В ГЛУХОМАНИ В ЛЕСУ

Три сказки Великороссии

Это сказки, собранные во время путешествия по Нижегородской области в поисках «руского духа» - к Пушкину и Серафиму Саровскому, по «страшным муромским лесам», наполненным соловьями-разбойниками, по бывшему полю деятельности нынешнего российского вице-премьера. Наконец, просто хотелось посмотреть, «ну как там у них в загранице». А у них-то там сказки. Три из них мы не удержались и записали.

Сказка 1.

Эх, дороги...

Это, конечно, первая сказка. Хотя бы потому, что дорога - один из самых популярных российских мифов. И сейчас он не потерял актуальности для российской глубинки. Россия состоит из «затерянных миров», отделенных друг от друга и от «большой земли» лесами, болотами и дорогами. А россияне - странники. До советской власти и при оной они регулярно ездили в какую-нибудь из столиц или ближайший областной центр за правдой и покупками (кроме хлеба и молока, в советские времена в местных магазинах купить было практически нечего, возможно, по этой причине люди моложе 60 о социалистическом прошлом не тоскуют) - т.е. тратить деньги. Теперь ездят зарабатывать. Кому-то везет - он находит место, на котором платят, конечно, гораздо меньше, чем коренным жителям (особенно заметно это в столице), но все-таки платят. Кому-то везет не очень - тогда он возвращается без денег (не заплатили или тут же отобрали - это случается довольно часто). Кому-то очень не везет - тогда он возвращается мертвым, это бывает не так часто, но бывает, и «калымщики» знают, что от этого не застрахован никто. Но жить как-то надо. Вот и пускаются в странствия.

Так что дороги здесь - это дороги жизни. И они заколдованы. Они могут быть очень хорошо накатаны и при этом вести из болота в болото. Есть еще дороги районного, областного и прочих значений. Но они тоже заколдованы - здесь иногда расстояние в 50 км можно покрыть за полтора часа при большой спешке. Мы совершили этот подвиг под аккомпанемент рассказа нашего водителя о том, как недавний губернатор области любил проверять состояние дороги, проехавшись по ней с полным стаканом воды, поставленным на капот его «Волги». Легенда гласит, что вода иногда не разливалась. А немедленно после такой проверки дорога принимала «нормальное» состояние. Т.е. вода разливалась даже из герметически закупоренной бутылки, стоявшей не на капоте, а в карманчике сиденья. Может, конечно, все дело в машине бывшего губернатора, и тогда его предложение пересадить на отечественные машины представителей власти продиктовано токмо заботой об их здоровье.

Впрочем, все это касается не только дорог, по которым мы колесили. Но и городских пейзажей, сопровождавших нас. Это тоже может показаться колдовством - недавно (во второй половине нашего века) выстроенные жилые дома трескаются, осыпаются на глазах, оседают и выглядят в высшей мере жалко даже на фоне деревянных срубов с веселенькими резными наличниками, построенных в прошлом веке. Остановка производства оказалась фатальной для таких городков. Это, как правило, бывшие рабочие поселки, окружавшие заводы (такие предприятия здесь по сей день называют просто Завод, даже если он в городе уже не один). Вместе с таким Заводом, на котором занято бывало больше 30% населения, умирает и город. Те же городки, где производство так-сяк работает (обычно это заводы, связанные с ВПК), держатся неплохо. Конечно, сильно выручают подсобные хозяйства - каждый житель уездного городка имеет по одному-два-три участка земли, на котором старается выращивать все, что только растет на земле. В сезон по вечерам и выходным городок будто вымирает - все на «полях страны», а под конец сезона можно наблюдать, как население с деловитостью муравьев развозит на велосипедах мешки с урожаем по закромам. Из-за такой натурализации хозяйства городские пейзажи приобретают налет сельскости. Странно видеть в самом центре города - на площади перед горсоветом - стадо коров, ощипывающих сухую травку с запущенной клумбы и разглядывающих импозантную вывеску «Сбербанк России».

