«Рыцарь бедный…» (уход Виталия Вульфа)

В эти дни обнаружилась одна удивительность: интернет-сообщество, как правило, бурно реагирующее на светские или политические катаклизмы, текущую неделю (согласно «рейтингам» yandex), наиболее активно обсуждало уход из земной жизни Виталия Яковлевича Вульфа. Кто-то в Паутине по этому поводу даже изумился: надо же, что творится с этими блоггерами, не японское цунами их «колышет», и не «процветание» России, а уход - одного - человека…

Он умер в Москве, в Боткинской больнице - на 81-м году. Промучившись неизлечимостью «диагноза» последние года полтора… И, тем не менее, прожив жизнь по-своему сложную, но по-своему - достойную и восхитительную.

Последний раз мы общались с ним по телефону сразу после Нового года. Голос был слаб. Но он, словно бы превозмогая себя, говорил о театре, делился планами относительно нового проекта на российском телеканале «Культура»…

Его неофициально называли и человек-театр, и почетный гражданин кулис. А официальных строчек в его биографии более чем достаточно: искусствовед, театровед, переводчик, публицист, доктор исторических наук, заслуженный деятель искусств, руководитель радио «Культура», заместитель руководителя телеканала «Культура», известный телеведущий…

Только он все равно будто бы выходил за рамки только лишь искусства или какого-либо «ведения». И уж тем более вышел далеко за пределы современного ТВ. Словно бы уровняв и себя самого с теми, о ком часто рассказывал по телевизору в цикле «Серебряный шар» или на страницах своих многочисленных книг.

Вульф каким-то непостижимым образом сократил дистанцию - между миром великих (недосягаемых, божественных и прекрасных своих кумиров: героев разных сюжетов) и… самим собою. Да. И сам стал субъектом того туманного «серебряного» мира, который на рубеже ХХ-ХХI веков уже начал плесневеть, покрываться ржавчиной (или «актуальной мутью»). Поскольку «варварство» снова развернуло войну против «культуры». А он не мог стоять в стороне - сражался до последнего патрона!

Одинокий гипнотизер, он воскрешал призраки прошлого, вдыхая в них жизнь, чтобы уже современные читатели и зрители порою ужаснулись… настоящему, нынешним «кумирам». Казалось, о своих многочисленных «серебряных» героях он знал гораздо больше, нежели эти герои когда-то знали сами о себе. И все, о ком бы ни говорил с телеэкрана или в частных беседах - Орлова, Ладынина, Цветаева, Раневская, Товстоногов, Серова, Бабанова, Ефремов, Чехов, Доронина, Демидова, Смоктуновский (и все-все-все…), так вот все они виделись мне его «близкими родственниками». Членами какой-то «большой семьи».

Хотя своей семьи, как известно, на закате лет у него не было. Так, ближний круг: ценимые и любимые им люди.

Тем не менее именно этот человек никогда не выглядел угнетенным одиночеством. Поскольку и Марина, и Таня, и Олег (Николаевич), и Галина (Борисовна), и опять-таки все-все-все - это тоже его «семья». Его «родня». Его родина. Братья и сестры.

Растворение Виталия Яковлевича в судьбах таких «родственников», было, на первый взгляд, необъяснимым. И казалось он ни за что не согласится променять идеалы настоящего искусства (на которых и был воспитан в 40-50-60-70-е) на «чепуху» (часто повторял это слово) из «своевременья».

При этом несправедливо рисовать портрет этого выдающегося человека только лишь в ретро-тонах. Так как он жил и дышал не только воздухом «вчерашнего» искусства, а с невероятным рвением - где мог - высматривал и крупицы современного подлинного творчества. (Он вообще обладал важнейшим свойством – отделять «мнимое» от «подлинного»).

Без устали посещал разные театры и не пропускал заметных кинопремьер.

Был абсолютно интегрирован в современную художественную жизнь.

При этом установил для всех (и для себя) определенную планку: до «вчера», до той уникальной высоты в художественном творчестве, увы, нынче далеко не всем дано дотянуться… И его мнение считалось критерием. Одних это мнение раздражало, даже возмущало, но никто не смел спорить. Его уважали, даже боялись.

А он всегда радовался удачным премьерам в «Современнике». Как известно, дружил с Мариной Нееловой. Были периоды влюбленности и охлаждения с Галиной Волчек. В последнее время был внимателен к театру имени В.Маяковского (вокруг которого сегодня столько скандалов). В 90-е помог нащупать важные ноты в собственном творчестве хорошему режиссеру Сергею Яшину в Театре имени Гоголя, когда там появились пьесы в переводе Вульфа.

Что говорить о 70-х… Когда его же переводы драматургии Э.Олби и Т.Уильямса во многом и изменили пуританский облик советского театра. «Трамвай «Желание» и «Кошка на раскаленной крыше» - в театре имени В.Маяковского (с С.Немоляевой и Т.Дорониной).

«Сладкоголосая птица…» и «Молочный фургон…» - во МХАТе (с А.Степановой и Т.Лавровой).

Сегодня некоторые говорят: «не так» переводил. А может, стоило бы сказать спасибо за то, что попросту открывал эти значительные пьесы…

…Впрочем, в театре спасибо говорят редко.

