ИСКУШЕНИЕ НЕПАРАДНЫМИ ПОДЪЕЗДАМИ

Извините, парадный подъезд не функционирует. Поэтому подойдем к дому с другой стороны (все равно надо как-то обходить все эти котлованы). Вот и Майдан Незалежности предложил нам новое искушение. Какое-то дежа-вю, знаете ли: то ли повторяется история с Михайловской площадью, то ли с Батыем — поскольку снова какие-то нелады именно у Лядских ворот. Археологи, с которыми, по версии строителей, «все согласовывают и создают им все условия для работы», почему-то нервны и мрачны. Это, наверное, потому, что им просто не угодишь, этим ученым. Таким далеким от строек века и требований современности. Где им понять, что строительство монумента Независимости должно быть закончено в срок, несмотря ни на какую там историю, археологическую ценность и прочие благоглупости? Партия в очередной раз сказала — «надо», подрядчик в лице Управления по охране памятников ответил — «есть!». Впрочем, это учреждение давно можно было бы переименовать в управление по возведению памятников. Чтобы не сказать «национальных святынь».

Разбитость центра города угнетает — и проблема не только в пробках на центральных улицах. Кажется, что украинские высшие чиновники, как некогда чиновники великих империй великого прошлого, в кризисные моменты обращаются к великим стройкам, долженствующим увековечить доблесть и историческую значимость чего-то только им одним известного. Наша власть не учла одного символичного момента: центральные улицы, зияющие котлованами, теперь надо обходить. И обходить по прилежащим дворам и дворикам, с их проваленными дорожками, осыпающимися лесенками, почерневшими, облупленными «непарадными» стенами тех самых домов, которые так нарядно смотрятся с улицы. Может, именно это и угнетает — эта несоразмерность, диссонанс внешнего и внутреннего, страшненькая догадка, что этот город в очередной раз правдиво — гораздо правдивее, чем мы с вами — отражает нашу жизнь и записывает нашу историю. И самое интересное — такую не новую, что хоть плачь. Сколько говорили мы сами еще каких-то десять-пятнадцать лет назад об отвратительной показушности советской действительности с ее праздничными помпезными фасадами, за которыми скрывалась «тюрьма народов». Так чем мы лучше теперь? Наша власть по примеру великих предшественников устроила за яркими праздничными фасадами гетто собственному народу, его истории, его культуре. И главное — его чувству собственного достоинства, позволяя себе не то что возражать — просто не обращать внимания на возражения и протесты так называемой «общественности», возмущенной этой строительной вакханалией на ее — общественности — деньги, которые, напомню, идут из городского бюджета, пополняемого за счет налогов. Вытесняя людей, не в первом поколении живущих на центральных улицах, в «спальные районы», власть растворяет этот культурный стержень Киева в смешанно-однородной среде «горожан в первом поколении». Безвкусное пространственно-архитектурное однообразие превращает человека в элементарную частицу безликой и бездумной толпы, а то и вовсе в скором времени физически убьет этих «неженок», привыкших к своему центру. Такое рассеивание, а то и вовсе уничтожение выраженных носителей городской культуры, не ново. Те же проблемы решало в свое время хрущевское «баракко» и брежневский «чешский классицизм». И что самое обидное — наша власть устроила все это как бы с нашего же молчаливого согласия.

