Владимир Филиппов: «Закон о меценатстве может быть использован в корыстных целях»

Театр современной хореографии «Киев модерн-балет», вечера украинского джаза, восстановление Дома-музея Максимилиана Волошина в Коктебеле, некоторые международные театральные проекты (в частности спектакль «Мадам Маргарет» с Анни Жирардо). Все эти начинания тесно связаны с серьезной поддержкой, которую им оказывает Владимир Филиппов, известный бизнесмен, меценат… Человек, на которого в нашем культурном пространстве многие просто молятся, понимая искренность и честность его меценатских побуждений. Тем не менее сам г-н Филиппов в интервью «ЗН» без особого энтузиазма заговорил о возможном законе о меценатстве, ибо «это даст возможность составить схемы, по которым тут же будут отмываться деньги».

— Г-н Филиппов, припоминаете, с чего началась ваша поддержка культурных проектов и как возник такой вот импульс?

— Это все на уровне внутренних побуждений (я не говорю, что отношусь к этой области своей деятельности строго рационально). Только так и возникают подобные устремления.

Личные вкусы, безусловно, играют определяющую роль. Слава Богу, они не отличаются от вкусов публики, которая мне лично близка. И если приходят люди, покупают билет, тем самым — поддерживая наш проект, то мне это вдвойне приятно. Есть «первое правило волшебника»: не бросать начатое дело если ты за него взялся, доводить до ума.

Я не понимаю тех, кто амбициозно берется за то, что не в состоянии реализовать. Когда что-то начинаешь, нужно понимать этапы предстоящего дела. Надо знать экономику, последствия, осознавать художественную ценность проекта и подходить профессио­нально с точки зрения менеджмента, финансирования.

— Скажите, у нас в стране можно говорить о менеджменте серьезной музыки?

— Есть некоторые неплохие менеджеры. В продюсерской компании Jazz In Kiev хороший сплав людей, продвинутых в том, чем они занимаются. Я доволен не только проводимыми ими концертами, но и отзывами артистов, считающих, что более профессиональной подготовки и организации они в Европе не видели.

Скорее у нас не хватает государственной воли. Не тем головы наших руководителей заняты, что ли... Люди есть, но без средств они мало что могут. А у государства средств нет. Брендовые компании не заинтересованы в привлечении к своим товарам — алкоголю, сигаретам — таких немассовых «специфических» жанров, как джаз, театр. Им подавай то, на что пойдет массовый потребитель. Впрочем, бывают и приятные исключения.

— Существует мнение, что управлять «примитивным» электоратом проще. И что ж, государство само оглупляет своих граждан?

— Это вряд ли является целью государства... Да и его руководству такая цель пока не по силам. Если бы это сказать применительно к Америке, то еще можно было бы подискутировать. А у нас… Впрочем, повторюсь, многое определяется личным опытом.

Я рос в артистической атмосфере. Моя бабушка была актрисой, работала в театре им. Ермоловой в Москве, играла в «Тихом Доне» например. Нашими соседями были преподаватели консерватории, у меня и супруга бывшая — музыкант. И хотя я профессионально не связан с искусством, постоянно находился в этой культурной среде.

— Я знаю, что вы не особый сторонник закона о меценатстве. Это правда?

— Если такой закон примут, то, не сомневаюсь, он тут же будет использован в чьих-то корыстных целях. Подобный документ не только даст возможность составить «схемы», по которым будут отмываться деньги, он дискредитирует саму идею меценатства.

Вначале дадут льготы, которыми год-полтора будут пользоваться. А когда до некоторых чиновников дойдет, что же они натворили, начнут с этим бороться. Все, как у нас водится.

Но под эту «борьбу», уверен, попадут не только те, с кем нужно бороться, но и подлинные меценаты. А ведь сотрудничать с государством на самом деле можно. Когда мы делаем за личные средства спектакли «Киев модерн-балета» или джазовый фестиваль, то это — некоммерческие мероприятия, и билеты окупают лишь малую часть подготовительных затрат.

