Гуси-лебеди летят.

Сестра Ивана Миколайчука Фрозина Грицюк: «Когда после смерти брата в Черторию спустились
белые птицы, мы подумали, что это душа Ивана»

Буковинское село Чертория, возможно, потерялось бы в истории, если бы не его уроженец, прославивший отечественный кинематограф. Заботливо хранится воспоминание об Иване Миколайчуке в доме-музее. Здесь, в скромном гуцульском жилье — в родительском доме, где Иван еще бегал босиком, собраны вещи, фотографии и рисунки, посвященные выдающемуся украинскому актеру и режиссеру. А книга отзывов пестрит записями на многих языках, ведь без посетителей не проходит ни одного дня. Смотрит за домом сестра Миколайчука Фрозина Грицюк.

«В шесть лет он пел «Ще не вмерла України…»

— Пани Фрозина, помните, каким был ваш брат в детстве?

— Ничем не отличался от других. Но у него было много друзей — и среди ровесников, и среди старших. Они часто приходили к нему, и он им что-то постоянно рассказывал. Я не вникала, что именно, и не представляла, что из этого выйдет, — мы же были детьми...

А немного спустя Иван начал «парубкувати», поскольку был высокого роста (даже в первый класс пошел в шесть лет). У нас, когда идут колядовать, то обязательно с хором, скрипкой... Но если тебе нет пятнадцати лет, ты не можешь петь, поэтому в хор парни попадали уже после армии. Но Ивана, поскольку он хорошо пел, старшие ребята пригласили. Да еще и выбрали «кальфой», или «березой», — это тот, кто собирает деньги и организовывает танцы. Этот человек должен быть честным и авторитетным.

Тогда произошел такой случай: другой парень, старше Ивана года на четыре, который ранее был «березой», обозлился да и подговорил еще одного избить Ивана. И когда все пошли колядовать, эти двое вышли на дорогу, придрались к Ивану и ударили его по голове. Иван спрашивает: «Ребята, за что?..» Тут другие сбежались и дали отпор: «Это мы его выбрали!» Иван в ответ этого парня даже не ударил.

— Какие песни пели?

— В шесть лет Иван знал и пел «Ще не вмерла України...» — тогда это можно было петь, поскольку Буковина была еще не советской, а румынской. После войны из-за реки Черемош, из Галичины, начали звучать украинские мелодии, поэтому у нас решили: «Румыны нас доедают, а там уже Украина — идем туда!» И вышли с желто-голубыми знаменами. Но это были советские войска... Поэтому многие из наших потом оказались в Сибири и других местах.

— Иван вообще был спокойным ребенком?

— Очень спокойным. У меня было два старших брата, так те непослушные были, а Иван, что бы я ни сказала, никогда мне не противоречил — с ним было меньше всего проблем. Я ни разу не слышала, чтобы Иван где-то подрался, хотя дети, когда играются, часто дерутся.

В двадцатых годах здесь в хате была читальня: люди выписывали книги, газеты, собирались, обсуждали новости, ведь ни радио, ни телевизора не было. Отец постоянно доставал какие-то украинские книги. Особенно при румынах это было очень трудно. Я помню, как вечером мы завешивали платками окна, собирался полный дом людей: дети на печке, взрослые возле стола — и читали об Украине. Как люди стремились узнать что-то о своем крае, о своей нации! А сейчас у нас есть Украина, но люди стали другими...

«Первая его роль — в «Безталанній»

— Кино после войны у вас показывали?

— Редко. Иногда привозили в клуб. Первый фильм, очень взволновавший Ивана, был «Щорс» Довженко.

— Тогда Миколайчук и решил стать актером?

— Однажды один журналист спросил у Ивана: «Наверное, вы с детства мечтали о кино?» А Иван ответил: «Я не мог с детства мечтать о кино, потому что первый фильм увидел в тринадцать лет». Сначала он хотел быть или капитаном, или летчиком, затем психиатром... Многие профессии нравились Ивану, он не мог выбрать. Но здесь на помощь пришло кино, в котором он мог бы эти роли воплотить: и учителя, и врача, и моряка, и философа...