Впрочем, вернемся на Майдан. Здесь, как известно, немало осколков истории Киева, нашего народа. Правда, от этой мысли последнее время киевлян старательно отучали — мало кто из молодых завсегдатаев «рулетки», неоднократно посещавших пивные заведения в переходе с Майдана к улицам Костельной и Малой Житомирской, знает о том, что скрывается за малоприметной решеткой, ведущей, кажется, прямо под большой фонтан (простите, бывший фонтан). Давно, признаться, я не видела эту решетку открытой, а помещение за ней освещенным. А то были фрагменты Лядских ворот, через которые, напомню, по версии наших историков, в Киев ворвался хан Батый. Между прочим, при прошлой реконструкции Киева остатки Лядских ворот, которые в связи с масштабностью плана закопать не представлялось возможным, могли стать жертвой строительно-планового зуда. И спасла их тогда, сохранила, сделала доступной для глаза ценителей своей истории только активность широкой общественности. Таким образом, о том, что под Майданом скрывается немало интересного, можно было догадаться даже не будучи ни археологом, ни чиновником от охраны памятников, ни чиновником от горстроя. Впрочем, это знание оказалось из тех, которые лишь приумножают скорби. Естественно, для нашего чиновника, вскормленного на советской военно-трудовой квазидисциплине, план есть план — и он превыше историко-культурных изысканий. Даже если он чиновник от охраны памятников. Несмотря на существование ст. 36—37 Закона «Об охране культурного наследия», требующей приостановки строительных работ на месте обнаружения археологических находок, вплоть до окончания исследования этой находки. Впрочем, согласно закону, на возобновление работ дает разрешение все то же Управление по охране памятников. Так что археологи на задержки и поблажки в этом случае могли не надеяться. Что успели выхватить из-под ковша экскаватора — то их, что не успели — то опоздали.

Конечно, ученые опять будут обижаться, что их «не учли», они будут горячо возмущаться на «круглых столах», семинарах и в тусовочных кафе. Их будет поддерживать столь же возмущенная интеллигенция. «Цвет нации» будет расстроен — и тем, что археологам не дали поработать, и тем, что власть снова не приняла во внимание «интеллектуальную элиту». Правда, грустно, что это так. Но позволю себе напомнить: остатки Лядских ворот в свое время уберегли именно старания общественности. А времена были не самые располагающие. Вот и получается, что дело, наверное, не только во временах, а и в людях.

Академик Крымский любит повторять: в Украине нет дефицита идей — есть дефицит человеческих качеств. Конечно, к этому немало располагает сама обстановка. Что, впрочем, не снимает ответственности с нас самих, видимо, не способных сохранять свои человеческие качества независимо от обстановки. Ведь мы привыкли к мученичеству, героизму, беспощадности к животу своему во имя идеи. То есть в свое время можно было быть бунтарем, «чуждым элементом», можно было быть мучеником, героем, Дон-Кихотом и кем угодно еще, но в любом случае твой жест не останется незамеченным, он обязательно вызовет какую-то ответную реакцию. И чем более отрицательной она окажется, тем позитивнее может оценить себя и свои действия подобный «диссидент». Может, в этом и состоит теперешнее оценивание «от противного» своей деятельности и реакции на нее со стороны некоторых наших чиновников? В свою очередь интеллигенция ведет себя вяло — ведь теперь ни на что, кроме равнодушия, она не может рассчитывать даже в самых революционных своих действиях. Интеллигенция привыкла к мученичеству и героизму так же, как профессионал в любой области привык к «трудовому подвигу», — пожалуй, это одно из самых тяжелых наследий «совка» и борьбы с «совком». Работать ради работы, а не ради общественной оценки, не ради резонанса или какого-то призрачного «влияния на ситуацию» мы так и не научились. Попытка что-то спасти только ради того, чтобы оно существовало, — удел одиночек-энтузиастов. А голос единицы для теперешнего нашего государства, как и для прежнего, — «тоньше писка». Вот и приходится нашим ученым кидаться под экскаваторы вместо того, чтобы налаживать нормальную работу, нашей интеллигенции в свою очередь бросаться под «мерседесы» неугодных политиков и патриархов вместо того, чтобы налаживать механизмы влияния на общественное мнение. Такой вот специфический феномен нашего героизма, который никак не может освободиться от архитипического образа панфиловца, кидающегося под танк со связкой гранат.

