«БОГЕМА» — ПРЕМЬЕРА ИЛИ РЕАНИМАЦИЯ

9 июня в Национальной опере Украины состоялась премьера оперы Дж. Пуччини «Богема» (третье прочтение этой оперы на киевской сцене). По существу, это было возобновление шедшего у нас с 1986 года спектакля Дмитрия Смолича, чье имя по досадному недоразумению даже не попало в афишу. Был подновлен ряд костюмов (художник возобновления костюмов - Наталия Кучеря), использованы прежние декорации (художник-постановщик - Андрей Холопцев, художник возобновления - Станислав Петровский). На этот раз опера зазвучала на языке оригинала. Но главной особенностью спектакля стал преимущественно молодой, «дебютный» состав исполнителей. В остальном были свято соблюдены основные творческие и репертуарные принципы столичной Оперы - как можно больше старого и ничего нового.

С первых же минут после поднятия занавеса зал словно обдало нафталинным духом. Спектакль оказался повторением пройденного, банальным перепеванием заскорузлых и старомодных режиссерских штампов. Коричнево-серые унылые декорации первого действия, как выяснилось впоследствии, определяют цветовую гамму сценографии всего спектакля. Те же тона господствовали и в костюмах. В режиссуре чувствовалось слепое почтение к традиции, культ чепчиков-оборочек и прочей рухляди, давно исчезнувшей с подмостков уважающих себя оперных театров мира. Нынешняя постановка «Богемы» вновь утвердила Национальную оперу в статусе провинциального театра, потчующего «всеядную» и не очень избалованную киевскую публику неким усредненным соцреалистическим продуктом. Невольно хочется повторить слова поэта: «Какое, милые, тысячелетье на дворе?» Но, возможно, рассвет уже недалек. Ведь эта премьера убедительно показала, что для теперешнего официально навязанного творческого руководства театра наступил период не апофеоза, а агонии. Точнее, пенсионно-депутатского благоденствия.

Одним из «светлых пятен» в спектакле был детский хор во втором действии, в свое время исчезнувший из последних спектаклей предыдущей версии «Богемы». Вообще, режиссура второго акта достойна занесения в хрестоматии по режиссерскому искусству прошлого. Здесь все выглядело динамичным, шумным и многолюдным - сплошной фейерверк радости. Это единственное действие, в котором пусть даже привычные и предсказуемые режиссерские приемы вносят столь желанное разнообразие.

В третьем действии режиссером и художником почему-то была проигнорирована ремарка либреттистов: «Конец февраля. Всюду снег». О зиме и холоде напоминал только один жест Мюзетты, которая явно должна бы озябнуть, выйдя на улицу в своем декольтированном платье. К тому же отсутствовала картина Марселя, которая должна висеть у входа в кафе. При внимательном знакомстве с либретто нетрудно заключить, что и она имеет свое значение (подпись под ней по замыслу автора не должна соответствовать изображению). Были в спектакле и другие невыполненные ремарки. Что ж, приблизительность от начала и до конца - тоже принцип. Но, согласитесь, не лучший.

В четвертом действии недоставало постоянно поддерживаемого напряжения (после прихода Мими). Когда Мюзетта отдает серьги Марселю, он застывает, явно не имея на вооружении никаких режиссерских указаний.

Гораздо интереснее поговорить о новом вокальном воплощении шедевра Пуччини.

Очень двойственное впечатление осталось от пения исполнительницы партии Мими, народной артистки Украины Лидии Забилястой (которая, кстати, принимала участие и в предыдущей постановке «Богемы»). Во многих эпизодах она предстала перед нами как прекрасный мастер вокала. В этом смысле можно отметить идеально выстроенные ею три динамические градации при подходе к кульминации в арии из первого действия. Потрясающе прозвучали и многие места в финале - особенно начиная с момента, когда в ее партии вновь возникают мелодические реминисценции с рассказом Мими и фразами из арии Рудольфа. Здесь ее piano было на редкость выразительным, многие в зале не сдерживали слез. Но в целом в ее пении смущала «расшатанность» голоса, порой превращающая ту или иную взятую ею ноту чуть ли не в трель. Иногда огорчали и «оторванные» грудные звуки, которые у этой певицы, имеющей за плечами среди прочих и партию Эльзы в «Лоэнгрине», могли бы все же звучать более «смешанно». Хотя, что там говорить, когда в последних тактах оперы луч софита выхватил беззащитный, ангельский облик Мими, вся публика, бесспорно, была на ее стороне.

На достаточной высоте оказался исполнитель партии Рудольфа - заслуженный артист Украины, лауреат Государственной премии Украины имени Т.Г.Шевченко Михаил Дидык. В нем подкупала эмоциональность и трогательная непосредственность. Как говорится у певцов, он «звучал» отлично, вопреки небезупречной акустике и звуковой агрессии оркестра. В партии Рудольфа Михаил куда более органичен, чем, например, в партии Германа. Но в его пении, к сожалению, преобладает «горловая» манера. А это именно то, за что итальянцы продолжают нас упрекать, бросая сакраментальную фразу: «Славяне все равно петь не умеют».

Украшением спектакля стал молодой баритон Вячеслав Базырь, исполнявший партию Марселя. Его голос - красивый, гибкий, однородно звучащий баритон, а также фактура и сценичность обещают прекрасную оперную карьеру. Этот ученик Дианы Петриненко смело может дебютировать в партии Дон Жуана.

Мюзетта в исполнении заслуженной артистки Украины Валентины Степовой отличалась как раз тем «врожденным даром изящества», о котором писал Мюрже.

Коллен в интерпретации Богдана Тараса оказался в тени, так как голос певца по типу является характерным, его тембральные возможности ограничены. К тому же, ария с плащом была им спета не совсем чисто в интонационном отношении (постоянно «хромающая» интонация - это своеобразный творческий почерк этого молодого певца). А Михаилу Киришеву посчастливилось справиться со сравнительно небольшой партией Шонара весьма успешно.

Можно говорить о многих деталях, но своим рождением и жизнью спектакль, безусловно, обязан солистам. Именно они оказались способными при тупиковой режиссуре все-таки подарить слушателям истинное наслаждение.

Жаль, что дирижер-постановщик спектакля заслуженный деятель искусств Украины Николай Дядюра в пылу самолюбования увлекался «километровыми» жестами, местами провоцируя оркестр на чрезмерную звучность. В результате во многих случаях пение солистов глушилось громыханием оркестра. Зато работа хормейстера-постановщика народного артиста, лауреата Государственной премии имени Т.Г.Шевченко Льва Венедиктова была как всегда выполнена на славу - маэстро неизменно несет в себе «божью искру» и необыкновенный дар слышания.

В другом составе исполнителей этого спектакля привлекает имя Ольги Нагорной, которая, несколько выходя за рамки привычного для себя амплуа лирического сопрано, поет партию Мими. Этот творческий эксперимент, на наш взгляд, удался.

Режиссером восстановления выступил Николай Третьяк. Это была его дипломная работа как выпускника факультета режиссуры музыкального театра Киевского государственного института театрального искусства имени И.Карпенко-Карого. Вне всяких сомнений, он всецело находился под прессом диктата обстоятельств (старые декорации, недостаток финансовых средств у театра, опека старших коллег). Его природный юмор и изобретательность куда-то испарились. Хочется от души пожелать этому пока очень молодому и очень нерешительному режиссеру больше смелости, поиска и инициативности. Будущее (надеемся - светлое) нашей Национальной оперы полностью находится в руках таких, как он.