Страсти «у кошику»

Ирина Волицкая: «Во Львове, к сожалению, мы так и не нашли своих театральных стен»

«Театру у кошику» — десять лет. За это время было немало премьер и гастролей. Не меньше и тревог, связанных с поисками сценических площадок. Совсем недавно театр перешел под патронат Центра Леся Курбаса и стал чаще играть в Киеве. Но и ситуация вокруг самого центра остается тревожной... Все десять лет театр возглавляет Ирина Волицкая, театровед и режиссер. Еще когда Ирина была подростком, в их семью вошел Вячеслав Чорновил, женившись на ее матери — Атене Пашко. В интервью «ЗН» Ирина Волицкая поделилась воспоминаниями о Вячеславе Чорновиле и рассказала об одном особом спектакле в репертуаре театра, посвященном митрополиту Андрею Шептицкому.

— Когда мы выпускали наш первый спектакль, весь реквизит у нас помещался в корзине. И эта корзина действительно существует! Когда у нашей актрисы Лиды Данильчук родился сын, она клала его в ту корзину и часто брала с собой на репетиции, на гастроли. Потом уже, когда дискутировался вопрос относительно названия нашего театра, я предложила именно это название. Ведь «кошик» ассоциируется с чем-то рукотворным, теплым и родным. А наши первые спектакли — это Стефаник, Франко, Леся Украинка, Шевченко... Для нас было важно собрать в свой «кошик» именно свою литературу. Некоторые мои спектакли воспринимаются критиками как своеобразный протест. Но я всегда говорила: возьмите «Украдене щастя», оно же ничем не уступает Стринбергу, а о Лесе Украинке вообще говорить не будем!

— Хотя сейчас мы действительно позиционируемся как творческая мастерская «Театр у кошику» Национального центра театрального искусства имени Леся Курбаса, у нас нет намерения менять название. Во-первых, уже есть своя история... Ведь ровно десять лет назад — в июне 1997-го мы сделали свой первый спектакль «Білі мотилі, плетені ланцюги» по произведениям Стефаника. Семь лет работали как независимое творческое объединение. А с 2004-го стали одной из структур Центра Курбаса. То есть сохранили название — творческая мастерская.

— Я давно знаю Лидию. Мы познакомились еще в Одессе. Я была студенткой Ленинградского института театра, музыки и кино. И в то время у нас была практика на одесском телевидении. Нас поселили вместе с Лидией в общежитии. А когда ближе познакомились, то оказалось, что мы еще и землячки. По распределению она попала в Одесский драматический театр. И мы тогда подружились, много говорили об искусстве, делились последними театральными впечатлениями. Уже позднее на волне национального возрождения Лида оставила Одессу, переехала во Львов, начала работать в штате театра Леся Курбаса у Владимира Кучинского. Но шло время, и я видела, что как актриса она почти не реализуется. Причины были разные. Потом у Лидии родился сыночек, и она вынуждена была ехать на заработки, оставив годовалого ребенка... Она поехала в Америку, ухаживала там за пожилой женщиной. А уже после возвращения мы встретились, и Лидия предложила что-то делать самостоятельно. Сказала, что ее любимый автор — Стефаник, она его знает наизусть. Мне же намекнула: «Так, может, ты сама попробуешь себя как режиссер?»

— Да, я кандидат искусствоведения, защитила диссертацию по Лесю Курбасу — причем защищала ее в России. Представьте, что в тот сложный период именно эту тему в России было легче поднять, чем у нас... Ведь для Украины Курбас — политика! А Лида хорошо читала Стефаника. Но мое видение этого автора было несколько иным. И я объяснила, что хочу делать спектакль не в традиционном ключе. Так и началась режиссура... Это стало моей жизнью. Со спектаклем по Стефанику мы объехали полсвета, именно эта работа получила множество международных театральных наград. В Польше во Вроцлаве есть фестиваль моноспектаклей «Вростия». Его куратор пригласил нас к себе. Там мы завоевали Гран-при и награды за актерские работы, за режиссуру.

— Нет, мы работаем без перевода. Просто делаем либретто, раздаем каждому зрителю текст. Есть язык театра, понятный без слов. То есть проблем с восприятием не возникало никогда. Ведь в принципе этот спектакль — и пластический, и эстетический. Наш театр — это движение в сторону метафоричности, философичности, антиреализма. У нас камерные спектакли, которым присущи минималистические средства.

— Но ведь оно есть в Киеве! А вот почему были во Львове бездомными почти семь лет? Когда в родном городе показали один спектакль, затем второй, третий, то сначала к нам коллеги отнеслись хорошо. А позднее, когда поняли, что это закономерность, появилось множество подводных течений. И во Львове, к сожалению, мы так и не нашли своих театральных стен... Встречались на репетициях у Лиды дома — в ее однокомнатной квартире. И спектакли выпускали на свои средства. Мой отчим — Вячеслав Максимович Чорновил, когда мы впервые приехали в Киев, вытащил из своего кармана сто долларов и заплатил за аренду Молодого театра... Это был первый самый крупный для нас благотворительный взнос. Иначе мы бы не смогли ничего показать в Киеве. За те годы, пока мы не были в Центре Курбаса, не почувствовали никакой помощи со стороны «культурной власти». Конечно, часто ходили в управления культуры — и областное, и городское. Их представители приходили к нам на спектакли. Но ни одной попытки помочь не было. Сперва играли в театре «Воскресіння» у Ярослава Федоришина. Потом в театре Леся Курбаса у Владимира Кучинского. Позднее, к сожалению, не было возможности работать ни в одном из этих театров. И заинтересованности помочь нам также не было.

