В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО

Они дрались не только
в две руки,

Но головой, и грудью,
и ногами,

Друг друга норовя
изгрызть в клочки.

Данте Алигьери
«Божественная комедия»,
Ад. п.УП., с.112—114.

Независимая Украина осчастливлена появлением Секретариата Кабмина, что на уровне здравого смысла выглядит своеобразным аналогом политбюро времен культа личности. «Если ты не займешься политикой, политика займется тобой» — эта мысль в контексте последних парламентско-президентских игр зазвучала в особой выразительностью.

Корабль отечественной демократии, борта которого сильно изъедены экологически нечистыми водами морей, похоже, разворачивается на 180°, чтобы пришвартоваться в доке типа Беларусь.

Невидимая рука исполнителей верховной воли убрала с политической арены наиболее последовательных и активных оппонентов. Иные, заласканные озоном Кончи-Заспы и фуршетами в «Доме приемов», самоустранились. Подобно утратившему голос соловью много лет просидел в креслах парламента И.Драч, как и многие из тех, с кем народ связывал идею независимости и демократии. Увы, слаба вельможность нашей крови! Иван Дзюба в отношении самого себя последнее время идет путем апостола Петра, услышавшего пенье петуха. Да разве только он один? Богдан Ступка, наступив на горло собственному таланту, пытался сыграть верноподданичество. Роль не удалась.

Созерцаем из нашего «гражданского далека» танцевальные па в верхах, и делается горько и больно, в первую очередь, за погубленные жизни жертв голодомора, политических репрессий согнанных с Карпатских гор тысяч крестьян, нашедших смерть в Сибири. Неужели напрасной была жизнь и трагическая кончина Аллы Горской, Василя Стуса, Вячеслава Чорновила и других их единомышленников — борцов за свободу Украины?!

А подвижнический труд украинских переводчиков-энциклопедистов Григория Кочура, Мыколы Лукаша, Бориса Антоненко-Давыдовича и еще десятков тех, кто был загнан Советской властью во внутреннюю эмиграцию, — их работа во имя духовной полноценности нации не нужна нынче? Неужто духовные усилия М.Грушевского могут окаменеть монументом или стать усладой архивариуса? В условиях стагнации порыва 1992 года это вполне прогнозируемо.

Что с нами происходит? Политика не моя сфера, однако молчать нынче представляется непристойным. Во избежание уклончиво-гадательной многозначительности, которой грешат наши политологи, приглашу в собеседники сведущих людей из далека.

Роза Люксембург, размышляя о результатах ленинского строительства, писала: «Советы уже не смогут избежать прогрессирующего паралича. Без общих выборов, свободы печати и собраний, свободной борьбы мнений в любом общественном институте жизнь затухает, становится лишь видимостью, и единственным активным элементом жизни становится бюрократия... это диктатура горстки политиков... Свобода только для активных сторонников правительства».

Далее, как видим, начинаются перекосы в общественной жизни, прагматики льнут к власти, бюрократическая машина раскручивает культ лидера. История человечества есть история великих идеалов и великих психозов. Происхождение массового психоза, быть может, связано с растерянностью полумохнатого человечества перед грозной силой природы. Страх заставлял первобытного предка зависимо прижиматься к Вождю, якобы обладавшему тайной силой. Власть одних людей над другими началась с психоза. Тех, кто сегодня ищет милостей у Вождя, ведут чувства куда более меркантильные.

Разговор об обществе чистых привилегий сегодня вполне уместен, так как, по трезвому размышлению, к развитию подлинной демократии не могут и не хотят стремиться люди, бывшие до 1992 года секретарями обкомов, горкомов КПСС, комсомольскими вождями, знавшими, где и как взять партийную казну, или директора советских заводов, распродавшие станки на металлолом, председатели колхозов — считай советские феодалы — и рядом с ними — спустившаяся с нар шпана. Сегодня, приодевшись в модных парижских домах, они почитают себя элитой. Первый президент, будучи выходцем из ЦК КПУ, не повел, да и не мог повести Украину путем Чехословакии, в первую очередь освободившейся от партийной номенклатуры. Перестройку заменила перекраска фасада. Как тут не вспомнить Чаадаева, называвшего Россию начала XIX века «страной из зазеркалья и... паузой в понимании». Горькая аналогия.

