Украшение Царицы. Певица Сусанна Чахоян: «В Европе гораздо веселее – в плане востребованности»...

Некоторые музыкальные ценители называют ее «лучшим колоратурным сопрано Украины». Хотя то ли к счастью, то ли к сожалению, сама Сусанна Чахоян, одна из любимых учениц Евгении Мирошниченко, сегодня чаще выступает не в Украине, а в Татарстане. И уж совсем недавно, после киевского концерта Сусанны в Национальной филармонии, в редакции «ЗН» раздался звонок от одной из ее поклонниц: «Вы просто обязаны написать об этой певице! Такие голоса у нас на вес золота!» Если вспомнить, что слово «колоратура» переводится с итальянского как «украшение», то вокал певицы — украшение истинно золотое, самой высокой пробы.

«Даже не знаю, по каким критериям у нас оценивают исполнителя»

— Сусанна, недавно вы выступали в филармонии, прекрасные отзывы. Но все равно ведь буквально завтра улетаете за границу. Какие там у вас контракты на сегодняшний день?

— В последнее время тесно контактирую с Казанским оперным театром. Это театр антрепризы. То есть там на постоянной основе работает оркестр, хор, солисты второго и третьего плана. Но на первые партии они приглашают солистов со всего мира путем кастинга. Таким образом и я попала в их первый проект: меня пригласили исполнить партию Лейлы в опере «Искатели жемчуга» Жоржа Бизе еще четыре года назад. А после этого в рамках зарубежных гастролей Шаляпинского фестиваля была уже Памина в «Волшебной флейте» Моцарта. Представьте, у этого театра около 180 спектаклей в год за границей! При том они еще и постоянно работают у себя в Казани — такой себе европейский вариант труппы. Поэтому у них и есть возможности для расширения репертуара. Ведь когда труппа стабильна, то творческий процесс как бы стоит на месте. Здесь же сплошное многоголосие, совершенно разные и уникальные личности. Например, в этом году на 25-й юбилейный Шаляпинский фестиваль им удалось пригласить звезд первой величины — Паату Бурчуладзе, Анатолия Кочергу, Ольгу Бородину. Этих знаменитых солистов можно сосчитать по пальцам одной руки. И знаете, я счастлива, что у меня есть такая альтернатива простоям в Национальной опере.

— Простой для оперных исполнителей — это уже обыденность, неизбежность?

— Да, постоянное ожидание премьер... Но даже если и идут какие-то новые постановки, то они не предполагают мой тембр голоса. Поэтому выступить в родном театре удается, к сожалению, редко. У нас работает много составов и существует определенная очередность. До меня эта самая «очередь» доходит крайне редко.

— А почему так?

— Сама не могу понять. Некоторые, правда, намекают, что, дескать, очередь бывает только в магазине. Я уже даже не знаю, по каким критериям у нас сегодня оценивают исполнителя. Мое счастье, что все-таки постоянно выхожу на сцену — пусть и не родного оперного театра. Поэтому ситуация дома не действует на меня разрушающе, а наоборот, даже дает дополнительный стимул знакомиться с другими режиссерами, новыми партнерами. В России, например, весьма ценится колоратурное сопрано. Ведь в ту же Казань я попала совершенно случайно. Как сейчас помню: была середина февраля, я болею дома, смотрю трансляцию модерновой постановки «Свадьба Фигаро» из Казани… И буквально на следующий день звонок: «Здравствуйте, вас беспокоят из Казани, мы о вас слышали и хотим пригласить на концерт». Представьте, они даже не мыслят концерт без колоратурного сопрано! И не требуют подстраиваться под свой репертуар, а хотят, чтобы артист показал свои коронные номера, блеснул на сцене. И если ты классная Царица ночи, то под тебя сделают специальную постановку. Вообще у них намного больше лирических спектаклей, нежели драматических. Они ценят певцов, у которых есть изюминка. Казанская опера достойно себя зарекомендовала постановкой «Волшебной флейты» — билеты на все 40 спектаклей в Голландии были мгновенно раскуплены задолго до премьеры. А это показатель доверия и качества.

— Получается, что именно с этим театром вы путешествуете по миру?

