ПОД ЧУЖИМ СОЛНЦЕМ...

Шумно, весело в саду Киевского университета. Это стайка мальчишек окружила каменную глыбу - некое подобие человеческой фигуры. Кто взобрался на плечи истукана, а Сашко, сын университетского механика Порфирия Антоновича Архипенко, уселся прямо у него на голове. И невдомек ребятам, что в незапамятные времена в половецких степях камень этот почитался божеством: ему поклонялись, его боялись. Пройдут годы, и всемирно известный скульптор Александр Архипенко, вспоминая детские дневные забавы возле идола, скажет: «По вечерам, когда ворота закрывали и садик пустел, я боялся его и обходил десятой дорогой. Он становился каким-то таинственным и страшным»...

Родился Александр Порфирьевич Архипенко в 1887 г., в Киеве. Отец заведовал университетскими кабинетами, физическими лабораториями, был прирожденным изобретателем и это свое пристрастие передал сыну.

В 1902 году Александр поступает в Киевское художественное училище. Но за участие в студенческих волнениях бурного 1905 года целая группа талантливых юношей вынуждена была оставить учебу. Среди них был и А.Архипенко.

Но, говорят, нет худа без добра. Киевский художник С.Светославский, возмущенный репрессиями, устраивает в 1906 г. выставку произведений студентов-диссидентов. Критика сразу обратила внимание на работы Архипенко, прозорливо отметив, что у молодого скульптора есть искра Божья.

Любопытны сами названия экспонируемых им работ: «Мысль», а не «Мыслитель», «Отчаяние», а не «Человек в отчаянии». Так будет и впредь: не «Мать», но «Материнство», не «Муж», но «Мужество»! Архипенко стремится отобразить не отдельные сюжетные эпизоды, не быт, но эмоциональные состояния - духовные сущности человеческого бытия.

Впоследствии, с каждым новым шагом своего художественного развития, скульптор расширяет понятие человеческой духовности, отражает нюансы самых тонких чувств и переживаний. Герои его произведений - это идеи, абсолютные и вечные, трансформированные в материал реальности.

В 1908 году Архипенко едет в Париж, навстречу своей судьбе, которая готовила ему мировую славу, а заодно и жизнь под чужим солнцем.

В эти годы Париж - мировая столица художников и поэтов. Еще жив признанный мэтр скульпторов великий Роден. Но на художественном небосклоне уже засияла новая звезда - кубизм. Возглавляет это течение гениальный Пабло Пикассо. Пройдет много лет, и Архипенко станут называть «Пикассо в скульптуре».

А пока наш художник в поисках своей «планеты». И нашел он ее в Лувре, где состоялось знакомство нашего земляка с негритянским архаичным искусством.

Почти ежедневно бывает здесь Архипенко, присматривается, размышляет... Порою, чуть улыбаясь, бормочет: «Ты смотри! Оказывается, архаичные богатыри Греции и Африки - близкие родственники наших половецких и скифских идолов, этих степных стражей вечности...»

Новые впечатления, размышления обретают жизнь в творчестве молодого скульптора. Ритмы древностей он блестяще переводил на язык современного искусства. Архипенко утверждал, что архаика пробуждает волю к жизни, противопоставлял ее животворную силу утонченно-призрачному, нематериально-поэтическому миру печали и безволия, которыми отмечены произведения многих его современников, в частности символистов.

Со своей Родины Архипенко привез на Запад дух наивности и простоты - противоядие от агрессивной сексуальности, которой болела западная культура. Он спорит с Фрейдом, доказывая, что есть многое, полностью не зависящее от секса и голода. Человек, его тело, нервы, мозг - порождение чистых стихий - огня, воды, движения!

В Париже Архипенко встречается с земляками-киевлянами Сергеем Ястребцовым и Александрой Экстер, которая одна из первых признала и оценила талант Архипенко. В письме на Родину читаем: «Архипенко - лучший скульптор не только в Украине, но и во всей Европе!»

В начале 10-х годов Архипенко приходится туговато: кубистических скульптур никто не покупал...

Французы - народ веселый. И художник Фернан Леже нашел способ пополнить пустые карманы своего друга. Он взял гитару и повел растерявшегося киевлянина на шумные улицы Парижа. Леже играл на гитаре, а Архипенко пел украинские и русские песни. Падкие на зрелища и развлечения парижские прохожие охотно платили за «концерт» небольшие «гонорары». Была и такая страница в жизни Александра Порфирьевича...

Об одном эпизоде этого парижского периода свидетельствует скульптор Иван Кавалеридзе, знакомый с Архипенко еще по Киеву: «Сашко уже слепил «Саломею», уже имел прессу, имел свою мастерскую, своих учеников, своих последователей. Вскоре все это будет у него и в Берлине, и в Америке. Сейчас он кричал: Саломея танцует? Только торс! Вот ты, недотепа, дай торс! Вложи в него такой танец, чтоб небу стало жарко!..»

