Видьядгар Сураджпрасад Найпол |
В начале октября Шведская академия объявила свой ежегодный приговор современной литературе — приговор, над которым стоит задуматься. Ведь уважаемое жюри самой уважаемой литературной награды, которое часто подвергалось критике за политическую предвзятость, но постоянно оправдывалось высокими идеалами завещания Нобеля, на этот раз просто попало в яблочко. Лауреатом Нобелевской премии 2001 года стал британский писатель индийского происхождения, родившийся в Тринидаде, — сэр Видьядгар Сураджпрасад Найпол, последняя книга которого «По ту сторону веры» (Beyond Belief, 1998) посвящена исламу.
Время между объявлением лауреата и его официальным награждением (традиционно это происходит в декабре) очень предусмотрительно предоставляется для подробного выяснения послужного списка нового лауреата. Это особенно актуально в случае сэра Нейпола, лауреата Букеровской премии 1971 года и обладателя награды Т.Элиота 1986 года, почетного доктора колледжа Св. Андрея, Колумбийского, Лондонского, Кембриджского и Оксфордского университетов, награжденного британской королевой титулом «сэра» десять лет назад.
В литературу Найпол вошел в 1957 году романом «Мистический массажист», действие которого происходит в Вест-Индии. Сам автор в это время живет в Англии, только что закончив отделение английской филологии Оксфордского университета («самый бесполезный факультет», по его более позднему выражению), подрабатывает книжным обозревателем в газете и переживает попытку самоубийства. Со временем удалось избавиться от скучной работы в газете, и от проблем с деньгами, и от суицидальных наклонностей. Но осталась пустота неукорененности, удобрившая литературную почву, определив основной и единственный фокус произведений Найпола в течение его
44-летней карьеры — постколониальный опыт и поиски себя. Пригодился также и безупречный оксфордский язык.
Самого себя писатель называет «нераскаявшимся снобом»: одетый в безупречный английский костюм, вооруженный едкой иронией и сокрушительной критикой всего «непросвещенного» (во всех значениях этого слова), он много путешествует по странам «третьего мира» и всегда возвращается, привозя новую книгу. В общем он их имеет уже 23 и каждый раз говорит, что эта — уже последняя. Он «ищет себя», и это красной нитью проходит через все его интервью и статьи о нем (одна лишь «Нью-Йорк таймс» напечатала их более десяти за последние 20 лет).
Свой ареал он распространил с земли предков — Индии — до Карибского бассейна, Латинской Америки и неарабских стран ислама — Ирана, Малайзии, Индонезии и Пакистана. Собственно, последние он посетил дважды — в конце 70-х, что вылилось в книгу «Среди верующих» (Among Believers, 1981), и в середине 1990-х, результатом чего стала его до сих пор последняя книга «По ту сторону веры» (1998).
В западной ойкумене сэр Найпол считается едва ли не виднейшим выразителем проблем постколониальных обществ: страстный и сокрушительный, он направляет свою критику в обе стороны. «Мои реакции всегда очень гневны. Именно этот гнев и питает мое творчество». Он подвергает критике колониальный строй за то, что тот отрывает людей от почвы, оставляя после себя пустоту неопределенности и растерянности, а «третий мир» обвиняет в отсутствии инициативы, желании найти себя и занять свое место среди «универсальной цивилизации».
Все его произведения — на грани романа, дорожного дневника и исторического исследования — чрезвычайно автобиографичны, ведь кризис постколониализма прошел через его семью. Вырвавшись из интеллектуальной пустоты Тринидада в цивилизованную Великобританию — и следовательно, реализовав первую половину своей самой большой мечты, — он не прекращал искать свои корни, впрочем, кажется, так их и не нашел. Тем не менее четкое распределение мира на «просвещенный центр» и «забитую пассивную периферию» навсегда определили его систему координат, — где Ирландия слишком маленькая страна, чтобы заинтересовать Найпола, а поэзия выглядит слишком мелким жанром, концентрирующимся только на переживаниях одного жизненного момента, — точно так же, как предки определили его жизненную и творческую оптику.