При общей бедности населения полуразвалившихся, заброшенных городков интересно наблюдать за бурной застройкой частного сектора. Здесь строят со вкусом и размахом, столь характерным для загадочной русской души. На границах городков вырастают двухэтажные особняки с аккуратными двориками и большими гаражами. В городке может быть несколько частных лавочек, торгующих чаще всего пищевыми продуктами и косметикой. Эти лавочки ничем не отличаются от своих собратьев во всех прочих городах бывшего Союза. Вот только покупателей немного. Но прибыль есть, если судить по масштабам строительства. Здесь собственный дом предпочитают квартире в центре. И на фоне города он кажется воздушным дворцом из Золушкиных снов.

«Новых русских» в провинции не так-то много. К тому же их периодически сажают или отстреливают. Но зато здесь есть большие заводы. Их потихоньку распродают. И таким образом сотрудники заводов не ниже замначальника цеха составляют основную массу местной финансовой элиты, несмотря на то, что заводы стоят или почти стоят.

Эти городки появляются на пути как-то внезапно - вдруг заканчивается лес и сразу начинается город. Кажется чудом, что зимой, когда все эти так называемые дороги, связывающие городки, заваливает снегом, люди продолжают жить, передвигаться, а не впадают в сезонную спячку вместе со своими соседями-медведями. И мораль у этой сказки такова: Россия - это ухабистая дорога, ведущая из города в город через густой лес или мертвое поле, мимо разрушенных церквей и покосившихся домов, что неважно, потому что Россия - это не дом и не храм, это дорога, а русский - это значит странник.

Сказка 2. Золотая моя столица

В России случился праздник. Если смотреть телевизор, может показаться, что вся страна живет этим праздником, т.к. российские масс-медиа приложили немало усилий, чтобы сделать его всенародным. Впрочем, даже эта грандиозность замысла и тщательная подготовка, и неустанная реклама московского патриотизма на ОРТ не делает Москву ни на йоту ближе России. Даже наоборот. Москва становится все более далека от нее. Достаточно одного дня в российской глубинке, чтобы понять, что Россия это совсем не Москва, а Москва, соответственно, совсем не Россия. Столица, ссылаясь на праздник, усиленно закрывается от страны. Сообщения же о пивных фонтанах, пущенных в честь праздника в Москве, не вызвали у жителей глубинки ничего, кроме глухой злобы.

Москва - город замкнутый и самодостаточный. Если вы скажете москвичу, что пуп земли не здесь, он вас либо не услышит, либо вы станете для него врагом на всю оставшуюся жизнь. Это не патриотизм. Вернее, не совсем патриотизм. Они не то чтобы любят свою родину, они, как древние римляне, просто не могут воспринять ничего другого как что-то полноценное. Даже собственную страну. Они не россияне, они москвичи. Что уж говорить о других государствах и их независимости. Само это слово вызывает у москвича саркастический смех. Чего, кстати, нельзя сказать о жителях глубинки, праздновавших вместе с нами день независимости Украины, немного скептичных, но вполне доброжелательных. Но политика-то российская делается в Москве. И на нее также распространяется общая для глубинки нелюбовь к своей столице. Можно даже сказать, что представители власти персонифицируют для россиян самовлюбленную, эгоцентричную Москву.

Наиболее откровенно здесь не любят бывшего губернатора Бориса Немцова. Второе место по народной нелюбви уверенно удерживает президент Ельцин. Об остальных здесь даже не говорят, они мелки как-то и издалека их не видно. Разве что кто-то рискнет приблизиться.

Что касается Немцова, на него просто злы. «Ставил на нас эксперименты, все разрушил, всех разорил и в Москву смылся». С благодарностью вспоминают о Немцове только в самом «батюшке Нижнем Новгороде», городе, который действительно очень похорошел и вырос за время правления Немцова. Он «сделал» город, считают здесь. Только сделал-то он его за счет всего региона, за счет городков, жители которых уверены в том, что бывший губернатор высосал из них последние соки и, бросив умирать, отправился на повышение. Таков был общий глас.

Фигура Ельцина вызывает здесь больше недоумение и стыд, чем нелюбовь. «Гражданское мнение» никак не может оправиться от удара - последних президентских выборов. Люди до сих пор не могут понять, как ему удалось стать президентом, более того, они не могут понять, почему они сами за него голосовали. Что ж, либо честь и хвала умельцам из команды нынешнего президента по работе с общественным мнением, либо (что скорее) остается пожалеть, что местное мнение так легко зомбируется.