В Чертории при сельском клубе существовал самодеятельный театр. Первую роль Иван сыграл там в тринадцать лет — это была роль деда Игната в «Безталанній».

А потом решил после школы пойти учиться на артиста. И думал, что артисты выходят из музыкального училища, поэтому поступил в класс баяна в Черновцах. Проучился год, разобрался и вскоре где-то услышал, что при Черновицком театре набирают студию. Пошел туда. После двухмесячного обучения ему дали роль Лукаша в «Лісовій пісні» и еще одну главную роль. За это ему платили полставки — 36 рублей в месяц.

— Как Иван попал в кино?

— Первым его учителем в Черновицком театре был Михневич. Однажды Ивану предложили какую-то отрицательную роль на Одесской киностудии, но Михневич сказал: «Я понимаю: ты молодой актер, и представился случай себя проявить... Вообще актеры не выбирают, и тебе придется играть не только героев, но и отрицательные роли, но начинать с этого я бы тебе не советовал». Иван послушался. А потом в Черновцы приехали из Киева, посмотрели спектакли с участием Ивана и посоветовали вступать в Киевский театральный институт, дескать, будет жаль, если талант пропадет.

Значительно позже, когда Иван снимал фильм «Такая поздняя, такая теплая осень», он пригласил своего учителя на главную роль — Майка из Канады. И сам Михневич гордился тем, что его ученик превзошел учителя. «Тогда, — говорил он, — будет прогресс».

— В своем фильме «Вавилон ХХ» Миколайчук играл на скрипке. А в жизни он владел этим инструментом?

— Нет. Ему пришлось два месяца ходить учиться. И когда он изображал игру на скрипке, то музыканты спрашивали, действительно ли он скрипач.

Иван замечательно умел перевоплощаться. Например, на премьеру «Комиссаров» в Крыму пригласили Калганова, прототипа экранного героя Ивана в этом фильме. В интервью после просмотра Калганов сказал: «Я воевал в 1941 году, а этот парень только родился. Но ведь ему удалось передать все мои трудности военные!»

«Ивану предлагали сотрудничать с КГБ»

— Как здесь, в селе, восприняли славу Ивана?

— Представьте, студент второго курса сыграл две главные роли: в фильме «Сон» и в «Тенях забытых предков» у Параджанова! Но отец не понимал, говорил: «В Чертории учился — четыре класса, в Бруснице — еще три класса, в Вашковцах учился, потом в Черновцах... Зачем еще в Киев ехать?» А сам он не был в школе ни одного дня — когда должен был идти в первый класс, как раз началась Первая мировая война. Но умел читать и писать на украинском, а также на румынском, поскольку работал на железной дороге — в государственном учреждении, поэтому должен был владеть государственным языком.

Сначала отец не мог понять, кто такой артист. Ему казалось, это клоун, прыгающий по сцене. Поэтому он говорил Ивану: «Хорошо, когда ты молодой. А когда станешь старым, то как ты будешь эти выкрутасы показывать? Вот смотри: сосед учился, потом сделал замок, который нельзя поломать, — это специальность. А у тебя что?..»

Когда Иван играл в театре в Черновцах, то однажды пригласил нас посмотреть. Мы вместе с отцом тогда впервые увидели, что такое театр. Отец вернулся с того спектакля совершенно другим, говорит: «Я твердый мужик — никогда не плачу, а тут заплакал...» Тогда он начал понемногу понимать. Ведь как человек может постичь то, чего раньше никогда не видел?

Со временем, когда Ивана назначили на главную роль в фильме «Тени забытых предков», он принес с киностудии Довженко тамошнюю газетку, где было написано о его назначении. Отец прочитал да и говорит: «О, наверное, большой человек, если о тебе газеты пишут!» Он не понимал, что это не центральная газета, а только студийная многотиражка.