Он и сам, кстати, редко ждал слов благодарности. Чаще ждал… ударов судьбы. Потому что на первых порах, как сам мне рассказывал, был «невоспринимаем» советской партийно-теоретической театральной «группировкой». Вульф, уроженец Баку, юрист по образованию, восторженный театрал, всем им - этим теоретико-театральным партбонзам казался пришельцем. Странным бедным рыцарем, который, видите ли, размахивает перед носом копьем и рассказывает про свои «идеалы»…

Но в отличие от советских псевдокритических театральных «заказух» на страницах специальных изданий, именно суждения Вульфа о театре тогда отличались лирической субъективностью, эмоциональной многозначительностью и энциклопедической эрудированностью. Будь то тексты для газеты «Культура», для журнала «Театр», будь то разные важные его книги, везде Вульф «включал себя» - в любой рассказ. Он не мог быть «посторонним», как герой Камю. Он был вовлеченным и в этот художественный процесс середины ХХ века, в разные истории невероятно одаренных творческих личностей. Так как, повторюсь, и сам оказался одним из ярчайших персонажей театральной истории середины ХХ и начала XXI веков…

С его уходом словно бы раздался трубный глас - иерихонский. Мол, этот - таки последний из могикан. И уже после его ухода вам только и останется, что барахтаться в своих телевизионных «собчачьих» страстях…

Он подвел черту. И это не приличествующий скорбному моменту словесный пассаж. Потому что за той чертой, которая осталась после него, практически уже и не видится идеалистов. Чаще циники и прагматики, экономически интегрированные в современные реалии «искусства»: надувают щеки, с умным видом «вещают» о творчестве, при этом элегантно «делят бюджеты». В общем, купцы, купчишки, менеджеры высшего и среднего звена. А он - рыцарь.

Татьяна Васильевна Доронина когда-то именно так и назвала Вульфа - рыцарем театра. И, мне кажется, это одно из самых точных определений его миссии на этой земле.

С рыцарскою доблестью и с ренессансным достоинством он, как мог, так и охранял свой «замок», свой «остров» волшебного искусства, свою «Ламанчу» - и свою «прекрасную даму». В каком бы облике она ни представала. Оной могла считаться каждая самоценная талантливая индивидуальность.

Его рыцарство - и в достойных человеческих поступках. Когда неистово защищал от «нападок времени» дорогого его сердцу Ефремова. Или когда, к изумлению многих, напомнил людям о том, что в центре Москвы живет и бедствует всеми забытая 90-летняя выдающаяся актриса советского кино Марина Ладынина, которую многие, очевидно, уже и похоронили.

Или - его гражданская позиция по отношению к Юрию Григоровичу: Вульф грудью стал на защиту выдающегося хореографа, отторгнутого от Большого театра.

Виталий Яковлевич - один из немногих - сумел сформулировать трезвые оценки в подходах к трудному периоду Татьяны Дорониной (времен ее руководства МХАТом). А потом, когда травля Татьяны Васильевны (со стороны ее недругов) стала попросту безумной, именно Вульф показал «обратную сторону Луны» - другую Доронину. Ту, которую не желали видеть наемники-хулители.

Помню, однажды пригласил меня во МХАТ имени Горького на «Вассу Железнову». И его взгляд на тот спектакль, его художественная позиция и его же безупречный авторитет, вроде остудили пыл «нападающей сборной». Он смотрел эту «Вассу» и восхищался как малый ребенок: «Боже, вы только посмотрите, как Таня замечательно играет! Просто гениально! Нет, это обязательно должны видеть все…» И впоследствии снял телепрограмму, где хотя бы фрагментарно увековечил Доронину в роли Железновой.

А с каким неистовством ламанчского рыцаря он сражался с оппонентами, если кто-то кое-где у нас порой старался поддеть других обитателей его волшебного «острова» - Аллу Тарасову, Ангелину Степанову… И вообще - «старый МХАТ», который он возносил до небес, единожды увидев на этой сцене легендарные «Три сестры» Владимира Немировича-Данченко с Тарасовой, Степановой, Еланской.

Меня порою поражало, как умно и достойно этот человек умел обустраивать свою жизнь - и внешнюю, и внутреннюю. Ибо в этой его жизни, даже в декорациях быта, не было ничего лишнего. Того, что разрушает, раздражает. Того, что уводит от сути…познания и созерцания... В принципе, скромный интерьер его квартиры в районе Смоленской набережной. И никаких погонь за «рублевскими» ценностями (с его-то статусом в последние годы!). И еще… осязание им целого мира - а он побывал в 42-х странах практически уже на закате жизни - как мира внутри себя. Как драгоценного сосуда, который нельзя разбить (и ничего расплескивать из него тоже нельзя). При этом жажда жизни - невероятная. И никаких лишних мыслей - о возрасте, о быстротечности дней.

Он и впрямь будто бы обитал в каком-то отдельном от других ВРЕМЕНИ… И уже уйдя от нас, от всех тех, кто знал его, ценил, любил и уважал, он, конечно, этим своим уходом оставил в душах кромешную пустоту… «Бедный рыцарь…», думается все эти дни, кто же заменит тебя на посту, кто усмирит обидчиков искусства и кто утихомирит варваров, занимающих все новые и новые плацдармы…

Но есть и просветление: ведь вроде бы и не ушел он, а просто вернулся - к ним, к своим драгоценным кумирам и «родственникам», которых так любил и ни разу не предал.