«Элита» со словарным запасом Людоедки-Эллочки и весьма приблизительными представлениями о целесообразности духовности и культуры сначала инстинктивно, а позже — программно начала и продолжает размывать интеллектуальную и нравственную основу общества, сталкивая интеллект на обочину жизни. Границы маргинализации широки: от униженного положения, в которое поставлены учителя, врачи, инженеры, ученые, до выталкивания интеллектуального слоя в эмиграцию, победоносного похода эрзац-культуры, персонифицированной в облике персонажа авантюрного романа М.Поплавского, до навязывания нации новых кумиров: Верки Сердючки, инспектора Петренко в коктейле с американскими гангстерами и отечественными тюремными завсегдатаями.

Тюремно-лагерная тема никак не изойдет из сознания страны. Потому не следует удивляться любви народа к приблатненному репертуару, все не увядающему инстинкту разрушения коммунальной собственности. Лагерным фольклором информационный простор переполнен: от тайно записанных пленок до выразительных граффити в общественных туалетах... Страна, так сказать, живет в едином порыве. Потому-то товарищ Потебенько, дойдя до полного цинизма, требует от матери Гонгадзе погребения неопознанных останков с размером стопы, на три номера меньшим, чем была нога ее сына. Будто бы об этом феномене сказал Томас Манн: «Нечистая совесть — уже немалое зло, но обиженная нечистая совесть, пожалуй, еще большее; она родит в душе неразбериху... и настраивает на мрачный лад».

Перечитывая записи в дневниках В.Вернадского, находим смысл и нашего времени: «2.XI.1941. Воскресенье. Невольно мысль направляется на ближайшее будущее. Крупные неудачи нашей власти — результат ослабления ее культурности: средний уровень и морально, и интеллектуально — ниже среднего уровня беспартийных. Он сильно понизился в последние годы — в тюрьмах, ссылке и казнены лучшие люди партии, делавшие революцию, и лучшие люди страны... Цвет нации заслонен дельцами и лакеями.

Сейчас мы не знаем всего происходящего. Информация делается так, чтобы население не могло понять положения.

Слухи вскрывают иное, чем слова и правительственные толкования»... и далее: «Реальные условия жизни вызывают колоссальный приток всех воров, которые продолжают лезть в партию...»

Не правда ли, горькие, мужественные и страшные слова?

Трудно не заметить печального соответствия оценок В.Вернадского идеологическому климату нашего времени — сохранившему привычку к двойной морали и пренебрежение к народу, отношение к нему как к биомассе. Подтверждение тому — армия беспризорных, голодных детей, умирающие в бойлерных старики, «бичи», питающиеся из мусорных ящиков, загнанные в нищету шахтеры... И при этом поднимающиеся, как грибы после дождя, палаццо, таинственно-льготные закупки крупнейших энергетических и стратегически важных предприятий... Над всей этой вакханалией победоносным гимном звучит песнь М.Поплавского о крапиве, которую давно никто не косил... И это правда.

Идет бурный процесс сращивания административного аппарата с капиталом. Порой он теряется в тени, когда Президент вдруг вспоминает о страстном желании побороться с коррупцией. Потом вновь все заглушает хрустальный звон бокалов из Мариинского дворца.

В этой атмосфере кто-то хочет воспитать патриотически настроенную молодежь. Удастся ли?

Как тут не понять причин нарастающего цинизма, духовного одичания общества, равно как пренебрежительного отношения к социальному типу задумчивого интеллигента, который, в лучшем случае, вызывает молчаливое недоумение в среде, которая себя объявила элитой.