Его деды, браминского происхождения, эмигрировали из Индии в Тринидад — этот факт навсегда связал Найпола с мусульманским и британским колониальным опытом далекой Индии и «внеистоичностью» Тринидада, сложную и трагическую историю которого принарядили для привлечения туристов, оборвав связь с реальным ходом событий.
Его последняя работа вызвала широкий резонанс не только в литературном мире, а также в мире fashion: французское издание книги использовала для оформления витрин своего бутика сама Соня Рикель, что, в конце концов, не помешало сэру Найполу в очередном интервью пожаловаться на отсутствие своего читателя и коммерциализацию издательств. Книга «По ту сторону веры» спровоцировала очень критическую реакцию со стороны столь символичных представителей Востока на Западе, как Салман Рушди и Эдвард Саид, что, в конце концов, самого Найпола отнюдь не зацепило, поскольку он принципиально не читает книг: для него это признак настоящей свободы.
Что же так серьезно зацепило Саида и Рушди в походе Найпола на ислам? Целью путешествия последнего «по ту сторону веры» в неарабские мусульманские страны Азии было исследование «обращенных» местных жителей, для которых ислам не является аутентичной религией. Книга состоит из серии интервью с разными жителями Индонезии, Малайзии, Ирана и Пакистана, чьими устами говорит судьба их стран: «простые люди, родившиеся в примитивном обществе, переживают духовный переворот и экономическую революцию». В его повествовании они являются главными героями, а он — простым слушателем.
В 1979 году, во время своего первого путешествия в неарабскую мусульманскую Азию, Найпол исследовал феномен мусульманского фундаментализма, овладевавший этим регионом. Теперь его главный вопрос сводится к следующему: «Что произойдет, если фундаментализм проиграет, а его мечты о чистоте веры столкнутся с глобальными мировыми, прежде всего экономическими, изменениями?» Конечно, он выступает на стороне «универсальной цивилизации» рациональности и «гуманистических идей» и нынешней ситуации даже не допускает.
Найпол пишет художественную книгу, а не историческое исследование. Но исторического врага он определяет довольно безапелляционно — ислам. Для Найпола ислам — это империализм, воюющий на два фронта: с капиталистическим Западом и духовными традициями «обращенного» региона.
«Мне кажется, такого империализма, который несут арабы и ислам, еще не было. Галлы после 500-летнего римского правления смогли возвратиться к своим старым богам и верованиям. Их вера не умерла, она просто лежала под римским историческим пластом. Но ислам стремится стереть прошлое, дабы верующие почитали единого бога. Им уже не к чему возвращаться».
Корни мусульманского фундаментализма писатель усматривает как раз в стремлении «обращенных» мусульман быть «настоящее настоящих», большими мусульманами, нежели сами арабы. Вместе с тем он описывает свадебную традицию в Индонезии, где до прихода в дом муллы родители молодых успевают выбросить за окно в лес кусок мяса, дабы удовлетворить духов...
«По ту стороны веры» выносит суровый приговор исламу, осуждая его фанатичность и преданность, иррациональность и интуитивизм, несоблюдение прав человека, общечеловеческих ценностей и отсутствие возможностей для интеллектуального развития человека.
Самое большое возмущение Эдварда Саида, выдающегося американского исследователя палестинского происхождения, который своей книгой «Ориентализм», по сути, открыл дорогу современным постколониальным исследованиям, вызвали поверхностное и категоричное отношения Найпола к столь «горячей» и популярной на Западе теме, как ислам. Саид справедливо упрекает Найпола, дескать тот, будучи не профессиональным исследователем, а, скорее, «искателем приключений», основываясь лишь на данных выборочных интервью, собственном опыте и эмоциях, не владея языками и, игнорируя исторические и любые другие данные, пишет такую нехудожественную непримиримую книгу. «Никто сегодня почему-то не берется написать такую книгу о христианстве или иудаизме», — пишет Саид.