Новации... новации...

Украинские и русские «парижане», к которым принадлежал и Архипенко, обновили свой пластический язык. Они привнесли в мир кубизма восточную красочность, мелодичную и всерадостную, почерпнутую из керамики и лубка, ковров и вышиванок, писанок и икон.

Архипенко часто вспоминал народных мастеров Украины с их безошибочным вкусом. И в значительной мере под их влиянием скульптор решился на то, чего не решались сделать европейские скульпторы на протяжении долгих столетий: он покрывает плоскости своих скульптур всеми цветами радуги, придав динамику и радость их подвижным формам. «Скульптуры-картины, - писал Архипенко, - это своеобразный синтез моих идей как художника и скульптора. С цветом и объемом можно сотворить много чего, если прибегнуть к комбинированию. Мои скульптуры-картины - это ровные плоскости, от которых возникает определенное ощущение объема. К этим двум элементам, плоскости и объему, я добавил цвет».

Вот скульптура «Пьеро-карусель» (1911 г.). Именно многокрасочность придает ей подвижность. Движение и ритмичная пульсация выступают здесь как основа жизни и устойчивости.

Когда Пикассо, Брак, Леже, изначально преданные монохромности, увидели на гранях и плоскостях скульптур Архипенко все цвета радуги, когда Экстер, Гончарова и Шагал выставили свои яркие, многоцветные полотна в Париже, то французские мэтры кубизма признали возможным раскрепостить и свою палитру.

Скульптуры Архипенко пребывают в состоянии вечного творения. Они фрагментарны и удивительно целостны!

Некоторые искусствоведы считают, что творчеству Архипенко присуща противоречивость. Позволим себе с этим не согласиться. Не противоречия и противоположности видим в его наследии, но многогранность, буйство творческой фантазии, непрерывный неутомимый поиск нового.

Как из рога изобилия посыпались в 10-е годы архипенковские новации. Его скульптура «Медрано» (что значит парижский циркач), сконструированная из металла, дерева, стекла, этот некий человекоподобный механизм с двигающимися и перемещающимися деталями, - не что иное, как первый в ХХ столетии мобиль-робот.

Еще одно новое изобретение Архипенко - машина для демонстрации изменяющихся наборных цветных изображений. Он назвал ее «архипентура». О своем изобретении автор писал: «Эта машина создает иллюзию движения нарисованного сюжета подобно замедленной съемке в кино». Двигателем этой машины был электрический механизм, вмонтированный в основание конструкции.

Несмотря на громкую славу, Архипенко нередко сталкивался с неприятием и подозрительностью и в Европе, и в Америке.

Скульптор вспоминает: «Фантастичным выглядит эпизод, освещенный в американской печати: некий конгрессмен в 1949 г. пришел к абсурдному выводу, будто модернистские тенденции в искусстве, включая мои произведения, инспирированы марксизмом. Конгрессмен не знал, что я не интересуюсь политикой. Политики трактуют всякое модернистское искусство как коммунистическое, между тем как в коммунистических странах тот же модернизм провозглашают опасной прихотью западной буржуазии. Какой хаос! Коммунисты изъяли мои работы и все модернистские вещи из своих музеев. Гитлер просто уничтожил их. Современное искусство не связано ни с коммунизмом, ни с какой другой политической доктриной или религией. Оно существует от себя и для себя и служит лишь для умственного и творческого воспитания».

Сам Архипенко проповедовал единокровность человеческих культур. Как бы в подтверждение своих взглядов он рассказывает: «Останавливаюсь как-то перед витриной этнографического музея в Трокадеро. И что, вы думаете, вижу? Деревянное блюдо с украинским орнаментом. Ого, удивляюсь, тут есть кое-что из наших мест! Подхожу поближе прочесть надпись и вдруг вижу, что вещь эта откуда-то из Океании... Идеи - в воздухе, говорил Платон. Их можно брать отовсюду. Идите и берите... если можете!»

Архипенко мог. Шел и брал.

Новый этап - разработка теории и практики использования пустого пространства.

Рождение самой художественной идеи Архипенко описывает так: «Я был еще ребенком, когда мои родители купили две цветочные вазы. Ни с того ни с сего мне захотелось придвинуть их ближе одну к другой. Поставил рядом. И что же я увидел? Нематериальную прозрачную третью вазу, сотворенную пространством между двумя настоящими. После этого я неожиданно начал видеть пустое пространство, которое напоминало мне разные предметы... Я начал использовать эти предметы в своих пластиках. Выпуклое в них я заменял вогнутым, полное - пустым, создавая символы фигур и предметов, которых не было рядом.

Вот скульптура «Конкейв». Пустоты в ее структуре - активная деталь всей композиции. И таких примеров в творческом наследии Архипенко немало.

Смело берет Архипенко себе в помощники и свет. Незабываемое впечатление производят его разноцветные скульптуры из плексигласа, подсвечиваемые изнутри. Форма большинства этих скульптур меняется в зависимости от циркуляции света по их поверхности, когда ее впадины заполняются то светом, то темнотой, и тогда форма скульптуры обретает некий символический смысл и словно живет в каком-то трепетном звучании.

Став преподавателем университета Канзас-Сити, Архипенко создает необычное украшение для главного его входа - две огромные скульптуры из металла, вид которых удивительным образом менялся с изменением солнечного освещения.

В 1922 г., уже в ранге законодателя мировой скульптуры, Архипенко переезжает в Германию. Тут нашлись и покупатели его работ. Некий богач приобрел лучшие экспериментальные скульптуры Архипенко - 20 разрисованных чистыми цветами радуги рельефов. Вскоре, спасаясь от фашизма, богатый меценат эмигрирует в Палестину. Со временем коллекция стала собственностью музея в Тель-Авиве, уцелела, сбереглась. Когда отмечалось столетие со дня рождения Архипенко, музеи Тель-Авива и Вашингтона устроили большие выставки нашего прославленного земляка, признанного к тому времени гением скульптуры.

Новый период его жизни начался в 1923 году, когда Архипенко с женой Анжеликой поселяется в Америке. Собственная школа в Нью-Йорке, преподавание в Колледже индустриальных искусств в Чикаго, а позднее - в университете Канзас-Сити.

Теперь искусство Архипенко словно добреет. Геометризм, угловатый, по-юношески ершистый, уступает место «облачной геометрии» - плавности, живописности. И рисунки его в это время (например, «Луна смотрит на Землю») - наглядное тому свидетельство. Космосом дышит скульптура Архипенко. Вот «Океанская мадонна» (1937 г.): стройная черно-красная огнистая фигура, упрятанная, как драгоценность, в футляр, в желто-солнечный ореол, она покоится на мозаичном фоне из жемчужин, сотворенных морской стихией.

Ритмы всех времен и народов эхом откликаются в скульптурах мастера. Никогда не угасали и животворные традиции, идущие из украинских истоков: магия Трипольской культуры («Дуализм», «Королева», 1954), просветленная одухотворенность мозаик Киевской Руси («Розовый торс на мозаичном фоне», 1928), экспрессивность украинского барокко, влияние которого наиболее чувствуется в серии скульптур-портретов, созданных в 20 - 30 годы. Среди них особой лиричностью и проникновенностью отличаются те, с которых смотрит Анжелика. Каждая черточка здесь - гимн женскому обаянию и красоте. А скульптуры-портреты Шевченко и Франко украсили парки в Чикаго.

Архипенко, пока мог, постоянно поддерживал связи с Родиной. Выставлялся на совместных с соотечественниками выставках: в Берлине (1922 год) в знаменитой и поныне экспозиции советского искусства в галерее Ван-Димен вместе с Малевичем, Экстер, Филоновым, Поповой; в 1933 г. в украинском павильоне в Чикаго.

В 1930 году Архипенко становится членом Львовской Ассоциации независимых украинских художников и дарит свои работы музеям Львова.

В 1929 г. Киевский художественный институт пригласил великого земляка в состав профессуры. Архипенко ответил пылким письмом: «Работа в Киеве была бы наградой за мою художественную деятельность. Для укрепления связей с Киевом прошу принять в подарок бронзовый бюст-портрет дирижера В.Менгельберга».

Его маэстро весь в движении, лицо его напряжено, он жестикулирует, всем существом своим переживая наивысшее состояние вдохновения и экстаз. Нервная текстура, асимметрия и одновременно сбалансированность композиции источают страсть, неистовство и пафос. Ныне бюст экспонируется в Киеве, в Национальном художественном музее.

Умер Александр Порфирьевич Архипенко в 1964 г. Его творческое наследие - не только созданные им скульптуры. Пластические идеи украинского скульптора врезаются округлыми зияющими отверстиями в скульптуре англичанина Мура, сжимают до двумерности удлиненные фигуры швейцарца Джакомотти, придают экспрессию «мобилям» американца Калдера, бороздят решительными линиями рельефы итальянца Манцу...

Отсылая на Родину бюст дирижера, Александр Порфирьевич приложил к скульптуре табличку с короткой и непышнословной надписью: «Присвячується матері моїй». И, возможно, продолжилось, эхом отозвалось в его сердце: «Матері Україні...»