— Да. «Татарстан-опера» у меня отнимает достаточно много времени, но только в хорошем смысле слова. Они с гастролями ездят по всей Европе —Голландия, Испания, Дания, Франция. Был спектакль в Страсбурге — и зал на 4000 мест был забит до отказа. А вот 24 мая я выступила в нашей филармонии с сольным концертом в сопровождении Национального симфонического оркестра Украины под управлением Владимира Сиренко. Зал был полон, это говорит об определенной степени доверия слушателя.

«Мирошниченко напоминает шедевр изобразительного искусства»

— Меня иногда спрашивают, что все-таки в моей жизни стало поворотным моментом. Могу сказать однозначно — встреча с Евгенией Семеновной. Ведь неизвестно, что бы из меня получилось, если б я в один прекрасный день не приехала к ней на прослушивание. Знаете, этот человек напоминает мне некий шедевр изобразительного искусства. Кажется, что ты на него смотришь — и сразу видишь определенные штрихи образа, которые живут в тебе самой. Но со временем хочется снова и снова возвращаться к этому произведению, только оно уже излучает другие нюансы и детали. И ты пытаешься расшифровать это уже иначе, глубже. Так шаг за шагом всегда открываешь в Мирошниченко что-то новое и неизведанное. Знаете, в процентном соотношении я даже не могу сказать, чему больше у нее научилась — то ли вокальной технике, то ли актерскому мастерству, то ли просто философии жизни, отношениям с коллегами. Недавно позвонила Евгения Семеновна и спросила: «Ты записала «Сказки венского леса»? Знаешь, очень прилично…» Для меня это была очень важная оценка. К Евгении Семеновне я пришла, к сожалению, довольно поздно. Хотя в этой жизни у меня так и получается порою, что долго вынашиваю какую-то идею, но зато уже сознательно прихожу к чему-то.

— Сегодня Евгения Мирошниченко активно борется за создание Малой оперы в столице. Как вы думаете, насколько такой театр мог бы помочь раскрываться творческим индивидуальностям?

— Я тоже болею за это дело. Хочется, чтобы идея не умерла и, наконец, воплотилась в жизнь. Это, пожалуй, одно из наиболее перспективных начинаний в культуре — во всяком случае, за последнее время. Важно, чтобы создание такого театра стало приоритетным для представителей власти. Это же перспектива на вечность! Почему в Москве девять оперных театров, а в Киеве только два?

— Но ведь и хорошими концертными залами Киев также не может похвастаться…

— Да, это еще одна проблема, уж если мы говорим о европейской столице. Киев на сегодняшний день не имеет ни одного подобного зала! Поэтому ни один достойный голос не может зазвучать без подзвучки, чтобы раскрыться во всей своей неповторимости. Дворец «Украина» — киноконцертный зал для съездов и шоу, там нет натуральной акустики. Возьмите зал «Концертгебау» в Амстердаме — это же колоссальное сооружение с потрясающей акустикой! И концерты у них проходят три раза в день, они полностью себя самоокупают.

— Мечтаете выступить на таких престижных сценах, как Большой театр, Ла Скала, Метрополитен-опера?

— Конечно! Любой солист об этом мечтает. Для меня даже не важно, где я выхожу на подмостки. Гораздо более значимо, в каком качестве и насколько это полно выражает меня как личность. А уж Киев это, Москва или Амстердам — не столь важно. Главное, чтобы не было простоев.

«В Украине только недавно узнали об Анне Нетребко»

— Современный оперный мир — для многих terra incognita… Во всяком случае, у нас он не имеет мощной медийной подпитки. Кого бы вы выделили из этого мира — хотя бы из числа тех, с кем приходилось работать?

— Безусловно, это Марко Боэми — итальянский дирижер, который пригласил меня в оперу «Искатели жемчуга». Вообще, партнеры по сцене меняются часто. Потому что Казанская опера в основном делает ставку на молодых исполнителей. Причем стоит им только выступить на сцене «Татарстан-оперы», как они сразу же «выпрыгивают» на более серьезные контракты. Например, моя партнерша Альбина Шагимуратова буквально на днях получила первую премию среди вокалистов на XIII конкурсе им. П.Чайковского. Причем разделила эту награду с украинцем Александром Цымбалюком. А вот Виталий Билый — мой партнер — в прошлом году завоевал первый приз на конкурсе Пласидо Доминго. А в Украине на сегодняшний день только-только услышали об Анне Нетребко, которую знает уже весь мир. То есть к нам это имя пришло только сейчас. Да о чем мы говорим, если у нас нет даже адекватного канала «Культура»! Вот на нынешнем Шаляпинском фестивале я была единственным представителем от Украины, мои соотечественники были лишены возможности наслаждаться уникальными голосами, представленными на этом международном конкурсе. Вообще, если честно, то в Казани я себя чувствую очень комфортно, там нет игры в одни ворота, а хорошее отношение к тебе прямо пропорционально тому, насколько ты выкладываешься на сцене.