«Его книги («Среди верующих» и «По ту сторону веры») написаны без удовольствия и увлечения, в них читатель видит мусульман потенциальными фанатиками и террористами, не умеющими писать и кажущимися непонятными и глуповатыми велемудрому, несколько истощенному судье с Запада».
Саид подвергает критике не только неуместный в конце ХХ века взгляд на другую цивилизацию исключительно сквозь призму своей собственной и попытку измерить ее собственным мерилом, подогнать под свой стандарт. Больше всего Найполу досталось за разделение мусульман на «аутентичных» (арабов) и «обращенных» (неарабов). «Это просто смешно, — пишет Саид в своей статье «Интеллектуальная катастрофа». — С таким же успехом можно утверждать, что только жители Рима являются настоящими римо-католиками, а прочие — итальянцы, испанцы, жители Латинской Америки и Филиппин — ненастоящие и чувствуют свою неполноценность перед аутентичными католиками».
Эту же логику можно применить и к славянам, которые хоть мясо за окна не бросают, тем не менее празднуют Ивана Купала и Масленицу и гадают на Рождество. Тем не менее, есть в логике сэра Найпола и другой интересный момент: а именно то, что и арабы стали мусульманами только с появлением ислама в VII веке, а до тех пор, как и неарабы по средневековой арабской инвазии, были язычниками. Поэтому странным выглядит списывание всех реальных (!) проблем современных постколониальных обществ Азии на счет ислама и арабов. В конце концов, те же славяне в массе своей не так уж и добровольно обращались в христианство. А что уж говорить о последних христианах Европы — литовцах?
Тем не менее Найпол — хронический кандидат на Нобелевскую премию (с конца 70-х годов), лауреат едва ли не всех возможных британских литературных наград (если довериться «Нью-Йорк таймс»). Ему верят, его покупают и читают. Наконец, после 20 лет кандидатства поверила ему и Шведская академия, наградив «за сочетание приемлемого повествования и неподкупного исследования в произведениях, заставляющих нас увидеть присутствие замалчиваемых историй».
Почему же выдающегося писателя, которого Иосиф Бродский называл одним из блестящих англоязычных прозаиков нашего времени, Шведская академия так долго держит на крючке? Потому что в 1992 году «нобелевку» взял Дерек Волкот, тоже выходец с Карибов, один из ближайших друзей Найпола, который, обыгрывая звучание фамилии, в шутку называл последнего Nightfall — сумрак? Или потому что в произведениях Найпола и в самом деле, исходя из завещания Альфреда Нобеля, многовато тьмы и гнева — «за самое выдающееся произведение, которое приближается к идеалу»?
Этот «идеал» и по сей день не дает покоя членам Нобелевского комитета. В разные годы он толковался то как «возвышенный и глубокий идеализм», то как «выдающийся стиль», «универсальное значение» или «первопроходчество». Акценты ставились то на мэтров литературы, то на неизвестных более молодых писателей, остановившись пока, по словам действующего председателя Нобелевского комитета Кьелла Эспмарка, на объединении «первопроходчества» с «универсальным значением» в широком смысле мировой литературы.
Не хочется добавлять критики. В конце концов, Нобелевскую премию и так слишком критикуют в мире за политическую конъюнктуру, которая якобы превалирует над литературным качеством, за размытость критериев и некоторую спонтанность суждений. Тем не менее в последнее время члены комитета договорились «выдерживать» кандидатов, по крайней мере по нескольку лет, в горячем списке пяти писателей, выходящих на финишную прямую. Они постоянно обосновывают полнейшую аполитичность этой престижной награды. А еще они смягчили исходную формулировку — от «за произведение, которое вышло в течение предыдущего года» до «учета предыдущих работ, если их важность не была очевидна до последнего времени».
Быть может, Найпол — именно этот случай? А может, члены Шведской академии наконец-то почувствовали в его прозе тот «гул сфер», которого так и не услышал Дерек Волкот?