"В минуты отчаяния, после допросов в КГБ, Грыцько Чубай уничтожал свои стихи, сжигая их…"

Недавно во Львове был представлен сборник стихов Григория Чубая "П'ятикнижжя". Издание дополнено фотографиями из семейного архива Чубаев, письмами поэта к его другу Олегу Лышеге.

В начале следующего года исполнится 65 лет со дня рождения Григория Чубая (1949–1982), одного из самых ярких представителей львовского андеграунда 70-х. Исследователи говорят, что его творчество оказало огромное влияние и на тогдашнюю поэзию, и на "самосознание" его поколения. Напомню, что творчество отца активно и достойно популяризирует сын - фронтмен группы "Плач Єремії" Тарас Чубай. А с ZN.UA воспоминаниями о Григории Чубае поделились его вдова, дочь, друзья.

"Григорий Чубай - не только украинский, он поэт мировой цивилизации. Во многих его стихотворениях, в частности "Вертепе", есть нотки о том, что человек, изобретая технические усовершенствования, в значительной степени становится бездуховным.

Эта насыщенная философскими образами поэзия напоминает мне японские трехстрочные хоку. Только хоку - это короткая форма стиха, а у Григория она длинная и по насыщенности, философской мысли очень объемная", - говорит львовский ученый Иван Сварнык. - Но если произведения Григория Чубая в Украине знают хорошо, то о нем самом- меньше. И этому есть объяснение.

Если бы гипотетически представился случай поговорить о творчестве с самим Чубаем, то ему нечего было бы показать из напечатанного при жизни. И это при том, что его поэзия была в центре многих тогдашних литературных вечеров, а его стихотворения молодежь переписывала себе в дневники.

В мужской аудитории он был своим - открытым, раскованным, остроумным. Юмор его был немного черным, а ирония - близка к сарказму. Много говорил о женщинах. В его поэзии присутствовали эротические мотивы. Припоминаю, читал весьма раскованную лирику. Не такую, как публиковалась в советских изданиях. Практически это была нецензурная литература".

С Чубаем Иван Сварнык познакомился в Москве, когда учился в историко-архивном институте. Это было на одном из поэтических вечеров в литинституте, где Григорий читал свой "Вертеп". С тех пор и подружились.

По словам Сварныка, там были хорошие люди, беседы искренние и откровенные.

"Мы не боялись стукачей. Украинское КГБ там не было всесильным. Вообще Москва тогда была городом более благоприятным для формирования личности. Там учились очень много украинцев, в частности и выходцы из Львова, Ивано-Франковска, Тернополя.

"У Чубая был талант от Бога, - продолжает Иван Сварнык. - В общении был острый, саркастичный. У него есть интересное стихотворение, посвященное украинской поэзии. Там он перечисляет многих поэтов. Все их фамилии, за исключением Мыколы Хвылевого, написаны с маленькой буквы - и все потому, что многие из них сотрудничали с
властью. Сам он этого не делал даже по принуждению. У него нет ни одного стихотворения, которое можно было бы напечатать в советском сборнике, не говоря уже об антологии".

В конце 1960-х - начале 1970-х Грыцько, как он себя называл, был душой литературных вечеров. На его поэзии воспитывались Олег Лышега, Влодко Кауфман, Николай Рябчук, Игорь Билозир и другие. Его произведения высоко ценили Вячеслав Чорновил, Михаил Осадчий, Богдан Стельмах, супруги Калинцы.

"У него была феноменальная память. Знал весь "Кобзарь" Шевченко, всего Симоненко, Винграновского. Винграновский был моим любимым поэтом, - рассказывает Галина Чубай. - И чтобы угодить мне, Григорий нередко читал его стихотворение "Цю жінку я люблю. Така моя печаль...". А еще он очень любил Тычину, особенно его "Сонячні кларнети". Сохранилась запись, где Григорий читает это стихотворение".

…Еще в 17 лет он попал под надзор советских карательных органов. Перед поступлением в Киевский университет имел неосторожность выступить в день годовщины перезахоронения праха Т.Шевченко в Каневе. Сказал какую-то "крамолу". Это имело последствия - все его попытки поступить в высшие учебные заведения заканчивались провалом. Ему просто ставили "двойку" на последнем экзамене.

