ЗНАКОМСТВО С ВЕЛИЧИЕМ

Поделиться
«...то, что я делал, — это можно было описать как ПОПЫТКУ ИДТИ С ДУХОМ ВРЕМЕНИ. И это — искренне» К. З...

«...то, что я делал, — это можно было описать как ПОПЫТКУ ИДТИ С ДУХОМ ВРЕМЕНИ. И это — искренне»

К. Звиринский

В наше удивительное время на грани эпох, сотканное из противоречий, из противопоставления «низменного» и «высокого», возвращаются имена людей и перед нами предстают величественные, настоящие фигуры, ушедшие из этой жизни. Однако открыть их, осознать их значимость в контексте эпохи — наша обязанность. Хотя бы ради собственной нравственной сатисфакции. Возможно, это поможет просто жить, чувствуя себя Человеком, которого иногда, пренебрегая законами орфографии, пишут с большой буквы.

«Композиция-ІІ». 1960 г., полотно, гипс
Карл Звиринский

Карл Звиринский — художник, педагог, человек колоссальной эрудиции, оставил после себя весомый след на просторах Галиции. Для художественной среды Львова он сыграл исключительную роль в 1960—1990-х годах. Но полнейшее отсутствие конформистских способностей по отношению к власти привело к тому, что первая выставка художника состоялась в совместном проекте с Андреем Ментухом из Польши в 1995 году, когда Звиринскому было уже 73 года. Его огромное теоретическое наследие по методике подготовки художников еще ждет обработки. Он жил с верой, что сделанное им принесет пользу потомкам. А вера была многогранной, о чем остались строки: «Вся моя живопись — это молитва. В ней я пытался выразить свое удивление перед величественным созиданием Бога. Все, нарисованное мною, было инспирировано этим чувством».

Родился Карл Звиринский в подгорном селе Лаврове Самборского района. В начале XV в. здесь был основан Василиановский монастырь, при котором построили церковь св. Онуфрия, где до сих пор сохранились остатки стенописей и где во времена Польши была собрана огромная библиотека. При монастыре Звиринский получил четырехлетнее образование. Главным его детским развлечением были книги, ими он жил, расширял кругозор, изучал языки, шел к Богу. В десятилетнем возрасте проводил политинформации для крестьян своего села. А со временем скажет: «Я смотрел на жизнь сквозь призму книги».

В 19 лет К.Звиринский прочел объявление в газете о наборе студентов в немецкую художественно-промышленную школу, при которой действовало украинское отделение графики, и поехал во Львов. До того он не интересовался живописью. Сразу возникла проблема — недостаточное образование для вступления. И он экстерном сдает экзамены за семилетнюю школу.

В то время во Львов убежали художники с востока Украины. Здесь преподавали Василий Кричевский, а также Николай Бутович, Владимир Баляс, Роман Сельский, художественное отделение которого закончил Звиринский в 1946 году.

После вручения дипломов Роман Сельский, пожав всем выпускникам руки с пожеланием творческих успехов, ушел. Звиринский остался на жизненном перепутье. Что дальше? Возвращаться в Лавров и вести жизнь крестьянина? В тот же день Звиринский пошел в отдел кадров, взял адрес учителя и вечером пришел к нему. С тех пор они стали самыми близкими друзьями.

Так Звиринский вошел в замкнутый, элитарный, художественный круг супругов Сельских, где каждую субботу собирались Роман Турин, Витольд Монастырский, сестры Максимович и вели беседы об искусстве на французском и польском языках. Часто разговоры переносились на природу — подальше от КГБ.

К.Звиринский вспоминал: «В жизни каждого человека есть встречи, оказывающие большое влияние на дальнейший ход нашей жизни. Не будь их — все у нас пошло бы иначе. Они открывают нам глаза на то, чего мы до того не видели, и неизвестно, увидели ли бы когда-нибудь. Они окрашивают наше понимание жизни и мировосприятие в новые цвета». В 1990 году, с болью в сердце, он записал в тетради: «...скончался мой учитель — Роман Сельский... земной путь моего учителя завершился».