На роль Ивана в «Тенях» был утвержден, если не ошибаюсь, какой-то грузинский актер из Москвы, друг Параджанова. Группа уже должна была ехать на съемки. А Иван учился у Ивченко-старшего. И тот говорит Параджанову: «У меня на курсе есть интересный парень на эту роль — посмотри».

Иван потом рассказывал, как пришел на киностудию, ждал-ждал... Вечером вся группа выходит, он — к Параджанову, а тот говорит оператору Ильенко: «Юра, ну, посмотри», — дескать, неудобно будет перед Ивченко, что совсем не смотрели... Ильенко берет камеру, смотрит через нее на Ивана и вдруг зовет Параджанова: «Сергей Иосифович, Сергей Иосифович!..» Тот возвращается, смотрит сам... Затем проявили эту пробу и решили: это и есть Палийчук!

Иван всегда был благодарен Ивченко за эту рекомендацию, потому что не известно, как бы сложилась его актерская судьба, если бы не эта роль. С другой стороны, непонятно, как актер из Москвы мог бы сыграть карпатского парня?..

— Как ваш отец воспринял Ивана, когда увидел на киноэкране?

— Он так и не увидел своего сына на экране, потому что умер еще до завершения съемок. Только и видел ту газетку, где речь шла об утверждении Ивана на роль.

— Привлекали ли Миколайчука к общественной деятельности, ведь он был популярным, следовательно, авторитетным?

— Ивану предлагали сотрудничать с КГБ, когда он выезжал за границу. Он долго уклонялся, и когда приперли, то нашел выход — сказал: «Понимаете, у нас разные специальности: чем меньше людей вас знают, тем лучше, а у меня — наоборот».

— Правда, что Миколайчук любил рассказывать различные байки и небылицы?

— Да. Не только байки, но и бывальщину. Причем об одном и том же случае разным людям рассказывал по-разному. Иногда очень сложно было узнать, о чем идет речь.

— С того времени как Иван попал в Киев, он часто наведывался в Черторию?

— На рождественские праздники он всегда был в Чертории. Как-то даже выслал нам открытку со съемок фильма «Искупление чужих грехов», в котором играл русинского шпиона. На этой открытке фотография Ивана и надпись: «Внимание! 50 тысяч пенгов награды тому, кто укажет место пребывания государственного преступника, агента Москвы Василия Русина». Внизу Иван приписал: «Если встретите его на рождественские праздники в Чертории, поймайте и напоите, а потом опохмелите».

— Много ли посетителей сегодня бывает в музее Миколайчука?

— Довольно много. Иногда по несколько групп в день. Едут из Канады, Америки, Польши, Румынии, Беларуси... Побывали посетители из 14 стран мира. Причем не только украинцы из диаспоры. Кто-то вообще не знает ни одного слова по-украински.

Однажды приехал один немец. Сначала думали, что это поляк. Но по-польски он не понимал. А по-нашему знал только одно слово — «дякую». Поэтому пришлось дать ему журнал на английском. Потом он спросил, можно ли снимать — это я поняла. Напоследок спрашивает жестом, где могила Ивана. Я говорю: «В Киеве». Он оставил надпись в нашем журнале, которую нам потом прочитала переводчица, побывавшая у нас с немецкой группой. Оказалось, что этот немец знал об Иване Миколайчуке, и не случайно попал сюда. Но непонятно, как он нашел нас, совсем не зная языка...

Посетил нас один инвалид с Донетчины: он на костылях объехал Украину — 5600 километров в память об Олексе Гирняке — того, что сжег себя из-за языка на могиле Шевченко. Приезжали также из Луганска, говорили: «Мы тоже украинцы, но не умеем разговаривать на украинском, потому что нас так учили...»

— Что это за легенда — о лебедях в черторийских прудах?

— Ивана не стало летом 1987 года. А в ту же зиму к нам в Черторию слетелась целая стая белых лебедей: они остались зимовать на местных прудах. В первый год их было двадцать, но сейчас мы насчитываем где-то полторы сотни птиц. Говорят, что причина этого — теплые подземные источники, которые не дают прудам замерзнуть. Хотя кто знает: может, это душа Ивана?..