Любовь без «стакана воды»

К сожалению, в кабинете клинического психолога часто приходится сталкиваться с отрицательными последствиями системы усыновления, существующей в нашем государстве, которая базируется на основе ментальных представлений, бытующих в обществе. Стереотип о том, что усыновляют только люди, не имеющие возможности иметь собственных биологических детей — для разрешения проблемы одиночества, — порождает множество побочных негативных психологических и социальных феноменов, которые отражаются как на усыновителях, так и на усыновленных.

Сама постановка вопроса о решении проблемы бесплодия через усыновление порождает выраженное потребительское отношение приемных родителей к потенциальным претендентам на усыновление. Часто приходится слышать крылатую фразу: «На старости лет некому будет подать стакан воды». Пресловутый «стакан» становится символом своеобразной социальной страховки. Конечно, подобные ожидания не редки и в отношении биологических детей, но, как показывает практика, все проблемы, присущие семьям с биологическими детьми, характерны и для семей с приемными, только проблемы эти приобретают более гиперболизированный и искаженный характер.

Всем специалистам, принимающим участие в процессе усыновления, известно, какие сверхъестественные, иногда нелепые требования предъявляются к будущему ребенку. Дело не ограничивается полом и возрастом, тут и цвет волос, глаз, форма носа, точные сведения о болезнях и семейном положении кровных родственников, знаки зодиака и т.д. Для чего это нужно? Отвечают просто: чтобы «дурная» наследственность (алкоголизм, болезни, антисоциальное поведение) не проявилась в будущем и не испортила жизнь самим усыновителям. Именно поэтому (а не из-за трудностей оформления документов), несмотря на огромное количество детей в нашей стране, которым так нужна родительская опека, многие усыновители проводят долгие месяцы и даже годы в попытке найти «нормального» ребенка, соответствующего всем «требованиям».

Давайте задумаемся, а есть ли у биологических родителей какие-либо гарантии, что их ребенок не будет болеть или станет полноценным членом общества? Любую беременную женщину волнует вопрос, будет ли здоров ее малыш. Страх перед возможными патологиями плода, по утверждению перинатальных психологов, один из самых распространенных. У биологических родителей долго и сложно формируется психологическая защита от такого рода страхов, тем не менее всем родителям присуща постоянная тревога за здоровье и благополучие ребенка.

Чего же хотят потенциальные усыновители, когда ищут «нормального» ребенка? Мне часто приходилось консультировать людей, рассматривавших возможность усыновления как решение проблемы бесплодия. Помню женщину, которая хотела усыновить ребенка не младше четырех лет со «спокойным» поведением и с гарантией высокого интеллекта. Когда она нашла такого ребенка, то выяснилось, что у его отца тяжелые нарушения поведения. Процедура усыновления так и не состоялась.

Мне странно слышать, что тяжелая процедура усыновления мешает людям реализовать свои благородные намерения. Постоянно муссируются слухи о том, что иностранные усыновители покупают наших детей с тайными недобрыми намерениями, а наши, «свои», усыновители полны благородства. При этом стыдливо умалчивается о том, сколько украинских граждан ежегодно отказываются от уже усыновленных детей и по каким причинам.

Разница между нашими и иностранными усыновителями лежит прежде всего в ментальной плоскости. Мне как человеку, работающему в психиатрии, слишком часто приходится сталкиваться с завышенными социальными нормами наших сограждан. Наше общество жестко и последовательно выдавливает из своих рядов людей с любыми ограничениями (физическими и психическими). Родители детей с ограниченными возможностями также становятся изгоями общества. «Сиди со своим ребенком дома и никому не показывай. Это твоя вина и твои проблемы», — вот что порой приходится им слышать. В западных странах не существует такой жесткой границы между «нормой» и «патологией», люди с ограниченными возможностями лучше интегрированы в обществе, их родители имеют даже моральные преимущества перед другими людьми. Именно поэтому, а не только по материальным соображениям, иностранным усыновителям легче взять ребенка с возможной патологией: они уверены, что общество от них не отвернется.

Рассмотрим психологический аспект. Что происходит в семье, когда у ребенка обнаруживается серьезное заболевание или проблемы поведения? Начинаются поиски виновного. У биологических родителей много вариантов ответов, но чаще всего формируется не совсем обоснованное реальными факторами чувство вины за формирование изъяна. У приемных родителей в подавляющем большинстве случаев формируется представление о том, что ребенок пошел в своих биологических родителей, а они сами не могут и не должны ничего делать. Им просто не повезло — попался не «тот» ребенок. Для подтверждения хочу сказать, что я не знаю случаев, чтобы родители отказывались от своего биологического ребенка при появлении такого тяжелого заболевания, как шизофрения. Приемные же порой настаивают на этом диагнозе, дабы вернуть государству «неправильного» ребенка. Этот механизм работает даже при внутрисемейном усыновлении. Если существует «неудачный, порочный» отец, отрекшийся от своего ребенка (реже эту роль выполняет мать), то возникшие проблемы легко объясняются « дурной» наследственностью.

Таким образом, одной из особенностей отечественного усыновления является то, что многие люди, не имеющие биологических детей, рассматривают усыновленного ребенка как вариант социальной страховки от одинокой старости. Они готовы вкладывать средства в игрушки, еду, обучение и т.д., но только при условии, что все это вернется им обеспеченной старостью.

