ДЕНИС ЕВСТИГНЕЕВ: «ВСЕ ЛУЧШЕЕ ДЕЛАЕТСЯ ДРУЗЬЯМИ»

В сегодняшнее кино пришло поколение «детей». Они снимают картины, представляя их на фестивалях и в прокате, показывая разную степень мастерства и понимания сегодняшней жизни. Они создают современный кинематограф. Денис Евстигнеев заявил о себе своим ярким дебютом — «Лимита», снискавшим внимание критики и публики. Следующей была картина «Мама» — оригинальная интерпретация давней иркутской трагедии, получившая приз за лучший актерский ансамбль на «Кинотавре» двухлетней давности. А «Кинотавр-2002» наградил одним из призов новую работу режиссера — «Займемся любовью» — и дал возможность пообщаться с Денисом Евстигнеевым.

— Денис, тема «больших родителей» переговорена и всем давным-давно известна. Но так сложно самоутверждаться, когда перед тобой семимильными шагами идет их слава. Как это происходило у вас?

— Я не суетился. Думаю, для жизни важно не искать судьбу. Есть люди, которые занимаются судьбой, пытаются ее улучшить, сделать разнообразной. И на этом пути всегда происходит что-то плохое. Не пытался никогда это делать. Ко мне что-то приходит — заслуженно или незаслуженно, но приходит само по себе. Я прошел весь путь человека с известной фамилией. Вначале был комплексующим юношей, стеснялся фамилии, стеснялся родителей и не любил, когда они не то что в школу приходили, а даже близко подъезжали к ней на машине. Мечтал, чтобы ценили меня за меня, а не за них. С возрастом это прошло. Сегодня не испытываю вообще никаких комплексов, наоборот — могу крикнуть, кто мой отец, кто моя мать. Если вижу добрую реакцию на их фамилии — ничего лучшего для меня нет.

— Ваши картины построены на современном материале. С одной стороны, это интересно для творческого человека, с другой — классика в эпоху безвременья дает возможность высказать все, что у тебя на душе, и при этом можно спрятаться за крепкой литературной основой.

— А я не хочу прятаться. Ставлю себя в максимально тяжелые условия. Это интересно, азартно. Спрятаться за костюмами, декорациями, отношениями XIX века, за именем Достоевского или Толстого — это возможность себя обезопасить. А в современном фильме о молодежи… Я шел на этот фильм, как на Голгофу, не ожидал увидеть настолько благостные лица критиков.

— Последняя картина «Займемся любовью» — это молодежная тема. Скажите, как вам работалось с темой и с этим поколением?

— Работалось хорошо, энергично. Не нужно строить из себя режиссера с мегафоном в кресле с фамильным гербом сзади, который диким голосом кричит: «Мотор!». Никогда таким и не бываю. Не корчу из себя начальника и ничего кроме добра им не желаю. Волнуюсь только больше, чем они сами, за результат. С другой стороны, я доверял артистам, и они знали об этом, что прибавило им ответственности. Понимал, от них не нужно добиваться каких-то супер-результатов актерских, а нужно, чтобы они жили, были органичными, веселыми. Кинокадр должен стать продолжением их жизни. И сразу все встало на свои места. Нужно было брать первые дубли, чтобы они не выполняли старательно режиссерские задачи.

— Фильм получился очень добрым. Какова реакция на него?

— Что после — не суть важно. Главное, когда во время просмотра ловишь реакции, которые планировал. Мои эмоции совпали с эмоциями зрителей. Вот это невероятно! Это дорогого стоит.

— Кроме того, что вы творческий человек, у вас много времени занимает административная работа, не жаль времени?

— Деньги искать — дело захватывающее, тем более что на кино их нет. Либо случай, либо сумасшедший какой-нибудь дает, либо Госкино помогает. Я исполнительный продюсер на всех картинах, которые снимаю. Ничего тут хорошего или плохого нет. Просто мне так легче, когда контролирую все, включая деньги. Могу сам решить, сделать декорацию или вместо декорации снимать где-то на улице. Ради этого и взял на себя такую обузу.

— Вы пытаетесь любым способом избавиться от давления?

— Киносъемка — тот период, когда все должно сфокусироваться в одном — в кадре. Не должно быть ничего вокруг — ни конфликтов, ни разговоров о деньгах, о каких-то мелочах, все неважно по сравнению с этим кадром. Поэтому для меня легче убрать то, что может спровоцировать конфликты, вызвать недовольство с моей стороны.

— Откуда берутся сюжеты, истории, что интересно снимать?

