со всей страны. Одновременно удалось протянуть сразу одиннадцать железнодорожных веток, по которым грузы доставлялись к месту назначения. Сразу же начали в 8 километрах от ЧАЭС - ближе не позволял мощный радиационный фон - возводить три крупных бетонных завода непрерывного действия. Их изготовили в Славянске Донецкой области. Славянцы же производили запуск и наладку этих заводов.

К месту укладки бетон доставляли довольно сложным способом. Непосредственно с заводов его везли на автосамосвалах. Они считались условно чистыми, поскольку радиационный фон в кабинах не превышал 0,2 - 0,4 рентгена в час. Примерно в пяти километрах от атомной станции соорудили специальный узел перегрузки, где бетон с самосвалов переливали в автобетономешалки. Здесь уже фон в кабинах доходил до 3 рентген в час. При таком уровне радиации водитель автомиксера мог сделать всего лишь одну-две ходки, тем более, что маршрут его пролегал почти к самой станции, где фон уже равнялся 40 - 50 рентгенам в час. Чтобы хоть как-то обезопасить водителей от жесткого облучения, метрах в 50-ти от развалин 4-го блока соорудили бетонные стенки, с трех сторон прикрывавшие место выгрузки. Отсюда бетон с помощью мощного бетононасоса, изготовленного в ФРГ, подавался по бетонопроводу во второй такой же насос. Последний управлялся из укрытия электроникой. Под укрытие было переоборудовано пустующее хранилище жидких и твердых отходов станции. Здесь размещались пульты дистанционного управления вторым насосом, а позже - и многотонными немецкими кранами фирмы «ДЕМАГ», тоже переоборудованными на работу в автоматическом режиме.

Второй насос подавал бетон непосредственно на 4-й блок на расстояние до ста метров. Это была чудесная машина. Но порой и она выходила из строя. Чаще всего случались пробки в бетонопроводе. Тогда из укрытия к месту поломки бежали добровольцы. Разбирали бетонопровод, чистили его, снова подключали к системе. Все операции были расписаны буквально по секундам. Ведь людям приходилось работать при фоне в 40 - 50 рентген в час. Впоследствии от столь сложной схемы перекачки бетона пришлось отказаться. Бетономешалки теперь выгружали раствор прямо во второй насос, который и перекачивал его к месту применения.

В начале августа в штаб по ликвидации аварии поступила правительственная телеграмма за подписью председателя Совета Министров СССР Николая Рыжкова. Я до сих пор помню ее дословно. «Работа Минсредмаша будет признана удовлетворительной, - писал он, - если будут достигнуты темпы по укладке бетона не менее пять тысяч кубометров в сутки». Но мы к тому времени уже превысили этот показатель: ежесуточно укладывали до 5,5 тыс. кубометров!

Через несколько лет после чернобыльских событий мне случилось общаться по работе с руководством известнейшей турецкой строительной фирмы ENKA. Турецкие коллеги на полном серьезе пытались убедить меня, что в мире нет им равных по темпам выемки грунта и укладки бетона. «А укладываем мы, - говорили они с гордостью, - около 4 тыс. кубометров в сутки!» Когда я назвал им наши показатели, они сначала не поверили. А когда напомнил, что работы эти велись в беспрецедентных условиях - при жесточайшей радиации, мои собеседники схватились за голову. «Нет, такое просто невозможно», - утверждали они.

Оказывается, возможно! Представьте автотрассу, по которой на расстоянии в несколько метров друг от друга круглосуточно движутся две колонны машин - одна в сторону станции с бетоном, вторая - под погрузку. Нередко сюда с дозиметром в руках выходил заместитель председателя Совета Министров СССР Геннадий Петрович Ведерников, который лично контролировал темпы доставки бетона на станцию.

