КАВКАЗСКИЙ КРУГ

Новый годовой цикл проекта «Российское кино — премьера в Киеве» стартовал в столичном Доме кино. Славное дело, означенное в его титуле, затеяло представительство в Украине Российского центра международного и культурного сотрудничества при Министерстве иностранных дел Российской Федерации (Росзарубежцентр) и его руководитель Глеб Вышинский. Дружить культурами хорошо при любой погоде, а тут дело такое: российское кино нынче на крутом подъёме, и украинскому его собрату, давно дышащему на ладан, отнюдь не вреден глоток свежего воздуха. К тому же наступивший год провозглашён годом России в Украине. Да и, как подсчитал открывавший этот вечер секретарь НСКУ Сергей Тримбач, это уж 349-й такой год, намекая, видимо, исключительно на «эру» Богдана Хмельницкого. Вежливый подсчёт, ибо минимум предыдущую десятилетку (без учета несанкционированных контактов) надо бы скинуть. Впрочем, оставим драматургию политических арифметик и обратимся к экрану.

Увы, и здесь нет спасенья от политконтекстов и счётов. Такие уж столетья нам достались, дорогой читатель. Начало новому сезону российских кинопремьер положила «Кавказская рулетка» режиссёра-дебютанта Фёдора Попова. Это картина о человеческих последствиях чеченского конфликта. Драма трёх судеб, изломанных войной, на фоне исторической трагедии двух народов. Сценарий основан на пьесе Виктора Мережко, адаптированной к экрану Аллой Кринициной (дочерью украинской культовой актрисы Маргариты Кринициной). Оператор-постановщик «Кавказской рулетки» Ломер Ахвледиани, можно сказать, живой классик былого грузинского кино («Древо желания» с Тенгизом Абуладзе, «Мачеха Саманишвили» с Эльдаром Шенгелая и др.). Ныне он вполне адаптировался к кино российскому («Старые клячи» и «Тихие омуты» Эльдара Рязанова, сериалы «Самозванцы» и «Третьего не дано» и др.). Что же касается начинающего режиссёра-постановщика, то и он из «адаптаторов»: кроваво-противоречивой гуманитарной проблематики чеченской бойни — к бесхитростному восприятию «простого» (он же «широкий») зрителя. О том г-н Попов откровенно и сказал киевской публике со сцены: «Это не та тема, где надо говорить сложно. Надо действовать прямее, выражаться проще, опираться на человеческие чувства и актёрскую игру». Так-то оно так, да не совсем. Не зря русская поговорка толкует о простоте, что подчас хуже воровства.

Начинается картина проще некуда — эмблемой. Как кокарда на фуражке служивого: ясным солнечным днём у дерева молодая женщина славянского вида в камуфляже кормит грудью дитя, а с ближайшей скалы в неё сквозь оптику целит злой чечен. Ещё миг и… кавказская мадонна выхватит пистолет и одним выстрелом уложит мерзавца. Его труп долго и эффектно — с уступа на уступ — будет лететь к подножию горы, в речку. Не меньшим плакатным аллегоризмом веет и от всей драматургии вещи, начиная с названия. Кавказская рулетка — это русская навыворот. Из полного барабана револьвера извлекается один патрон, и если именно это гнездо окажется против виска стреляющего, то у него, дескать, по указанию Аллаха, ещё есть совесть и правда за ним. В остальных случаях покойного следует считать решительно нехорошим человеком. Однако, помнится, как раз добровольная смерть в той системе ценностей есть знак высшей благодати. То есть в данной игре на одного живого, выигравшего по-русски, должно приходиться с полдюжины трупов счастливчиков по-чеченски. Каков же смысл игры? В общем, подозреваю, что сама по себе «рулетка» мифична — плод сценарного мышления г-на Мережко, чуткого к массовому вкусу и отлично умеющего отстреляться по нему перелицованными стереотипами.

Вовсе не Всевышний, но его театрально-игровое подобие — deus ex machina — всякий раз помогает раскрутке повествования. Случайности и штампы правят нарративом, а из кустов на рояле им подыгрывает тапёр-автор. Так, вскоре оказывается, что ту самую эмблематичную мадонну с пистолетом безуспешно выслеживают одновременно и федералы, и боевики, но невзначай примечает третий соглядатай — другая мать. Две русские женщины тайком в почтовом вагоне едут сквозь войну из Чечни в центр России. Зовут их — случайно, разумеется — согласно евангельскому архетипу жертвенного материнства. Молодую — Анна (Татьяна Мещеркина). Она недавняя наёмница-снайпер боевиков («белоколготочница») и пытается спасти из мясорубки своего новорождённого сына, отпрыска чеченского командира. Пожилую — Мария (Нина Усатова). Ей обещана чеченцами жизнь плененного сына в обмен на дитя Анны. Женщины открываются друг другу и вот-вот найдут по-матерински мудрое и спасительное совместное решение, но цепь роковых случайностей влечёт героев к иному финалу. Где только возможно мародёрствующий проводник (самое интересное в фильме — игра актёра Анатолия Горячева) ненароком опознаёт Анну по ориентировке ФСБ и начинает её шантажировать по-крупному, за что и выпрашивает пулю в лоб. Ту пулю, которая в револьверном барабане оказалась следующей после случайного (?) выигрыша (?) самой Анны у самой себя (?) в известную уже нам рулетку горцев. Волна моего зрительского недоумения вызвана тем фабульным обстоятельством, что пощаженная кавказскими Небесами в огнестрельном отношении грешница тут же гибнет от железнодорожной случайности. Остаётся предполагать, что высшие силы руководствуются смешными мотивами: закончилась одна территориальная зона МПС, началась другая, и роковой удар локомотива проходил уже по православной юрисдикции азартных игр в судьбу.

Впрочем, вполне земные демиурги сюжета уготовили нам последнюю случайность, на которой и построили оптимистическую трагедию финальной эмблемы. В предсмертные мгновения Анна успевает сообщить Марии, что случайно вспомнила: она видела гибель её сына в плену, и, стало быть, дальнейшие попытки спасти его бессмысленны. Остальное подсказало матери её сердце, а сценаристам, несомненно — их эрудиция. Мария усыновит сироту-получеченца и воспитает как родного сына. Этот заключительный образ надежды весьма аутентично воспроизводит финал классического «Расёмона» Акиры Куросавы. Как спор двух матерей из-за дитя — «Кавказский меловой круг» Б.Брехта. А мотив циничного гешефта на войне, назидательно сведший в могилу проводника, вне сомнений, есть плод впечатлений от «Матушки Кураж»: «Войною думает прожить — за это надобно платить…».

В общем, профессионально крепким, со снайперским зрительским прицелом, но не вполне самостоятельным и оригинальным получился дебют, на мой взгляд, у Фёдора Попова. Однако и он добавляет свою краску в спектр мучительно осмысливаемой кавказской темы на российском экране. В этом кругу «Кавказский пленник» (1996) С.Бодрова, «Время танцора» (1996) В.Абдрашитова, «Две луны, три солнца» (1996) Р.Балаяна, «Чистилище» (1997) А.Невзорова, «Блокпост» (1998) А.Рогожкина, «Война» (2001) А.Балабанова, «Дом дураков» (2002) А.Кончаловского, «Кавказские пленники» (2002) Ю.Хащеватского, сериалы «Спецназ» и «Менты». Экран бьётся над хотя бы виртуальным выходом из круга проклятых вопросов: каяться? добивать? договариваться? Адские дилеммы истории. Но национальное кино — при исполнении своей высшей миссии. Вот это завидно.