"Мои друзья удивлялись его эрудированности, всесторонней образованности. Большинство из них были если не выпускниками высших учебных заведений, то, по крайней мере, студентами, - продолжает вдова Григория Чубая Галина. - Он был в курсе всех литературных, музыкальных и культурных новинок, знал украинскую, русскую, мировую литературу. И это несмотря на то, что был родом из далекого, хотя и очень живописного села Березины на Волыни".

Когда после рождения первенца Тараса молодые супруги посетили родителей Григория, Галина была поражена количеством книг, музыкальных пластинок, вырезок из журналов, находившихся в обычном сельском доме. Это были "университеты" Григория. Начиная с 15 лет, он скупал всю доступную литературу. Перечитал практически все, что было в библиотеке Березин и Козина. Сохранилось его фото с надписью: "5 лет! Умеет читать и писать".

Чрезвычайно поразили Галину родители Григория:

"Очень приятные, чрезвычайной красоты люди. Семья простая, но интересная, если позволила сыну заниматься самообразованием. Отец был бригадиром в колхозной бригаде, там же работала и мама Мария Кузьминична - красавица с роскошной косой и очень красивыми большими глазами. Поэтому ничего удивительного, что я поддалась чарам их сына, унаследовавшего красоту родителей".

Интересуюсь, как состоялось их знакомство с Григорием.

"Это отдельная история, - улыбается Галина Чубай. - Конечно, я немного слышала о том, что он хороший поэт, но не была с ним знакома. Он тогда жил в общежитии нелегалом. Его привел к себе Олег Лышега, с которым я училась на факультете иностранных языков. Однажды ко мне домой пришли друзья. Среди них был и Григорий. Как позже выяснилось, он увидел на телевидении выступление ансамбля "Черемош", где я тогда пела, и захотел со мной познакомиться. В тот раз он читал Лорку. Заставлял и меня читать его поэзию в оригинале, поскольку я учила испанский в университете. "Той девушке, которая выйдет за него замуж, надо будет при жизни поставить памятник", - сказала я себе мысленно. Не думала, что той девушкой буду я…"

1972 год…

У Чубаев подрастал сын Тарас. В честь Кобзаря его назвал сам Григорий. Отпраздновали Новый год, Рождество. Ходили смотреть вертеп. Именно тогда во Львов приехал Василий Стус (по дороге в Моршин на лечение). Во Львове он встретился с друзьями, которым дал почитать свой сборник "Веселий цвинтар" с правками. Среди них был и Чубай...

А 17 января 1972 г. практически по всей Украине начались аресты. Пришли и к Григорию. Органам "стало известно", что он читает запрещенную литературу.

"В нашем доме на Погулянке провели обыск. Изымали все, что только можно. Книги с подписями и даже печатную машинку, подаренную Григорию Вячеславом Чорновилом. Но самым большим компроматом стала книга Дмитрия Донцова.

После трех дней пребывания в следственном отделе его выпустили.

Григорий тяжело переживал те события. Был еще таким молодым…

Когда вместе с Олегом Лышегой в такси везли его домой, он был как загнанный зверек, съежился в уголке. Много дней из него нельзя было выдавить ни единого слова", - вспоминает Галина Чубай.

После допросов в КГБ у Григория обострилась болезнь. Он стал очень нервным. Жизнь изменилась - постоянные допросы, вызовы… Перестал писать, работал грузчиком,
монтажником сцены в театре М.Заньковецкой, художником-оформителем на изоляторном заводе. Заработки были мизерные. Многие друзья уехали из Львова, некоторые знакомые, как часто бывает в таких ситуациях, отвернулись...

"Они не понимали, что отец был слишком молод. Когда случились эти события, ему было всего 23 года. Он был очень чувствительным, деликатным, - говорит Соломия, дочь Чубая. - Некоторые называют его общественным деятелем. Да не был он никаким общественным деятелем и не был политиком. У него есть "Вертеп", "Маскарад", "Корида", по которым можно сказать, что они характеризуют Григория Чубая как поэта с флагом. Но он, скорее учитель, чем борец.

Сейчас я хочу только одного, - продолжает Соломия, - чтобы его не забывали. Брат Тарас поет папины песни. К ним настолько привыкли, что считают народными. Вот я и решила основать художественный проект, который рассказал бы молодежи о моем отце. Он так и называется: "Григорий Чубай: Пятикнижье".

