Сатоши Окумура: «МУЗЫКА — ЭТО ВЫРАЖЕНИЕ ЛЮБВИ»

На днях в Колонном зале филармонии выступил совместно с Национальным академическим симфоническим оркестром Украины молодой японский дирижер Сатоши Окумура. Концерт, программа которого состояла из произведений Бетховена, состоялся благодаря любезному согласию Национальной филармонии, желанию руководства оркестра создать творческий альянс, а также финансовой поддержке этого проекта японско-украинским акционерным обществом «New-Tech».

Господин Окумура - один из немногих дирижеров Страны восходящего солнца, когда-либо посещавших с гастролями Украину. Хотя его дирижерский стаж составляет всего лишь семь лет, наш гость уже достиг определенных успехов и смог осуществить немало творческих планов.

Заниматься музыкой Сатоши Окумура начал с трех лет - по примеру старшей сестры.

В 18 лет Окумура успешно дебютировал в качестве пианиста, но его подстерегла неприятная неожиданность - он, как говорят музыканты, «переиграл руку». В один прекрасный день юноша понял, что как профессиональный пианист уже не сможет достичь желанных вершин... Однако музыкой он к тому времени «заболел» всерьез и не представлял себе жизни без нее. Тогда-то С.Окумура и решил стать дирижером...

- Кто из профессионалов дирижерского искусства оказал на вас наиболее сильное влияние?

- Японский дирижер Сейши Мицуиси. Именно он посоветовал мне перейти в другую сферу музыкального творчества. Позже значительную роль в моей жизни сыграл известный австрийский дирижер и педагог Карл Остеррайхер. Наш творческий контакт произошел не сразу. Сначала уроки мастерства на дирижерских курсах в Вене, которые я посещал, проводил его ассистент, который прямо сказал мне, что дирижера из меня не получится. Конечно, я очень расстроился. Как-то во время урока в класс вошел сам профессор Остеррайхер и, послушав меня, похвалил. Вскоре он предложил мне учиться в Венской консерватории. Поступив туда, я стал первым японским студентом за долгие годы существования этого учебного заведения.

Готовиться к экзаменам мне помогал сам профессор. Он очень заботился обо мне, каждый день брал с собой обедать и старался хорошенько накормить (в то время я был довольно щуплым), все время твердя: «Дирижер не должен быть таким худым, а то его не заметят оркестранты».

- Какая манера дирижирования вам ближе всего?

- По творческой манере и почерку, а значит, и по духу мне близок дирижер Вацлав Нойман. Я имел счастье учиться у него, но, к огромному сожалению, весьма недолго, вскоре он скончался. Считаю, однако, что я успел многое почерпнуть у Ноймана. В искусстве дирижера есть две стороны: техника исполнения - и его музыкальность, выразительность. Технике дирижирования, профессиональным приемам и навыкам я обучился на уроках у Карла Остеррайхера. Ощутить же вкус дирижерского мастерства с точки зрения творчества мне помог Вацлав Нойман, под впечатлением встреч с которым я нахожусь до сих пор.

- За время работы в качестве дирижера вы имели возможность выступать со многими коллективами Японии, бывали также и в Европе. Какими судьбами вы попали в Киев?

- С вашим замечательным городом я впервые познакомился в прошлом году, когда был участником дирижерского семинара, проходившего под руководством известного американского дирижера Роберта Гуттера. Мне легко работалось с Национальным симфоническим оркестром, и я еще тогда мечтал: «Как хорошо было бы остаться здесь подольше...» По окончании семинара профессор Гуттер рекомендовал меня руководству оркестра для дальнейшей совместной работы. Таким образом у меня появился шанс снова приехать в Киев.

В Японии оркестры на первый план ставят технику исполнения, а не его выразительность. А Национальный симфонический оркестр не только великолепно исполняет, но и глубоко чувствует музыку. Этот коллектив силен своей традиционной классической манерой игры. Я же проходил другую школу и потому полагаю, что сплав разных подходов к классике плюс мои собственные идеи в этом плане должны дать интересный результат.

- В программе нынешнего концерта вы представили нам образцы немеркнущей классики - увертюру «Элеонора № 3», Скрипичный концерт и Восьмую симфонию Людвига ван Бетховена - в несколько нетрадиционной трактовке. В чем особенность вашей интерпретации произведений композитора, прозванного «Шекспиром масс»?