— У меня нет никаких суеверий, я отвечу. Сюжеты — проблема всего мирового кино. Все фильмы, которые выходят, высасываются из пальца. О жизни как-то мало картин. Все дороги в кино перетоптаны, поэтому в ход пошли фантастические сюжеты. Я бы хотел снимать фильмы о любви. Но любовь настолько уже «забракорьерена». А ведь нужно сделать помимо всего прочего, чтобы было интересно вам. Вы же не придете на повторение замечательного фильма «Мужчина и Женщина»… Здесь очень сложно найти грань нового, сделать открытие. Почему французы берут маргинальные сюжеты, включают туда модные штучки типа садомазохизма и т.д.? Потому что ищут повороты сюжета. Этим хотят создать что-то новое в сюжете. Я не хочу снимать о мазохистах и ищу другой путь. Вот этот поиск мучителен для меня.

— Есть 36 сюжетов, и никуда от них не денешься. Все зависит от таланта автора.

— Насчет сюжетов не соглашусь. Есть три темы — любовь, деньги и слава. Больше со времен Шекспира ничего нового не придумано.

— Нет ли заинтересовавших вас сюжетов в современной литературе?

— Современная литература меня совершенно не заинтересовала. Читаю достаточно известных авторов. Они ищут, экспериментируют в стиле, удивляют какими-то мелочами. Хотелось бы увидеть историю, от которой у меня какие-то эмоции появятся. Таких историй пока не вижу. Заинтересовал «Роман с кокаином». Пытались даже экранизировать его, но что-то не получилось. Это тот случай, когда не переносится время. И еще там депрессионная история с мамой, на экране она просто не пойдет. Современный зритель ее не выдержит.

— Каков ваш сегодняшний ритм существования в кино?

— Нормальный ритм — два года. Отход от фильма предыдущего — три месяца, фестиваль, работа по выходу фильма и начало написания сценария. Я не верю в сценарий, который пишется меньше полугода. На хороший сценарий нужен год. Три месяца вы ищете деньги и год снимаете фильм. Вот и получается два года. Два-три — это нормально.

— Вы намеренно ушли в кино и не занимаетесь театром, чтобы отделить себя от театральных родителей?

— Да. Стараюсь не заниматься вещами, которые у меня не получаются. Плохо отношусь к талантливым дилетантам. Как прирожденный киношник, не понимаю театра.

— Насколько ваша жизнь переплетается с тем, что вы делаете в кино?

— Работа переплетается. Вся моя жизнь подчинена этому. Если снимаю кино, все мои близкие считают дни, когда это закончится, потому что я неадекватен в это время. А если ничего не снимаю, мои родные тоже в ужасе, потому что когда что-то ищешь, то очень нервничаешь. Близким всегда плохо со мной, но они терпят. Жена в первую очередь.

— За что-то же терпит?

— Не знаю, у нее надо спросить.

— Если оставить в стороне работу, какие жизненные приоритеты для вас существуют?

— Дружба, любовь. Хочу, чтобы вы меня поняли: я женатый человек и люблю свою жену, но считаю, что дружба — самое главное в жизни, она неразрывно связана со всем — с работой, бизнесом. Все лучшее делается друзьями. В том числе и кино. Если вы пригласите снимать кино кого-то со стороны, оно, может, и получится, но если с друзьями его будете делать, у вас больше шансов.

— Вы стараетесь снимать с постоянным кругом друзей?

— Стараюсь, хотя это очень сложно. Костяк группы уже есть, люди, которых я жду — второй режиссер Тамара Владимирская, без нее я не могу снимать кино, директор картины — легендарный человек, человек-талисман для меня. Без него не начну делать кино. Без художника, оператора, с которым счастливо встретился на этой картине.

— Приступая к работе, вы думаете о зрительском кино или фестивальном?

— Не думаю вообще ни о зрителях, ни о фестивалях. Когда-то думал о фестивале и попал на фестиваль, но дал себе зарок никому ничего не обещать. Думаю только о хорошем фильме. У меня есть задача сделать его лучше. Для себя в первую очередь, для близких родственников и еще нескольких человек, перед которыми мне стыдно.

— А мнение Галины Борисовны, мамы?

— Мнение Галины Борисовны для меня, конечно, важно, хотя есть люди, которые в кино понимают больше.

— Закончен фильм, начинается двухлетний марафон, что дальше?

— Дальше судорожные попытки что-нибудь придумать. В этой попытке не может быть ошибки для меня. Это важнее, чем снимать кино. Нужно остановиться на чем-то, что-то такое придумать, чтобы себя зажечь. Чтобы это было интересно. Я дал себе срок до конца лета что-то написать.

— Вы одинаково относитесь ко всем своим фильмам?

— Да, даже произносить эту банальность о детях не хочу…