Карл продолжает учиться во Львовском институте декоративного и прикладного искусства на отделении монументальной живописи. В 1949 году Звиринского отчисляют на год за то, что он в полный голос сказал: «Одно яблоко Сезана стоит больше, чем все искусство соцреализма вместе взятое». В этом была правда, но в то же время юношеский максимализм. Пройдут годы, и он продолжит: «Художник — это человек особого склада. Он наделен особой впечатлительностью по отношению к окружающему. Он не может и не имеет права оставаться в башне из слоновой кости тогда, когда свирепствует несправедливость, неправда, когда родина нуждается в помощи каждого своего члена. Есть время менять плуги на мечи и время менять мечи на плуги. Как можно любоваться рисованием яблока, когда рядом гибнет человек».

Со временем, работая в вузе, постоянно общаясь со студентами, Карл Звиринский постепенно осознает, что в господствующей атмосфере вялого и аморфного соцреализма нужно спасать молодежь, тем более что он нес сокровище колоссальных знаний, поделиться которыми было для него жизненной потребностью.

Переломным в его биографии становится 1957 год. К тому времени художник уже был просвещенным эрудированным человеком, ориентировавшимся в мировой живописи, музыке, литературе, философии и религии. Откуда этот приближавший его к ренессансному человеку энциклопедизм и универсализм в среде, герметически отгороженной от всего мира? Основой его знаний, накапливаемых еще с детства, стало общение в кругу Сельских, где все художники поездили по миру и получили европейское образование. Источником информации становятся еженедельные передачи «Голоса Америки» и Радио «Свобода», транслировавшиеся на польском языке, а также знакомство с Андреем Ментухом из Гданьска. Последний подписывается в Польше для Звиринского на все журналы по искусству, присылает статьи из газет и т.п. К тому времени там было доступно значительно больше информации о том, чем живет художественный мир Запада. И хотя печатная продукция несла преимущественно негативную критику формалистических и абстрактных изысканий, однако это были ценные сведения, которые уже творчески обрабатывал Звиринский.

В искусстве Карл Звиринский наибольшим злом считал соцреализм, идущий по пути в никуда. «Отбросим всякое наследование или копирование натуры, — считал художник, — отбросим литературщину, описательность! Постигнем значение цвета, тона, пятна, линии». Как это похоже на призыв Казимира Малевича — «лечить от реализма». И все же время Звиринского уже кардинально отличалось от середины 1910-х годов.

Главной целью для него становится воспитание граждан, сознание которых позволит остаться художниками вопреки обществу. Таким своеобразным образом он вмешался в политику. С группой студентов — З.Флинтой, А.Бокотеем, О.Минько, Л.Медвидем, Р.Петруком, И.Марчуком, Б.Сойкой и другими. Звиринский проводил занятия в однокомнатной квартире, где жил с женой и тремя детьми. Со временем эти собрания назовут «подпольной академией» или «духовной школой» Звиринского.

Сам художник так объяснял их необходимость: «Я видел, чему учат студентов. Учили их недоброму, учили не тому, чему следовало. Если бы они пошли тем путем, их талант был бы потерян и они были бы потеряны как граждане. И поэтому казалось мне, что я должен сделать все, чтобы помочь им сохранить их природную одаренность и одновременно развить в них человеческое достоинство, гражданское сознание. Я хотел, чтобы они знали, кто они, что должны делать и куда идти».

Что преобладало в личности К.Звиринского — педагог или художник? На этот вопрос он ответил сам: «Я хотел бы очень сильно подчеркнуть, что ...та моя работа с молодежью ... это было за счет моего творчества...», и дальше: «... я как бы и художник, но так сложилось, что больше всего времени потратил на преподавание, на формирование других, чем на собственное творчество. Времена были плохие... Мне казалось: жизнь моя еще долгая, я еще нарисую, но если я им сегодня это не объясню, то завтра уже будет поздно».

Художник неоднократно подчеркивал, что ученики ему были крайне необходимы. Занятия всегда проходили в форме дискуссий, где апробировались различные формальные поиски. Он был человеком очень тактичным, любил студентов и стремился всегда в их работах видеть хорошее: «В этом что-то есть, но...». В то же время был деспотичен во взглядах, но воспринимал чужое мнение, если кто-то мог его серьезно аргументировать.

До 1957 года на творчество Карла Звиринского большое влияние оказывала реалистическая живопись Р.Сельского. Собственные абстрактные изыскания начинаются с занятий аппликацией. Художник объяснял: «... меня всегда тянуло к цвету... За короткое время аппликация начала играть доминирующую роль в моих поисках. Мне достаточно было увидеть несколько цветных листочков бумаги, и я уже представлял себе, как картина должна была бы выглядеть».