- Это сложно объяснить. Бетховен в нашем представлении - композитор сильный, мощный, грандиозный. В музыке его произведений все четко и ярко выражено. Об этом говорят определенность звучания, строгое соблюдение темпоритма и многое другое. Музыкальные формы и манера исполнения его произведений давно уже возведены в канон.

Я же усматриваю в музыке Бетховена необыкновенную мягкость и лиризм. Именно это и хочу подчеркнуть в своей трактовке. И если мне удалось «смикшировать» по-хорошему традиционную манеру исполнения, которой в совершенстве владеют музыканты Национального симфонического оркестра, с моим видением музыки Бетховена, то я достиг своей цели.

Я надеюсь, что мы подарили слушателям хорошую музыку, а хорошая музыка - это выражение любви.

* * *

Программа концерта в основном не была экзотичной. Из тех произведений, которые были представлены, у нас почти не исполняется только Восьмая симфония. Сатоши Окумура представил киевской публике немного не такого Бетховена, к какому мы привыкли. Современные интерпретаторы этого композитора зачастую видят в нем носителя романтического духа, забывая при этом, что он все-таки венский классицист, и поэтому не стоит сильно увлекаться драматическими порывами в ущерб форме. Сам Сатоши Окумура считает себя романтиком и совсем не формалистом, но тем не менее он выдерживает форму. Его манеру дирижировать никак нельзя назвать экспрессивной, жесты скупые, Сатоши Окумура не «летает» над оркестром, как это нередко делают европейские дирижеры (в то время как оркестру не надо и половины этих жестов, они скорее для публики). Такая манера, конечно, может повлиять на выразительность звучания оркестра «новейшего образца» - оркестра, ориентированного больше на технику, чем на содержательность, - но Национальный симфонический оркестр имеет глубокую исполнительскую традицию именно в области выразительности и качества звука, поэтому оркестр и дирижер «дополнили» друг друга.

Трактовки произведений Сатоши Окумуры интересны. Это неудивительно - европейская музыкальная традиция очень сильно отличается от восточной, и поэтому подобные межкультурные связи приносят много любопытного для постижения собственной культуры, ее непохожести на другую и того нового, что можно еще разыскать в ее глубинах. Хотя Окумура вполне «европеизированный» дирижер, он прекрасно знает и чувствует европейскую музыку, он находит в ней (или привносит в нее?) что-то изначально ей не присущее, но близкое его душе. Так удивительно было то, что некоторые фрагменты «Леоноры №3» оказались совершенно статичными и созерцательными, чего еще никто не находил в этой по сути динамичной увертюре. В какие-то моменты казалось, что оркестр «подталкивает» дирижера вперед от интонации к интонации к какой-то конечной цели, а дирижер сдерживает эту прыть, любуясь каждым созвучием, отчего произведение временами приобретало некоторую медитативность.

Но если «Леонора» при всей оригинальности прозвучала интересно и ярко, Концерт для скрипки с оркестром немного «потерялся». Здесь был сделан акцент на лиризм произведения, с полным отказом от опять-таки привычной для нас бетховенской «дерзости». Скупой жест дирижера был поддержан столь же скупым звуком солирующей скрипки (Вера Неженцева) - мягким, лиричным, но время от времени также глухим и бестелесным, теряющимся в зале. В этом произведении Бетховен предстал перед слушателем хрупким и временами просто неуверенным (а это не совсем то, что обычно понимают под словом «лиризм»).

Но финал вечера был хорош. Немного неожиданный выбор дирижера - Восьмая симфония - оказался полностью оправдан. Произведение, звучащее довольно редко, после этого выступления может стать популярным. Эта интерпретация была, пожалуй, наиболее близка к европейской. Но и эта симфония, хотя в отличие от первых двух произведений была исполнена динамично, оказалась лишенной излишнего напора и аффектации, все было построено на сопоставлении нюансов, тонком ощущении динамики и формы. Предпоследняя симфония Бетховена оказалась бурной и легкой, оставляющей после себя в душе свет. Может, именно на этом чувстве света в душе, присущем в равной мере и восточной культуре, и западной, строит свои отношения с «чужой» музыкальной традицией Сатоши Окумура? Наверное, этот путь правильный. Для всех нас.