2 апреля в Бразилии Пауло Коэльо презентовал свой новый роман «Заир». По желанию автора, второй страной мира, где выходит эта книга, стала Украина. Украинский перевод поступил в продажу 12 апреля
Коэльо написал роман, обязательный, я бы сказал, для каждого великого писателя: о сублимации. В очень похожем произведении Джон Фаулз («Мантиса») указал: «Специализируюсь по психическому заболеванию, которое из невежества называют литературой». Фабульный стержень всех подобных книг одинаков: из творческого кризиса писателя выводит любимая женщина, которую он теряет из-за сосредоточения на профессиональном успехе.
В еще одном сюжетно схожем романе англичанин Алан Джадд («Рука Дьявола») сформулировал исходный тезис таких историй: «Он достиг успеха, на который может лишь надеяться амбициозный человек: он поплатился собой». В этом свете «Заир» является неким переходом на второй уровень игры, начатой «Алхимиком» и «Книгой Воина света».
В тех более ранних произведениях Коэльо с блеском справился с ролью рекламиста продукта под названием «Мечта». Теперь подоспело время предостеречь несколько десятков миллионов своих читателей от эйфории и самолечения. «Что мне сказать людям? Что им следует забыть истории, которые рассказывались для них раньше, и не бояться идти на риск?»
Нет, он остался при своем убеждении, что мечтать нужно всегда и до конца. Но ведь правы и латиняне: repeticio est mater studiorum. «Попробуй еще раз!» — это рефрен «Алхимика». Однако нынешний Коэльо предостерегает: «Абсолютной свободы не существует: есть только свобода выбора, но сделав выбор, сразу становишься заложником своего решения».
А решение поймать именно эту конкретную мечту может быть и ошибочным, сама эта мечта может быть не твоей. «Люди скованы своей судьбой. Они убеждены, будто каждому человеку сужден определенный план, который необходимо выполнить. Никто не спрашивает, его ли это план или, может быть, он был сужден кому-то другому. Люди накапливают опыт, впечатления, идеи, воспоминания других людей, и это бремя делается для них непосильным. И они забывают о собственных мечтах».
Это и есть симптом заира: «Заир прочно привязывает нас ко всему, что происходит из поколения в поколение, не оставляет ни единого вопроса без ответа, заполняет собою все пространство, не допускает даже мысли о возможности перемен». В переводе с мусульманского на наш язык это понятие переводится примерно так: здравый смысл. То, что превращает Человека в «фортепианную клавишу» (Достоевский). Индивидуальный заир стал причиной трагедии Анны Карениной, массовый заир превратил 150 миллионов человек в «советский народ».
Тема заира латентно присутствует во всех произведениях Пауло Коэльо (как и во всей серьезной литературе в целом). Но вплотную к ее препарированию он приблизился в предыдущем романе «Одиннадцать минут». Для этого вместо отстраненных библейско-даосских декораций нужно было обустроить вполне соцреалистический павильон, где действуют типичные характеры в типичных обстоятельствах. «Типичные обстоятельства» — это и есть заир.
Техническая задача «Одиннадцати минут» заключалась в разведке боем. Разведчицами стали «женщины, которые чувствуют себя достаточно свободными, чтобы заниматься любовью за деньги». Вооружены они были смелостью знать: «Блаженны те, кто не боится показать свое незнание».
Персонажи «Одиннадцати минут» поставили все те вопросы, ответы на которые предлагают персонажи «Заира». Кстати, это один из секретов популярности Коэльо: он никогда не декларирует; вопросы и ответы, бесконечно вариативные, продуцируют персонажи, оставляя читателю право верить/не верить. Тем самым читатель переходит из статуса наблюдателя в статус действующего лица.
Итак, в предыдущем романе Коэльо испытывает такой инструмент коррекции курса к счастью, как разговор — почти в психоаналитическом понимании. Но разговорам в «Одиннадцати минутах» отведена чисто техническая роль и пока что это лишь сумма монологов. В «Заире» — это уже то, что доктор прописал: курс лечения. «Человеческие отношения могут строиться как угодно, но самое главное в них — разговор, именно то, чего люди в наше время лишены… Если мы хотим изменить мир, то нужно возвратиться в те времена, когда воины собирались вокруг костра и поочередно рассказывали истории».
Разговоры в «Заире» превращаются в диалог, который иногда восходит к жанру «очной ставки». Поскольку нужно найти в супружеской жизни «точку примирения», с которой, совершенно незаметной, все полетело кувырком. Это — самый настоящий лабораторный опыт, ибо «есть две трудные для человека задачи: угадай, когда начать, и знай, когда закончить… Всегда нужно знать, когда заканчивается очередной этап твоей жизни».
В «Одиннадцати минутах» внутренние монологи — это, в сущности, молитвы (а весь сюжет этого романа можно обозначить как инсценизацию «Отче наш»). Но ведь молиться еще не означает автоматически соблюдать заповеди. «Превращать в слова мысли, которые казались ей мудрыми, Мария могла, а вот следовать собственным советам получалось не очень». В конце концов героиня приходит к выводу, что «мечта — штука удобная, поскольку мы совершенно не обязаны осуществлять то, о чем мечтаем». Поэтому бросает писать свою книгу и наконец остается во владениях заира.
Писатель из нового романа намного более трезв: из теплого тумана мечтательности, которая так или иначе заведет тебя на болота заира, можно выскользнуть только с помощью ясно поставленной цели, которая может быть и холодной, и некомфортной. Некомфортной, например, как исповедь.
А техника исповеди у современного человека, мягко говоря, несовершенна. И тогда женщина подсказывает мужчине: «Если не можешь выразить, что такое любовь, попробуй написать книгу». И писание-исповедь становится для главного персонажа способом обновления, перевоплощения, реинкарнации.
По-научному это называется «инициация», и процесс этот коварен. В предыдущей книге Коэльо озвучено предупреждение: «Твоя история так интересна, что убивает желания». В «Заире» это ружье выстрелило: сублимация, как вирус, привела к раку брака; писательский успех разрушил личную жизнь героя.
И тогда он вынужден, в сущности, своими силами преодолеть путь новейшей европейской философии с проблемы «Сам и Иной». По методике — это то же, что проделывал Мамардашвили с Декартом. И роман Коэльо, будучи собственно классическим размышлением, отнюдь не портит изысканного литературного кушанья. Повар на высоте: «В конце концов, все в мире — вопрос трактовки и мастерства, верно? Мастерство в том и заключается, чтобы подать под аппетитным соусом то, что трудно переварить».
«Заир» — это роман о «кругообороте любви». «Кругооборот» не в смысле «рецептурный справочник», а, скорее, как популярный синоним кантовского трансцендентального и трансцендентного. Весь трехсотстраничный интеллектуальный спектакль «Заир» завершается парадоксом: «В любви нет добра и зла, нет созидания и разрушения. Есть только движение. И любовь меняет законы природы».
Как жить дальше с такими «рекомендациями» — неизвестно. Разве что по эксклюзивному рецепту Пауло Коэльо: «Чтобы жить дальше, достаточно знать, что на главные вопросы бытия ответа не будет никогда».
Пауло КОЕЛЬО. Заїр (Пер. Василь Триліс. — К.: Софія, 350 с.(п)