— А какие партии в репертуаре самые любимые у вас?

— Самая-самая — Лючия в опере Доницетти «Лючия ди Ламмермур». В Нацопере — Джильда в «Риголетто» Верди, Джульетта в «Ромео и Джульетте» Гуно, Мюзетта в «Богеме» Пуччини… А вот на сцене Казани — это Памина в «Волшебной флейте» Моцарта и Лейла в «Искателях жемчуга» Бизе.

Сегодня, когда смотришь мировую постановку хорошего оперного режиссера, то нельзя понять, где хор, а где балет — есть одна мощная творческая спайка. Поэтому сейчас уже недостаточно, чтобы просто был хороший и добротный спектакль, это должно быть откровение. У нас надо воспитывать режиссерскую генерацию. И консерваторского пятигодичного образования здесь недостаточно. Режиссер — это философ. Это взгляд на вещи с высоты птичьего полета. Но в принципе, это вообще общая проблема культуры — дефицит личности в любых областях искусства.

— А почему мы никак не можем преломить тенденцию отторжения этих самых личностей — то есть молодых талантливых исполнителей и режиссеров от украинских сцен?

— Да, проблема утечки актуальна как никогда. Люди уезжают. И ближайший путь — Москва, страны Европы. Там гораздо веселее в плане востребованности. Поэтому нужно каким-то образом искать меценатов, чтобы вернуть таланты в родные пенаты.

— Что в большей степени вам присуще на сцене — строгий самоконтроль даже «внутри» образа или же полное в нем растворение?

— На сцене надо показывать как ты любишь, как ты радуешься, как ты страдаешь. И это вовсе не перевоплощение — наоборот, всегда должен присутствовать контроль. Я против того, чтобы выходить на сцену в состоянии обнаженного нерва. Нужно соединять рацио с эмоциями. Я наверняка знаю, что если ты рыдаешь на сцене, то в зале все будут равнодушны. Потому что человека, который рыдает, не жалко.

А если все чувства под контролем и артист их может выразить профессиональными средствами, то тогда в зале, вплоть до галерки, всегда будет отклик. И этот мостик индивидуальный у каждого актера. Вот моя Лючия — это сумасшествие, это 20 минут на сцене, и здесь надо передать абсолютно разные грани этого образа, но переключение может быть только с помощью очень прочного профессионализма и продуманности образа. Ведь нельзя двадцать спектаклей подряд обрывать свое сердце… Я, например, наблюдала такие случаи, когда у певицы имелся колоратурный потенциал и вовсе отсутствовали нужные для этого внутренние артистические качества и достаточный темперамент. Поэтому они и не могли справиться со своим дарованием.

Считаю, что органика и гармония во всем — это основа основ. Если ты воспринимаешь жизнь в мрачных тонах, то твоим соловьиным трелям никто верить не будет. Это где-то мировоззренческая позиция отношения к сцене, к музыке и вообще к жизни.

Из досье

Сусанна Чахоян закончила музыкальную школу имени Столярского в Одессе, затем – Одесскую консерваторию по классу фортепиано у известной пианистки Людмилы Гинзбург. Далее — Киевская консерватория по классу вокала у Евгении Мирошниченко. Еще будучи студенткой, Сусанна получила диплом на певческом конкурсе в Братиславе. А в 2000 году, уже будучи солисткой Национальной оперы, завоевала вторую премию на конкурсе в Будапеште. В 2002-м стала обладательницей почетного диплома на конкурсе в Бильбао, Испания. На сцене Нацоперы создала пять образов– Джильда («Риголетто»), Лючия («Лючия ди Ламмермур»), Джульетта («Ромео и Джульетта»), Мюзетта («Богема»), Виолетта («Травиата»).