НЕПРЕВЗОЙДЕННЫЙ СОБЕСЕДНИК

Николай Гумилев говорил, что, отправляясь в далекое путешествие, скажем, на остров Мадагаскар, он взял бы с собой «для разговоров» только одного человека — Корнея Чуковского. Для Гумилева Чуковский был непревзойденным собеседником, лучшим «разговорщиком» во всем Петербурге. Действительно, Чуковский охотно говорил о других, был великолепным переводчиком, исследователем литературы и, по словам Мирона Петровского, ушел в детскую поэзию, как в XIX веке уходили в народ. Но при всех этих несомненных и разножанровых заслугах стихотворное наследие «лучшего собеседника во всем Петербурге» до недавнего времени так и не было собрано под одной обложкой. Разбросанные по десяткам книжных и периодических изданий, письмам и альбомам, государственным и частным архивам стихи и переводы Чуковского терпеливо ожидали своего часа и своего комментатора.

И вот, наконец, таковые нашлись. Петербургское издательство «Академический проект» выпустило в серии «Новая библиотека поэта» стихотворное наследие Чуковского (от знаменитого «Крокодила» до раннего романа в стихах «Нынешний Евгений Онегин») со вступительной статьей и примечаниями киевского исследователя Мирона Петровского и при участии О.Канунниковой и Е.Ефимова. Подготовку текста также осуществил М.Петровский.

Вступительная статья литературоведа Петровского о поэте Чуковском — это самая лаконичная монография из всех, которые мне случалось читать. Комментатору удалось втиснуть в нерасполагающий к пространным рассуждениям объем предисловия итоги своих многолетних исследований. Читается это предисловие на одном дыхании, как поэма, и, пожалуй, не меньшее удовольствие доставляет чтение комментариев. Комментатор приводит не только восторженные или благожелательные отзывы современников Чуковского о поэтических текстах «лучшего собеседника во всем Петербурге», но и гневные рецензии советских критиков, по мнению которых сказки Чуковского безмерно вредны для детей.

Сейчас трудно представить, что некая А.Грудская могла узреть в «Мойдодыре» с рисунками Анненкова «единство вредного содержания и столь же вредного его оформления». А о строчках «Неумытый поросенок, ты чернее трубочиста» эта дама — вполне, представьте, серьезно — отозвалась так: «Сравнение трубочиста с поросенком и поросенка с трубочистом — сравнение чистоплотного буржуа, чистоту свою покупающего руками трубочиста. Интересно посмотреть, как бы выглядел К.Чуковский, если бы он чистил дымоходы!» Пафос критикессы просто умиляет: никто, конечно, не сомневается в том, что Корнея Чуковского не украсила бы чистка дымоходов, но усмотреть идеологическую диверсию в этих невинных строчках можно только при полной атрофии чувства юмора. И тем не менее ее усматривали — и не только в «Мойдодыре».

В предисловии М.Петровский называет «Крокодила» творчески переработанной литературной хрестоматией, «парафразом культуры». Действительно, эта простенькая, на самый первый и поверхностный взгляд, детская сказка изобилует реминисценциями из «Мцыри» Лермонтова, «Двенадцати» Блока и, конечно же, гумилевского «Мика» — экзотической поэмы о приключениях двух мальчиков — Луи и Мика, которые отправляются странствовать по Абиссинии в компании мудрого павиана.

Я, правда, не могу согласиться с автором предисловия в том, что «Чуковский как бы полупринимал претенциозную гумилевскую теорию, утверждавшую, что современная большая поэтическая форма есть экзотическая поэма, но при этом настаивал на поправке: да, экзотическая, но детская…». Дело в том, что Н.Гумилев тоже настаивал на этой поправке, и ярким доказательством тому является его экзотическая поэма «Мик» с главными героями — детьми и детским же содержанием. И по Гумилеву, и по Чуковскому большая поэтическая форма ХХ века — это детская экзотическая поэма. Из данного тезиса выросли и гумилевский «Мик», и африканско-петроградские сказки Чуковского.

Нынешнее издание Чуковского — на редкость полное. В нем содержатся практически все детские произведения поэта, сатирические стихи 1905—1907 годов, переводы, экспромты и шуточные стихотворения, многие из которых публикуются впервые. В «Приложении» приведен ранний роман в стихах «Нынешний Евгений Онегин» и поздняя сказка «Одолеем Бармалея». Некоторые наиболее интересные разночтения детских произведений, в том числе и обнаруженные в рукописях, содержатся в разделе «Варианты». А в комментариях, как я уже говорила, освещена борьба советской цензуры и педагогики с «идеологически вредными» сказками Чуковского.

В общем, эта книга — прекрасный подарок не только «бессмертному племени детей», но и взрослым. Уйти «в детство», «в ребенка», как в XIX веке уходили в народ, способен далеко не каждый. Но зато с какими открытиями и обретениями связан этот уход! По крайней мере, творчество Чуковского убеждает в том, что если ходить гулять в Африку опасно (там водится злой Бармалей!), то прогулки в детство ни с какими опасностями не связаны. Ведь на каждую «кровожадную гадину», как в «Крокодиле», найдется свой Ваня Васильчиков… А потом, правда, выяснится, что гадина — вовсе не кровожадная, а глубоко несчастная. И мечтает встречать Новый год у елки и за чаем.