А зомбируется, правда, легко. Сознание человека в этих сказочных местах формируется и живет в плену сказок. Недаром говорят о загадочной русской душе. Но «загадку» в области политических пристрастий разгадать легко. А именно - нет здесь собственно политических пристрастий. К политике и политикам гражданское мнение беспощадно и холодно. Здесь нет уважаемых политиков. Зато здесь есть народные любимцы. Формула любви же проста - оказаться в нужное время на нужном месте. И вот уже господин Жириновский бережно хранится в том же уголочке души, что и любимые герои текущего сериала. Владимир Вольфович появился здесь как красно солнышко в смутный период перед выборами нового губернатора, срывал аншлаги и имел колоссальный успех у в общем аполитичных жителей Нижегородской области. Стать народным любимцем здесь легко - достаточно поддержать нелюбовь к тому, кого и так не любят, и сообщить о проблемах, существование которых всем доподлинно известно. Немцов и Черномырдин, посетившие область в то же время, снова не смогли справиться со своими стереотипами «большого центра» - они отметились в Нижнем и в Арзамасе - двух чуть ли не единственных городах области, где дела идут более-менее неплохо. Или побоялись предстать пред ясны очи людей, не получавших зарплату с 95-го года? Факт тот, что более смелый Жириновский, кинувшийся по маленьким полуразрушенным городкам области, стал любимцем, а они - нет. Основным же козырем его стало то, что он покинул пределы нелюбимой и какой-то чужой Белокаменной, «пошел в народ». Наибольшие шансы имели и будут иметь здесь как раз те политики, кто поймет эту простую для России истину - чтобы стать любимцем, надо ехать не в Москву, а наоборот, из нее.

Впрочем, стать любимцем - это еще не все даже для российской глубинки. Над русской душой владычествует магическое слово «надо». Подчиняясь именно этому слову (а совсем не доводам «почему собственно»), аполитичное по сути население идет на выборы так же спокойно, как на службу, за которую не платят уже как минимум полгода. И именно это слово указывает им, за кого голосовать. Стать народным любимцем - это значит, только обеспечить себе выгодную эмоциональную базу для массированного натиска словом «надо». Причем, если для «любви» необходимо быть вне Москвы, для того, чтобы прислушались именно к твоему «надо», следует произнести его из Москвы. Вот и попробуй, совладай со всем этим...

Наши попытки приобрести в киосках Роспечати центральную прессу - этого столичного вестника - успехом не увенчались. Здесь можно было обзавестись несколькими журналами «Бурда», нетрадиционно-медицинскими газетками и только в одном из киосков областным «АиФ» и областным же изданием с настораживающим названием «Наше дело». В городских же «Болдинских вестниках» и «Кулебакских металлистах», кроме интервью с директором местного комбината химчистки и рассуждений священника из местной церкви о грехе пьянства читать было нечего. Пресса подтвердила сложившееся в дороге мнение о том, что политикой здесь не занимаются, об экономике стыдливо молчат, а присутствия столицы и по телевизору хватает.

Умиляющий штрих вместо морали: в поезде, в котором мы ехали из провинции в Москву, уставшие от дороги и духоты дети затеяли новую игру - выборы. На железнодорожном билете каждый обитатель купе должен был написать, кого из двух «кандидатов» - присутствующих здесь же девочек - он выбирает. Слово «президент» было отметено детьми решительно и даже с некоторой брезгливостью. Дети в возрасте от пяти до десяти лет решили избрать мэра.

Сказка 3.

Там русский дух

Это еще один, может, наиболее интересный миф, следы которого хотелось и имело смысл поискать именно в русской глубинке. Конечно, искать и исследовать его можно было в любых проявлениях жизни этой местности. Можно было смотреть, например, телевизор - всего-то три программы, из которых две центральные опять-таки гудят о всенародном празднике 850-летия «лучшего города Земли», и одна областная, которую фактически никто не смотрит. Можно писать об уродливых памятниках, которые кажутся еще более уродливыми на фоне сурово-красивой природы, памятники Ленину, переделанные в свое время из памятников Сталину (странно видеть Владимира Ильича в кителе с орденами, галифе и шинели), о разрушенных церквах, обсиженных воронами, но тем не менее сохранивших следы былых архитектурных красот.