"В минуты отчаяния Григорий случалось, уничтожал свои стихи, сжигая их на костре. "П'ятикнижжя" я фактически спасла, оно было уже растерзано. Григорий видел, что его творчество никому не нужно, говорил, что все зря", - это снова Галина Чубай. Ей, как никому другому, пришлось быть свидетелем и его успехов, и потрясений.

Из друзей у Григория остались Олег Лышега и Виктор Морозов.

"Олег, наверное, лучше всех чувствовал отца, - говорит Соломия. - Он потерял друга, с которым мог говорить. В отцовских письмах есть фраза: "…вже не лишилося людей, таких як ти, з якими можна було б просто поговорити…".

О том непростом периоде жизни можно узнать из писем Григория Чубая в 1973–1975 гг. к Олегу Лышеге. Они - словно исповедь поэта.

"Це все почалося п'ять років тому з одного старого кінофільму в такому ж старому і непопулярному кінотеатрі з ветхим балконом. Надвечір йшов дощ. Ми купили багато черешень, здається, цілий кілограм, і їли їх у фойє перед початком сеансу. Щось жартома говорили про можливий розлад шлунка од немитих черешень. Відвідувачів було мало. А я дивився той фільм не вперше…

Я сьогодні пригадую той фільм, як ніколи. І, як ніколи досі, в мене на губах сьогодні смак тих черешень..."

Одиноким был и Олег Лышега. "Письма его необычны, они сюрреалистично-поэтичны, за ними стоит его жизнь. За каждым. В письме он мог зашифровать свою непростую тогда жизнь. Мне кажется, что так писать он мог только мне, потому что мне это было понятно. Советская кагебистская машина знала, что делает. Уничтожила талантливого человека. Он очень много вкладывал в написанное. Оно имеет большой удельный вес. Одна его вещь стоит больше, чем десятки произведений других. Он был самым талантливым среди всех тогда во Львове, и это, конечно, не могло нравиться среде", - рассказывает Олег Лышега.

Большую часть стихов поэт создал до 1970 г. Поэма "Вертеп" вышла из-под пера 18-летнего юноши. Поэму "Говорити, мовчати і говорити знову" после 5-летнего перерыва Чубай написал в 1975 г. В ней - его боль и его тревоги:

"Я так довго мовчав

ти ж бо знаєш як важко було мені в сутінках

вустами вологими на добрі слова натрапляти

коли надовкіль -
злі назви річок

(колись таких добрих річок!)

що сповільнили ритм свій
до ритму лікарень

і хмари на їхньому плесі сьогодні над вечір -

це психіатри досвідчені

зодягнуті в біле

коридором ріки вони

відпливають у темряву

перемовляючись по-латинськи…"

"То, что он писал, было протестом против действительности, окружавшей нас. Он писал поэзию без надежды, что ее опубликуют", - отмечает Иван Сварнык.

В конце своей жизни Григорий Чубай попал в литературное общество, лидерами которого были Андрей Плахов, теперь известный московский кинокритик, и Сергей Фрухт, ныне директор издательства "Центр Европы". Именно они посоветовали ему Московский литинститут имени М.Горького, куда он и поступил с первого раза.

Было тогда Григорию 30 лет. Он стал одним из лучших студентов в студии талантливого поэта и прозаика Анатолия Жигулина.

Но проучился в институте всего два года. Снова обострилась болезнь почек. Когда пришло приглашение на весеннюю сессию, Григория Чубая не стало… Это случилось 16 мая 1982 г.

Похоронили поэта на Сиховском кладбище. Позже, как только представилась возможность, вдова перезахоронила его останки на Лычаковском, неподалеку от могилы Владимира Ивасюка. Теперь она каждый день видит могилу Григория из окна своего дома.

"А світ - вертеп.

Кажу я з гіркотою:
цей світ - вертеп.

І, мабуть, щонайважче -
у ньому залишатися собою,

від перших днів своїх
і до останніх не бути
ні актором, ні суфлером,

ні лялькою
на пальчиках облудних,

а лиш собою кожної години,

а лиш собою кожної хвилини,

з лицем одвертим
твердо йти на кін..."

Григорий Чубай. "Вертеп"