После того, как прилегающая к станции территория была покрыта первым слоем бетона, уровень радиации здесь снизился в десятки раз. Это давало возможность приступить к возведению над разрушенным реактором долгожданного укрытия. К этому времени существовало уже несколько проектов саркофага. После тщательного изучения достоинств и недостатков каждого из них был признан наиболее оптимальным и надежным проект, предложенный ленинградским ученым, заместителем директора Всесоюзного научно-исследовательского проектно-конструкторского и технологического института энергетической технологии Владимиром Александровичем Курносовым. Я не буду детализировать преимущества его идеи. Как все гениальное, она очень проста. Более того, считаю: не будь разработки Курносова, не было бы и саркофага.

Внешний облик объекта «Укрытие» сегодня знают во всем мире - хотя бы по снимкам - в свое время они обошли многие печатные издания. И люди интересуются: почему одна из стенок напоминает гигантские ступени. С этой каскадной стены и начиналось строительство саркофага. На базе Чернобыльской сельхозтехники освоили изготовление необычных опалубок - полых стальных ящиков весом до 100 тонн каждый. К развалинам блока их затаскивали освинцованными тягачами и танками и устанавливали в один ряд. Всего для возведения первого яруса каскадной стены потребовалось до 15 таких ящиков. За них сбрасывали радиоактивный «мусор», и затем все это заливалось бетоном. Бетон был особый, с добавлением пластификаторов - примесей, повышающих его текучесть. Такой бетон заполнял собой все щели и пустоты, образуя монолит. Второй, третий, четвертый и пятый ярусы каскада монтировали уже с помощью краном «ДЕМАГ». Всего их было три. Два из них и поныне стоят у саркофага. Эти краны и бетононасосы, как я уже говорил, были поставлены из ФРГ. Надо особо подчеркнуть: пока весь мир сочувствовал нашей беде, примеряя ее последствия на себя, немцы первыми откликнулись на нее делом - в течение месяца без предварительной оплаты (!) передав нам это уникальнейшее оборудование. Не будь этих кранов и насосов, трудно даже представить, как бы мы выходили из сложной ситуации, в какой оказались. На каждую новую ступеньку каскада мы поднимали бетононасосы, таким способом увеличивая дальность их действия. Последний, шестой ярус представлял собой массивный металлический щит, выполненный в виде контрафорсной стенки. Элементы этой и других стенок саркофага изготавливались на Житомирском заводе стальных конструкций Минмонтажспецстроя Украины, а укрупнялись до 300 - 400 тонн на площадке в непосредственной близости от 4-го блока и затем на специальных платформах подавались непосредственно к кранам.

Краны эти управлялись на расстоянии - с помощью телекамер и электроники. Мировой опыт тоже еще не знал подобного. Ибо никому никогда не приходилось производить столь сложные работы в условиях такой радиации. Фон был настолько высокий, что зарубежная электроника не выдерживала - отказывалась выполнять команды с пульта. Тогда специалисты нашего НИИКМТ во главе с его генеральным директором Юрием Федоровичем Юрченко вызвались модернизировать систему дистанционного управления и защитить ее от воздействия радиации. После этого краны слушались нас беспрекословно...

Со всего Союза в Чернобыль были собраны лучшие крановщики и операторы бетононасосов. В течение двух месяцев их обучали здесь управлять техникой из укрытия. И, надо сказать, ребята справились с заданием прекрасно. Когда в октябре - ноябре 86-го с установкой стен саркофага радиационный фон вокруг 4-го блока резко снизился и сварщики смогли приступить к сварке конструкций, они не обнаружили ни единой неправильной стыковки. Не было случая и повторного монтажа.

Самым трудным было сделать под эти стены основание. Из-за высокой радиации, как я уже говорил, подойти к разрушенному блоку было невозможно. Вокруг валялись фонирующие крупные и мелкие обломки 4-го блока, которые нужно было упрятать за стены будущего саркофага. К тому же нужно было рассчитать так, чтобы основание укрытия выдержало давление многотонных блоков. Поэтому по ходу работ приходилось принимать, казалось бы, самое неожиданное решение. Так, в основание одной из стен саркофага подогнали по рельсам обыкновенный железнодорожный состав, который после залили бетоном.