Но собственно, все изложенные выше описания и размышления сложились по дороге в одну из настоящих российских святынь - в болдинское имение А.С.Пушкина. Настоящих хотя бы потому, что этот музей, удаленный от признанных туристских центров, действует и не жалуется на недостаток посетителей. Он даже собирается расширяться, здесь скоро откроют экспозицию для детей «Сказки Пушкина», здесь ежегодно проводят пушкинские конференции и праздники поэзии, и наконец, здесь невыносимо скучные экскурсии, будто желающие передать слушателю всю глубину убогости обстановки и тоски поэта в этой глуши, которые обернулись необыкновенным творческим подъемом и созданием лучших произведений в стихах и в прозе. Правда, эта общая подчеркнутая убогость родового поместья Пушкиных, на фоне которой создавались чудеса литературы (а Пушкин сам подчеркивал, что ему нигде не работается так, как в болдинском имении), как нельзя лучше соответствовали искомому мифу о русском духе, в основе которого всегда идеальное и самоотрешенное до аскетизма. И с одной стороны, это очень «духовно» - это захватывает, переполняет чувсвами, а с другой - начинает казаться, что именно эта идеальность заволакивает все вокруг, топит сознание в сказках и не дает пробиться к простым материальным радостям. Да и не радости это вовсе, с точки зрения этого мифа, - так, блеск, мишура, от которых надо бежать, дабы приобщиться к ценностям вечным, вот как Пушкин бежал в Болдино. Впрочем, справедливости ради стоит вспомнить, что Пушкин первый раз приехал в Болдино с вполне материальными целями - вступить во владение имением и тут же его заложить за живую копейку. Вот только холера задержала его в Болдине, и, возможно, именно ей обязаны мы существованием «Повестей Белкина», «Маленьких трагедий», «Путешествий Онегина», сказок и, прочего и прочего. Суетные стремления обернулось обретением духовным.

Суетность современного мира, которому пытается открыться российская глубинка, накладывает отпечаток на местные святыни. Нам удалось посетить одну из российских православных Мекк - Дивеевский серафимо-саровский монастырь. Напомню, что не так давно в Петербурге были открыты мощи Серафима Саровского и переданы на родину. Родиной оказался город Саров, более известный как Арзамас-16 - засекреченный район, «зона», на границе которой таможенники еще менее лояльны, чем на границах «дальнего зарубежья». По этой причине мощи перенесли в ближайший к Сарову монастырь - дивеевский. Дивеево и стало конечной остановкой в нашем путешествии по Нижегородской области. Мы прибыли туда в день Успения пресвятой Богородицы. Народа на аккуратном дворике вокруг храма толпилось множество - монахини, паломники, простые прихожане. Когда же ударили благовест и желающие повалили ко входу, на дороге у них появились «охранники» - крепкие пареньки с ухватками «братвы, стоящей на этом районе». Благоговение прошло, стало неприятно, захотелось уйти, но пока шла внутрення борьба демона гордыни и ангела смирения «братва разобралась» и вход был открыт. Службе позволили начаться…

Говорят, мощи Серафима Саровского обрастают плотью. Говорят, он совершит чудо - воскреснет и будет проповедовать накануне пришествия антихриста. Говорят, вся территория Дивеевского монастыря со всеми, кто в нем находится, вознесется на небо. Говорят, чудо неизбежно как сам апокалипсис. На этом-то и стоит весь миф о русском духе. Если кто-то сумеет победить веру в чудо и в апокалипсис, тот сможет изменить русский дух. Такова мораль этой последней сказки.

P.S. Не-сказка

Поглазев на российскую глубинку, пожив чужой болью и чужим воодушевлением, мы возвращались домой. Сказки улетучились, как будто у нас их конфисковали на брянской таможне. А что если сойти с поезда не доехав до Киева на любом из полустанков и совершить такую же прогулку по нашей провинции, не окажется ли, что у разных народов и разных стран одинаковые сказки? Только с другими названиями и именами. Ведь недостаточно провести границу, провозгласить независимость для того, чтобы стать «другим». Нужно еще создать собственные сказки, которые не стыдно будет читать детям.