Я знаю, что есть непотопляемые чиновники, которых, кажется, не возьмешь ни гранатой, ни танком, ни самим героем-панфиловцем. Причем чиновники эти воспитаны так же, как и наша интеллигенция, той еще школой: они достаточно умны, чтобы не лезть слишком высоко, не становятся слишком заметными, но при этом умудряются ловко стричь купоны. Их вполне удовлетворяет высокая должность в невысоком управлении, где они могут непосредственно решать судьбы чего-нибудь достаточно дорогостоящего, не мозоля при этом глаза общественности. На этом, как известно из столь недавней истории, держалась и советская номенклатура. С той лишь небольшой разницей, что держать лицо все-таки вменялось в обязанность государственной машине, и что заставляло ее периодически жертвовать как раз такими средними чиновниками. В обязанность нашей государственной машине не вменяется ничего подобного. Ситуация достаточно цинична — все знают, что все знают. Бюджеты «строек века» открыто публикуют, археологи выхватывают из-под экскаваторов, запущенных Управлением по охране памятников истории и культуры, эти самые памятники истории и культуры, интеллигенция до обидного безобидно возмущается, журналисты пишут разгромные статьи. Чиновники и творцы грандиозных по замыслу, бюджету, абсурдности и цинизму проектов находят в этой так называемой «полемике» наличие некоторого резонанса, подтверждение тому, что они все делают правильно — то есть все при деле. А, стало быть, жизнь идет, и все нормально.

Фактически, на Майдане Незалежности и по всему центру города, перепаханному вдоль и поперек, проходят сейчас самые интересные раскопки — раскопки нашего сознания. Они охватывают колоссальный период, и не снившийся обычным археологическим исследованиям, — от старейших слоев района Лядских ворот до новейшего интеллектуального протеста в районе университета. Они охватывают огромный круг тем — от героизма профессионалов, удивляющего своей неуместностью, до героизма энтузиастов, смущающего своей одинокостью и бессилием. Они простираются от самых широких вечевых площадей с их коллективным бессознательным до наших личных маленьких сиюминутных страхов — не знаю как у вас, а в нашем дворе в медвежьем углу между садом, лесом и кладбищем тоже что-то раскапывают. А раскапывают здесь нашу железобетонную уверенность в том, что невозможно повлиять на ситуацию, если она спровоцирована чиновничьим замыслом, нашу рабскую готовность грызть сухую корку на фоне возносящихся к небу мраморных колонн. Наше взаимное и глубокое «классовое чувство», немного трансформировавшееся, но, по сути, не изменившееся: одна часть граждан испытывает удивительно искреннее чувство к тем, кого считает бандитами и ворами, ворочающими невообразимыми суммами и создающими на них скульптурно-архитектурные монстры. Вторая же часть не испытывает никаких чувств к тем, кого считают «тварями бессловесными» и о ком вспоминают только в связи с планом по налогообложению и очередными выборами. Пойдите на Майдан Незалежности, загляните в котлован, скользните взглядом от Лядских ворот до остова неизбежного монумента — и вы имеете шанс проследить довольно подробный срез собственного гражданского, а может, и просто человеческого сознания.

Поэтому меня не так тревожит то, что очередной кусок нашей истории будет погребен в бетоне и станет основой для очередного островка «красивой жизни европейской столицы» в непосредственной близости от «непарадных подъездов» — Киев не первый и не последний город контрастов на этой планете, выстроенный на костях, сокровищах и руинах. Мне обидно и неприятно, что, несмотря на столь глубокие и разнообразные исторические слои, наше сознание в результате раскопок представляется именно таким — костным, прочно держащим формы недалекой исторической эпохи. И стоит ли удивляться, что на такой сомнительной основе, залитой в бетон общественной вялости и цинизма, вырастает столь выразительный имперско-фаллический монумент с Женщиной-Украиной наверху. Это действительно памятник нашей эпохи, отождествляющей Батыя и Управление по охране памятников, которым одинаково бесполезно — а значит, и нет смысла — сопротивляться, бороться за себя и отвоевывать у варваров свое жизненное пространство — свой Город.