Выход еще в 1960-х годах в абстрактное пространство живописи, аппликации, цветного рельефа из бумаги или дерева на полотне художник обосновывал только как бегство от соцреализма, но в то же время не отвергая достижения великих реалистов. «Изобразительное искусство находится где-то посредине между литературой и музыкой. Существует определенное направление в изобразительном искусстве, руководствующееся описательностью и таким образом приближающееся к литературе... Другое направление — ближе к музыке. Художник пользуется пятном, линией и с их помощью компонует плоскость. Ведь в основе любого реалистического образа — будь то Рембрандт, Веласкес или иной реалист — в основе таких картин лежит абстрактное пятно, абстрактная линия, и эти пятна и соотношения тональные, цветовые вписываются в реалистические фигуры. Так происходит в великом искусстве всегда».

Интенсивные формальные поиски понемногу приостанавливаются на триптихе «Земля. Пейзаж после битвы. Эпитафия», написанном в 1962 году. Он находит собственную цветовую гамму, определяется с кругом тем, среди которых одной из главных является — «Потустороннее». Если в доме художника постоянно было многолюдно, дискутировали студенты, вращалась вся львовская интеллигенция, приезжали гости из Москвы, Ленинграда, Киева — вся творческая элита Советского Союза, то мастерская была тихим приютом, свободным от посторонних взглядов.

В творческом наследии Карла Звиринского около 75% приходится на сакральную живопись, если вообще возможно измерить творчество процентами. Он написал около 40 икон для Успенской церкви Львова, с соблюдением иконографических схем и технологии письма, создал стенописи в нескольких церквях неподалеку от Львова, руководил школой иконописи им. Св. Луки при монастыре ордена Студитов.

Знание религии и вера в Бога не ограничивались сакральной живописью. Со времени организации Украинской автокефальной церкви он расходится с давним другом отцом Яремой. «Не нужно делить народ, в Украине и так много церквей», — говорил художник. В начале 1990-х он неоднократно выступал в прессе со своими мыслями об историческом пути западной и восточной церквей, а также об особенностях развития в них изобразительной, иконографической традиций. А также достаточно большое внимание уделял тому, что священники должны получать надлежащее эстетическое образование. Здесь он продолжал мысли митрополита Андрия: «... пока у нас не будет художественно образованных священников, дело не сдвинется с места. Поскольку только у священника есть возможность влиять в каждом конкретном случае на то, как будет расписана его церковь и какие иконы будут там размещены. И только священник имеет возможность формировать вкусы верных».

Карл Звиринский величием своей личности не вписывался в какие-либо общественные рамки. В начале 70-х годов в его доме дважды проводились обыски, неоднократно его вызывали в КГБ. Семью, где подрастало трое детей, постоянно спасала мать жены художника — одна из первых комсомолок на Западной Украине. В семейном архиве сохранились ее фотографии с Н.Хрущевым. Такова была амплитуда идеологического маятника в пределах одной семьи.

За год до пенсии Звиринского увольняют с преподавательской
должности. (Через некоторое время, когда ректором ЛГИДПИ становится Олег Минько, его восстанавливают, однако Звиринский так и не смог отойти от того страшного морального удара.) Кстати, проработав 25 лет в вузе, он занимал должность старшего преподавателя. Хотя студенты обращались к нему исключительно «господин профессор». И только после смерти художника-педагога, дочь получила удостоверение на присвоение звания доцента.

Удары судьбы шли непрерывно, отнимая силы. В тридцатитрехлетнем возрасте умирает сын. В 1996 году после проведения выставки в Национальном музее Львова Звиринского выдвигают на соискание Шевченковской премии. Но получить высокую награду не довелось... «Чувствую себя в городе временно, — скажет художник, — я являюсь его гостем 50 лет. Мое место там, в Лаврове». И как гость он уходит, оставив строки:

В очікуванні є пустка...

але може прийде зустріч

в натузі великій у вигорілому місці,

І все

Що було в мені злого і доброго

порохом стане.

Уже пятый год с нами нет Карла Звиринского. Зияет пустотой место в самом центре Львова, на площади Мицкевича, где раньше проживал художник и откуда прорастала его духовная школа. Но Художник-Учитель возвращается в своем творчестве, приоткрывая зрителю самое сокровенное...

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме