ОТРЫВОК, ВЗГЛЯД И НЕЧТО

Как словари толкуют слово «дилетант» известно всем, в жизни при его определении допускаются разночтения. Но, наверное, главное отличие дилетанта от профессионала состоит в той «легкости необыкновенной», с которой первый рассуждает о вещах серьезных и глубоких. Дилетанты — в большинстве своем Хлестаковы. Для них не существует нюансов и полутонов, всяких там «но» и «однако». Если с Пушкиным — то на дружеской ноге, если ухаживать — то сразу за маменькой и дочкой, если просить взаймы — то у всех подряд, не вдаваясь в детали и тонкости.

Литераторы-дилетанты твердо убеждены в том, что литературные школы и объединения — выдумка праздных ученых, которые почему-то никак не могут в полной мере оценить роль главной поэтической музы — Бутылки. Какие там имажинисты, футуристы или даже символисты с акмеистами?! Ну, собрались, ну выпили, спьяну написали манифест, а зануды-литературоведы приняли всю эту бодягу всерьез и теперь вот монографии пишут. Герой одной из песен Высоцкого приготовил коньяк для музы, а потом, в отсутствие долгожданной гостьи, выпил его с друзьями и соседями. Дилетанты от литературы уверены в том, что муза и коньяк — практически одно и то же.

Есть, правда, еще одно слово, которое любят повторять дилетанты. И это слово — вдохновение. Его они произносят с восторженным придыханием, тогда как «мастерство» или, скажем, «профессионализм» цедят сквозь зубы. По их мнению, профессионал — существо неполноценное, с музой незнакомое, а поэты, естественно, профессионалами не бывают. Тогда кем же они бывают? Дилетантами?

В «Письмах о русской поэзии» Николай Гумилев писал об экзальтированном читателе, то бишь о дилетанте: «Экзальтированный любит поэзию и ненавидит поэтику. В прежнее время он встречался и в других областях человеческого духа. Был он и среди моряков, освистывавших первый пароход, потому что мореплаватель должен молиться Деве Марии о даровании благоприятного ветра, а не жечь какие-то дрова, чтобы заставлять вертеться какие-то колеса. Вытесненный отовсюду, он сохранился только среди читателей стихов». И среди составителей литературных альманахов, добавила бы я.

Давно уже — и не мной — замечено, что в киевских литературных альманахах и журналах хромают поэтические отделы. Все остальное — критика, эссеистика, литературоведческие исследования, даже мемуары — вызывает более приятные ощущения. Но эти поэтические отделы! Они чаще всего, мягко говоря, экзальтированные.

Вот, к примеру «Коллегиум». В нынешней своей версии он всем хорош, то есть профессионален, — кроме поэтического отдела. В то время как во всех остальных разделах журнала акцент делается на мастерстве или, скажем, на профессионализме авторов, в поэтической преобладает экзальтация. Зачем, в самом деле, жечь какие-то дрова, чтобы заставлять вертеться какие-то колеса! Можно ведь даже не молиться, а в рифмованных или не рифмованных стихотворных строчках рассуждать о Музе, которая «меня сегодня посетила, так немного посидела и ушла…». Никто ведь проверять не станет! А дальше — снова, как у Высоцкого: «Я — гений, прочь сомненье, Даешь восторги, лавры и цветы!».

Фома Опискин из «Села Степанчикова» тоже ведь был гений, хотя за всю жизнь ничего путного не написал. Зато с какой легкостью рассуждал о возвышенном! У Грибоедова дилетант-литератор, правда, пошел дальше — он регулярно публиковал в журналах «отрывок, взгляд и нечто». Мог бы, конечно, и сам журнал основать. А что? Дело нехитрое…

Один из немногих примеров киевского литературного альманаха, сделанного добротно и профессионально — «Егупец», просто потому, что его поэтический отдел выглядит достойно. Наверное, это объясняется тем, что для редколлегии «Егупца» поэт — прежде всего мастер, а потом уже «я — гений, прочь сомненья!». Редкая для киевских альманахов и шире — литературных кругов — установка. На наших поэтических фестивалях, к примеру, в своей гениальности готов расписаться чуть ли не каждый. Как и в кулуарах рассказать о том, сколько раз на дню его посещает муза. Коньяк то есть.

Грибоедовское «отрывок, взгляд и нечто» — на редкость точное определение творчества дилетантов. Для полноценных текстов необходимо мастерство или хотя бы профессионализм, а вот «отрывок, взгляд и нечто» сфабриковать легко. Отрывок может быть лоскутным, взгляд — поверхностным, а для «нечто» характеристика вообще не требуется. Нечто оно и есть нечто. Без формы и, следовательно, без содержания. Так, бред безумца, то бишь — гения. Мысли для вечности. Хотя непонятно, захочет ли вечность их выслушать… Скорее всего — зевнет и отвернется.

Дилетанты от литературы любят подебоширить. При этом дебоширство они называют «текстом жизни». Если с литературными текстами не все в порядке — поможет «текст жизни». Главное, поставить в последнем побольше восклицательных знаков. Чувствительная публика оценит и долго еще будет вспоминать, как «человек сгорел».

В результате об экстравагантных выходках дилетантов от литературы помнят больше, чем об их текстах. По части текстов и запоминать-то нечего. Так, «отрывок, взгляд и нечто». Или, попросту говоря, чепуха. Зато дилетантам замечательно удается порицание обывателей, особенно со сцены какого-нибудь арт-кафе или театра. Именно они, вызывая бурный восторг публики, громогласно произносят: «Вам, обывателям, этого не понять…», в то время как профессионалы тихо попивают свой кофе или мирно сидят на галерке. Что ж, каждому свое…

Есть, правда, одна утешительная для дилетантов вещь. Ведь каждый профессионал хоть в чем-нибудь да дилетант. А перед Господом Богом все мы — дилетанты. И это — к счастью. Прав был мудрец, сказавший «я знаю то, что я ничего не знаю». Дилетанты, правда, уверены, что они знают все. И ничего сложного, и очень даже просто. Говорю я Пушкину: «Ну, как жизнь, брат Пушкин?» А он мне в ответ: «Да так, брат, все как-то…»