Хочу сказать несколько добрых слов о Ярославе Федоришине. Их театр образовался на заре нашей независимости. Именно в этом театре состоялась наша первая премьера — еще десять лет назад. Мы сыграли 15 спектаклей при полном аншлаге. Во Львове приглашаем к себе на спектакли известных людей. Но, к сожалению, не все приходят. Польское консульство приходит в полном составе, и их дипломаты говорят: «Если бы у нас был такой театр, мы бы его на руках носили...»

— Не хотелось бы говорить на эту тему... К сожалению, во Львове уже почти выросло поколение, которое ничего не знает о наших спектаклях. И оно говорит: «А где же «Кошик»? Почему они не приезжают? Может, совсем нас покинули?» Не наша в том вина... Я очень признательна Нелли Корниенко, предложившей статус творческой мастерской в Центре Курбаса. Здесь множество интересных проектов, здесь бурлит жизнь. Это своеобразный научно-практический центр. В Украине подобного нет. А в Польше его можно сравнить разве что с Центром Ежи Гротовски.

— Действительно, мы хотим расширить актерский состав. Конечно, Лидия Данильчук — это наш талисман. Да и Владимир Губанов почти во всех спектаклях задействован. Но, конечно, хотелось бы привлекать и киевских актеров. Думаю, если будет существовать Центр Леся Курбаса напротив Софии Киевской, то эта историческая святыня и в дальнейшем будет его оберегать.

— С трудом... Семьи наши жертвовали многим, ведь они почти все заработанное отдавали в театр. Мы сами делали костюмы (они у нас очень скромные), декорации. А вот барабанную установку для «Украденого щастя» нам подарили ребята из «Мертвого півня». В спектакле «На полі крові» у нас желтый круг и желтый квадрат. В «Белых мотылях» — конек, которого тоже подарила одна приятельница. Но в этом что-то есть, я считаю, если хочешь работать, можешь работать несмотря ни на что, даже без средств. Я не понимаю, когда человек говорит: «Хочу что-то сделать, но мне не хватает средств». Если бы я ждала и не делала спектакль, то мы бы до сих пор жили только мечтами.

— Спектакль создан по мотивам произведения Григора Лужницкого «12 листів Андрія Шептицького до матері». Это очень известная фигура — театровед, писатель, историк церкви. Он работал с архивом Шептицкого и, разумеется, ознакомился с перепиской митрополита. На основе писем написал очень интересную книгу. Когда я впервые ее прочитала, заново открыла для себя этого человека — через его чрезвычайно духовные, высокие отношения с мамой. Кстати, София Шептицкая была дочерью классика польской драматургии Александра Фредра. А отец — из ополяченного украинского рода. Так что тяга к Украине была глубинной. Поэтому нам и хотелось сделать спектакль по этому произведению. Мне кажется, он вышел человечным и «внеконфессиональным».

— Очень хорошо восприняли — и во Львове, и в Киеве. Этот спектакль может смотреть и христианин, и мусульманин, и буддист. И художник, и врач, и бизнесмен. Там речь идет об основополагающих вещах.

— Прежде всего нас поддержал и финансово, и духовно кардинал Любомир Гузар. Еще очень помог Украинский католический университет во главе с его ректором Борисом Гудзяком, именно там и состоялась премьера. «Я іду, Христе...» — очень чистая история, о юности, о молодости митрополита. В спектакле заняты два актера — Лидия Данильчук и Владимир Губанов. Они на сцене проживают эти удивительные тексты-письма о выборе пути, об определенных сомнениях, которые были у его родителей. Конечно, они не хотели, чтобы их сын был монахом. Для семьи это стало почти трагедией. Графиня Шептицкая общалась преимущественно на французском языке. Потом письма были переведены на польский, а со временем и украинский. В последнее время я не читала лучшей мемуарной литературы, чем эта.

— Вячеслав Максимович обрадовался, когда узнал, что я решила попробовать себя в режиссуре. Он знал все мои театроведческие работы, поддерживал. Говорил: «Режиссура — это нужно, это все же живое!» Это был человек действия, практики. Особых советов не давал, но успел увидеть наши первые спектакли — «Білі мотилі, плетені ланцюги» и «Украдене щастя».

— Я была подростком, еще школьницей, когда он вошел в нашу семью. А в 1972 году его арестовали, и только в 80-х он вернулся. Но мама всегда писала ему о моих делах... Моя мама — Атена Пашко — сейчас президент Международного благотворительного фонда имени Вячеслава Чорновила, созданного специально для того, чтобы выпустить в свет десятитомное издание Вячеслава Максимовича. Уже изданы пять томов, в четвертом — его переписка. Могу сказать, что Чорновил — чрезвычайно жертвенная личность, несокрушимая. У него полнейшее самопожертвование Украине. Сегодня уже нет таких политиков. Поэтому и буксует наша жизнь политическая. Украина не смогла сохранить его...