Театр для «бродячих» режиссеров

Дмитрий Богомазов поставил в Черкасском музыкально-драматическом театре «Отелло». По Шекспиру (Shakespeare). Вильяму. Ну да, почти по нему. Начинался же экспериментальный театр в Черкассах в марте 2001 года постановкой А.Жолдака. К премьере его «Женитьбы» было приурочено проведение круглого стола по теме «Нужна ли смена театральной политики в провинции?» В связи с чем в Черкассы из Киева нагрянул десант — критики, режиссеры, работники минкультуры. Впрочем, как и предполагалось, вопрос, нужна ли смена, был риторическим. Нужна! — дружно решил круглый стол. Но, что самое удивительное, после «Женитьбы» и круглого стола реальная политика черкасского театра действительно переменилась. Если позволено будет сравнить эту политику с железной дорогой, то смело скажем, что в Черкассах стрелки со стратегического направления «Традиция» перевели на «Эксперимент». А если сравнить театр со шкатулкой волшебника, то не менее смело скажем, что черкасский театр стал как бы переходящей шкатулкой. Впрочем, среди ее обладателей были и те, кто на волшебника пока еще только учится, и те, кто заехал в Черкассы суставы размять, от скуки столичной жизни. Однако мы забежали чуть вперед.

Итак, в 2001 году была выбрана стратегия развития театра. Оставалось определиться с тактикой. Тут просматривались два варианта. Первый: ориентация театра на молодого зрителя, на привитие ему любви к театру, в конце концов на аншлаг в зале. Второй: ориентация на фестивальную моду без особой оглядки на провинциального зрителя. Конечно, в идеале эти тактики могли бы и совпасть. Но если для первого пути режиссеру нужно было бы разрабатывать непростую концепцию построения спектакля, дабы не скатиться до уровня банальных «смешилок-страшилок», то для второго оказалось достаточным ощущения желания самовыразиться. Как бы то ни было, работа театра была сориентирована не на аншлаг, а на участие в театральных фестивалях. «Женитьбу» свозили в Румынию, Болгарию, Францию, Молдавию, спектакль рассыпался. Не много славы снискал себе в черкасском театре и Александр Шмаль. Его «Голые» сгинули со сцены почти без всплеска, как щука в проруби. Потом мелькнул мрачным призраком совершенно неперевариваемый «датский» спектакль «Великий Лех» Александра Дзекуна. Что еще? Ах да, «Фердидурке» Сергея Проскурни… Киевляне при желании сумеют увидеть эту интерпретацию Гомбровича 28 ноября на закрытии Биеннале актуальных искусств. Тут нужно сказать, что в этот же «авангардный» период главреж театра Алим Сытник поставил «Вишневый сад», у которого, как и положено классике, Чехов воспринимается актуальным безо всяких натяжек. Но «Вишневый сад» мы оставим в скобках.

И вот теперь Богомазов… Знаете, после «Отелло» хочется воскликнуть: «Наконец-то!» Наконец-то на экспериментальной площадке Черкасс появился живой спектакль, который интересно смотреть, который смотришь с удовольствием!..

Как и чем зацепить человека в театре? Как и чем, если каждый из нас, не поперхнувшись чаем, становится за один телевизионный вечер свидетелем десятка убийств? Зло стало прозрачным, то есть невидимым. Мы смотрим на автоматную пальбу и последствия взрывов, как на кукольные спектакли. Даже не так! Мы — это как бы куклы, резиново-бесчувственные, которые смотрят кукольный спектакль. Как и чем?..

Позволю себе несколько слов о спектакле, тем более что не всем «иногородний» спектакль доступен. «Отелло» — вторая часть сценического диптиха. «Эдип» по Софоклу, поставленный Богомазовым в Одессе, — его первая часть. Диптих раскинулся на пол-Украины… Богомазову в Черкассах каким-то образом удалось вставить в спектакль настоящую средиземноморскую луну и настоящий маяк. Все остальное у него до простого условно. И звезды — мелкие лампочки из «Киндзадза», и волны — застывшие, и люди — как бы резиновые куклы, надутые до размеров борцов сумо, но без плавок, эдакие телепузики с невинными первичными половыми признаками. Ну и страсти как бы условные. Это поначалу. А спектакль трогательным получился. И Дездемону (в исполнении Анжелины Ивановой) жаль до щемящей нотки в груди, и — Отелло. Но Отелло (Юрий Берлинский) по-другому; печально, что внушению поддаются хорошие люди, печально, что человек — существо не столько мыслящее, как мы понимаем, сколько программируемое, порой программируемое чужой подлой волей, в данном случае злой волей Яго (Сергей Бобров). В спектакле масса тонких находок… Да, что еще настоящее у Богомазова — текст, шекспировский.

Дмитрий Богомазов, судя по всему, художник, тонко чувствующий время. При этом достойно удивления то, что он, сорокалетний, сложившийся художник, по справедливости числится в молодых.

Дмитрий объясняет это просто: «Театральный институт я окончил в 1995-м. После меня было выпущено по крайней мере пятьдесят режиссеров. Где они? О них ничего не слышно. Возникает ощущение, что после меня никого в украинской режиссуре нет. Вот я и числюсь в молодых…»

Директор Черкасского муздрамтеатра Владимир Осипов говорит: «Поиск молодого режиссера для нашей экспериментальной площадки идет. Но есть у меня и почти фантастическая идея: пригласить к нам Эймунтаса Някрошюса. Его фотография сейчас лежит у меня под стеклом. Однако если с Жолдаком и Богомазовым переговоры шли по полгода, то тут… Главное — суметь его заинтересовать. И дело не только в деньгах. Хотя личные гонорары режиссеров его класса доходят до 30 тысяч долларов. Об этом говорил Стуруа. Впрочем, Стуруа оговаривался, что идет на завышение гонорара, чтобы поддержать свой тбилисский театр… Есть желающие вкладывать средства и в наш театр. Причем их было бы значительно больше, если бы существовал закон о меценатстве. Действительно, судьба наших экспериментальных постановок пока не всегда удачна. Но очевидно и то, что для актеров работа с такими разными режиссерами чрезвычайно полезна, для них это великолепный тренинг, повышение класса их мастерства. Собственно это и есть настоящий капитал нашего театра и потенциал для его развития».