Мы не рекламируем бренды, не работаем на каких-то политиков, а проводим культурную акцию в чистом виде. Оплачиваем исполнителей, аренду, обеспечиваем весь технический райдер.

Думаю, то, что мы делаем, и должно стать частью государственной культурной политики. Вот здесь можно сотрудничать. Общественное признание — это тоже приятно. Мы, правда, на этом не зацикливаемся, но если вспомнить историю, то в царской России меценатов уважали, давали звание в табели о рангах.

Конечно, сейчас сложные времена, в бюджете нет денег. Боюсь, что и нашему фонду придется сократить некоторые расходы. Тем не менее Киевский модерн-балет Раду Поклитару работал и будет работать. И джазовый фестиваль (Jazz In Kiev) проведем в октябре. Дом Волошина тоже не бросим.

Правда, какие-то новые проекты вряд ли начнем… Но такая ситуация не навсегда — ну год, два... А потом опять будем работать активнее.

— Вы еще увлекаетесь путешествиями. На что обращаете внимание в поездках?

— Когда еду в Вену, Милан, Париж, то стараюсь пойти в театр, посмотреть балет, послушать оперу, посетить фестивали современного искусства.

И многие подсмотренные там вещи помогают в работе здесь. Из последних впечатлений — в Метрополитен-опере «Лючия ди Ламмермур» с Анной Нетребко. Я слушал ее и в Венской опере в 2002-м в «Травиате», раз 10—15 мне удавалось на нее попадать.

— А что вас привлекает в творческих поисках Раду Поклитару?

— Мне тяжело говорить отстраненно о собственном детище. Я подразумеваю проект «Киев модерн-балет». С Поклитару у нас давние отношения — дружеские, творческие. Еще до театра мы с ним были дружны.

Не скажу, что мне нравится все, что он делает. А мое мнение не всегда нравится и самому Поклитару. Но меня привлекает в нем творческая жилка, нестандартность мышления и парадоксальность его личности — человеческой и творческой.

Он делает порою совершенно невозможные, на первый взгляд, вещи, которые при этом «работают». Это и есть искусство! Я прохожу довольно длинный и мучительный процесс, определяя подлинность художественного явления.

Вначале, лет 12 назад, мы хватались почти за все, что нам предлагали. И концерты «точечные», и спектакли, и труппы… Иногда я скорее шел на поводу у ситуации, нежели действовал из внутреннего желания сотрудничества. Но к моменту основания фонда я понял, что каждая потраченная гривня должна приносить удовлетворение. Чтоб не было чувства выброшенных денег, внутреннего дискомфорта. А люди ведь не всегда попадались чисто­плотные. Я стал более избирательно относиться к проектам, сократил их количество: в 2003-м их было около пятнадцати, а с 2006-го — три—четыре в год. Это те, за которые точно не стыдно, в которых хорошо понимаешь эстетику, культурную составляющую. И которые можешь полностью проконтролировать в экономическом плане.

— Что бы вы могли сказать об Алексее Когане — известном специалисте в области джаза, которого тоже поддерживаете?

— Мы встретились впервые лет пять назад в одной компании. Потом я слушал его передачи и понял, что он — лучший специалист в сфере джаза, по крайней мере в Украине. Он пришел с одной идеей, другой. Начались совместные проекты джазовых вечеров в «Арене» — это наш первый опыт. Потом концерт к его 50-летию. Он предлагает только то, что пропустил через себя, то, в чем уверен, за что может поручиться. И его поручительство, к слову, дорогого стоит. Его внутренняя суть не позволит предлагать то, за что будет стыдно. У меня, к сожалению, был опыт общения с людьми, для которых культурный проект — повод для заработка. У него не так. Для него важно дело, а заработок где-то на 25-м месте, «хорошо, если за это еще и заплатят»...

Я говорил про Поклитару, что это — настоящее, и Коган — тоже настоящее.

— Ваш сын разделяет ваши интересы?

— Ему 16 лет, он человек уже достаточно образованный. Но ценности молодого человека не могут полностью совпадать с интересами тех, кому за сорок. Но мы общаемся в одной среде. Думаю, что многие творческие интересы ему тоже будут близки.