Работы по сооружению укрытия продолжались круглосуточно. С наступлением осени возникли проблемы дополнительного освещения стройки. Кто-то предложил укрепить светильник на дирижабле. Его отыскали в Ленинграде, и уже через сутки мощный фонарь «в сто сорок солнц» висел над станцией.

К середине октября почти все строительно-монтажные работы на 4-м блоке в основном были завершены. Оставалась еще одна, очень ответственная и крайне неприятная операция - герметизация кровли. Дело в том, что на крыше саркофага дозиметристы насчитали до сотни всевозможных отверстий и неплотностей, через которые «сквозила» радиация. Их нужно было срочно заварить металлическими листами. В нормальных условиях это не ахти уж какая работа. Но попробуй сделать это, когда окружающий фон в десятки раз превышает допустимые нормы.

Чтобы заварить одно такое отверстие, требовалось не менее часа. Но за это время сварщик получит опасную для здоровья дозу. Поэтому те рентгены приходилось «делить» на многих. 20 - 30 человек укрывались в бункере, специально построенном для этого на крыше, и оттуда по заранее расписанному графику выбегали к месту работы: один принесет резак, другой - электросварочный аппарат, третий - металлический лист... Рабочий день каждого участника такой операции длился всего несколько минут.

Ну а «смена» руководителей длилась по 14 - 16 часов. Как, скажем, у Владимира Павловича Дроздова, начальника УС-605 на завершающем этапе строительства саркофага. Вместе с ним мы контролировали весь процесс герметизации кровли. Вникали в каждую мелочь, не считаясь с возможной угрозой для здоровья. На герметизацию кровли саркофага в общей сложности ушло до десяти дней. За это время максимально допустимое облучение в короткий срок получило свыше 2 тысяч ликвидаторов...

Каждый день мы с заместителем председателя Совета Министров СССР Б.Е.Щербиной на вертолете облетали 4-й блок, чтобы с высоты следить за ходом работ на крыше. В рабочей тетради Бориса Евдокимовича были нанесены все дыры, которые предстояло закрыть. Там, где появлялась свежая «латка», Щербина ставил на своем плане крестик.

Саркофаг состоял из 12 объектов: разделительной стенки между ним и 3-м блоком, системы подавления активности, вентиляционного центра, сети электроснабжения и т.д. Все они принимались по акту рабочей комиссии. Эти акты являлись обязательной частью акта государственной комиссии, созданной по решению правительства. Возглавлял ее

Б.Е.Щербина. Ежедневно он выслушивал доклады исполнителей об устранении замечаний, сделанных рабочей комиссией по тем или иным объектам. Наконец, все замечания были устранены. Для подписания акта государственной комиссией о приемке объекта «Укрытие» в Чернобыле пригласили всех членов этой комиссии.

И вот 30 ноября 1986 года - исторический момент. Сначала свои подписи в акте поставили исполнители: строители, монтажники, проектанты, «директор саркофага», как все его звали, Г.И.Рейхтман...

В тот же день об этом долгожданном событии узнал весь мир...

Позже было подсчитано: с момента аварии и до закрытия 4-го блока через Чернобыль прошло одних только строителей свыше 90 тысяч. А сколько было здесь специалистов других профессий, военных!.. Иностранцы, с которыми мне приходилось позже беседовать на эту тему, в один голос заявляли: случись подобное у них - никто бы не рискнул подвергать себя подобным опасностям, ни за какие деньги! И вот еще думаю о чем: повторись, не дай Бог, подобная трагедия сейчас в любой из стран Содружества, ни одна из них, в том числе и Россия, сама из этой беды не выкарабкалась бы. Говорю как специалист, прошедший через все эти испытания. Вся наша сила в единстве. Вот о чем никогда никому не следует забывать!...