Вновь обратимся к архиву: «Мы живем под господством жесткого принципа: государство — все, личность обывателя — ничто... Без Иванов Михайловичей (Сеченовых) с их чувством достоинства и долга всякое государство обречено на гибель изнутри, несмотря ни на какие Днепрострои и Волховстрои... Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделать существами с чувством собственного человеческого достоинства». Этими словами в 30-е годы завершил свою речь академик И.Павлов на заседании, посвященном 100-летию И.Сеченова.

Культурное и нравственное одичание — феномен многоступенчатый. Он зарождается незаметно и упрочивается исподволь, но позже половодьем заливает все и вся. Одичание чувства, мысли и поступка — продукт несвободы. Зависимый человек теряет способность к самоусовершенствованию, к критической оценке, в первую очередь, собственного опыта. Ограниченность интеллекта продуцирует состояние уверенного знания, неуступчивости и даже непогрешимости. «Знание своего знания» Серен Кьеркегор называл выразительно — «смертельной болезнью». А если к этому присовокупить высокое общественное положение, увидим тип человека в стагнации, а порой — в регрессивном состоянии. Поколение интеллектуалов 60—80-х годов — свидетели чудовищных надругательств над духовностью. Солженицын, Пастернак, украинские национальные лидеры. В стране горе личности всегда было от ума.

Сегодня после десятилетий чисток и общественных деформаций наблюдаем победу беспардонной маргинализации на поле духовности; разобщенность и взаимное равнодушие (а порой озлобленность) в среде, почитающей себя интеллигенцией. Нашумевшая эпопея подготовки украинского искусства к участию в Биеннале 2001 г. (Венеция) — подтверждение тому, что духовная плебеизация, достигшая формата гангстеризма, была воспринята едва ли не как норма «собеседования» заинтересованных сторон. Претендовавший на право «первой ночи» В.Раевский был раскован: в лицо куратора венецианского проекта «маэстро» запустил тортом, а с министром Б.Ступкой «разобрался» на уровне интриг в кулуарах высшей власти и... победил. Совсем как в зоне: «кто первый встал, того ботинки». Сейчас этот «выразитель духовности нации» отбыл на остров Лидо.

Что же касается национальных интересов, то в среде культуротворчества они осознаются с трудом. Доминирует эгоцентрическая постмодернистская бездумность.

Если борьба за лидерство на венецианской акции проходила при значительном финансировании государством, то выставка, которую готовят по инициативе посольства Украины в Австрии в ознаменование 10-й годовщины нашей Независимости, финансовой поддержки со стороны государства не получила. Поиски спонсоров завершились бы совсем плачевно, если бы акцию не поддержало австрийское государство. Отечественные меценаты к Национальной программе не проявили достаточного внимания. Уверена, что в монолитном сообществе интеллектуалов Литвы, Эстонии или Польши подобное не могло бы иметь места.

Пока мы таскаем друг друга за чубы, упиваемся лаем, выступая церберами друг для друга, страдаем от взаимных укусов, не делаем разницы между здоровой критикой и мелочным критиканством, за пеленой интриганства и зависти не можем различить масштаба происходящего — в это время нас нашими же руками все глубже и глубже погружают в трясину несвободы. Нация с разложившейся интеллигенцией перспективы не имеет. Интеллигент начинается с доброжелательности и самоуглубления. Это элементарно. Но сила всегда живет в простых вещах, в них же природа нравственности, принятие другого как себя самого, внимание к чужой мысли, личности, главное — ощущение того, что ты часть сообщества, способного создавать позитивные ценности. Прислушаемся к Павлу Флоренскому: «Жизненная задача всякого — познать строение и форму своего рода... на фоне всего этого — познать собственное свое место в роде и собственную задачу, не индивидуальную свою, поставленную себе, а свою как члена рода, как органа высшего целого. ...Только при этом родовом самопознании возможно сознательное отношение к жизни своего народа и к истории человечества».