И тут мы подошли ко второму феномену нашего менталитета, который напрямую связан с тайной усыновления. Нередко усыновители изо всех сил стараются оградить ребенка от его подлинной истории жизни, стереть любые реальные сведения о существовании биологических родителей — меняют не только фамилию и имя, но часто и место, дату рождения (существующий закон это позволяет). Иногда сами меняют место жительства, применяя изощренные формы лжи, лишь бы ребенок не узнал тайну своего происхождения. Наблюдается просто патологическая тревожность, связанная с необходимостью сохранить в тайне факт усыновления.

Существует достаточно устойчивый миф о том, что ребенок, узнав о существовании биологических родителей, уйдет к ним и оставит своих приемных родителей. Самое удивительное, что ни один человек, который мне об этом рассказывал, не смог привести ни одного такого реального случая. Часто рассказывают, что дети, узнав о своем происхождении, начинают искать биологических родителей, и уже этот факт воспринимается как серьезная угроза для усыновителей. Но о реальном переходе во взрослом состоянии к биологическим родителям мне слышать не приходилось. А вот о том, что выросший ребенок оставил своих приемных родителей и не помогает им, слышала. Поэтому мне кажется, что здесь главную роль играет опять-таки страх перед одинокой старостью, желание любыми способами ее избежать. При этом не учитывается, какое количество людей, имевших биологических детей, встречают свою старость в одиночестве. То есть люди пытаются оградить себя от реальных жизненных трудностей и опасностей, которые на самом деле преодолеваются только серьезной душевной работой.

Другая сторона этого вопроса заключается в том, что бесплодие представляется, как кара божья за какие-то грехиТакое восприятие не было стерто из общественного сознания даже в течение длительного периода атеизма. Бесплодие является своеобразной стигмой. И это тоже важная причина, по которой люди пытаются скрыть факт усыновления ребенка. Усыновить ребенка в нашем обществе значит официально признаться в своем бесплодии, более того, в своей ущербности. А «бдительные» представители общественности, уверенные в такой тайной ущербности усыновителей, пытаются разрушить существующую тайну усыновления и, так сказать, восстановить справедливость. Самое удивительное, что чем сильнее одни люди оберегают эту тайну, тем сильнее другие пытаются ее раскрыть. Это приводит к образованию определенной психологической стены недоверия вокруг семьи. Часто приемная семья пытается решить проблемы самостоятельно, не обращаясь за помощью из страха раскрытия тайны усыновления, или же скрывает от специалистов этот очень важный факт, не понимая, что усыновление является серьезным фактом психического развития личности, который нельзя игнорировать, а наоборот — можно интерпретировать как положительный фактор в истории жизни данного человека. Именно как удачу взрослые, уже состоявшиеся люди интерпретируют факт усыновления. И часто они более привязаны к приемным родителям, чем биологические дети.

Все, о чем мы говорили выше, касалось психологических и социальных проблем, существующих у усыновителей. А что же происходит с самим ребенком, который оказывается в ситуации усыновления?

Последние исследования в области перинатальной психологии показывают, что ребенку с первых дней существования зиготы важно, чтобы мать любила и радовалась его существованию. Ситуация нежелательной беременности является негативным фактором для формирующейся психики. Можно ли представить себе, что мать, которая любит ребенка и хочет его иметь, потом оставляет его? С трудом. Поэтому с большой долей вероятности можно утверждать, что большинство детей, лишенных родительской опеки, начали получать психологическую травму еще с момента зачатия. Мать, которая во время беременности является для ребенка всем существующим миром, не хочет его — и ребенок развивается не благодаря, а вопреки. С перинатального периода в ребенка закладывается огромный негативный эмоциональный потенциал. Как он реализуется, будет зависеть от многих факторов — генетических, физических, социальных, — но людям, работающим с такими детьми и тем более желающим их усыновить, всегда необходимо помнить об этом. Главная задача состоит в том, чтобы преобразовать и направить этот потенциал в положительное социально приемлемое русло.

Что происходит с ребенком, когда его оставляет мать? Как должен чувствовать себя маленький человечек, когда единственное, самое главное для него существо на свете, существо, через которое он познает мир, оставляет его и он остается один на один с опасным, непредсказуемым и огромным миром? Самый главный опыт, который имеют дети, потерявшие родителей (не важно, по каким причинам — даже если это физическая смерть матери), — это опыт пережитого предательства. Не важно, когда произошло это событие — в три года или в первый день жизни. Это базисное недоверие к миру мешает ребенку формировать любую привязанность, поскольку всегда подразумевает возможное разрушение любой сильной эмоциональной связи. Этим объясняются многие поведенческие проблемы оставленных детей. С такой психологической особенностью ребенка необходимо долго, терпеливо и целенаправленно работать. Многие люди, не обладая специальными знаниями, но имея хорошую интуицию, развитую эмпатию и богатый эмоциональный мир, справляются с этой проблемой.

Но, к сожалению, нередко реализуется такой сценарий. Усыновляется грудной ребенок, оставленный в роддоме, и приемные родители абсолютно уверены, что у малыша не может быть никаких психологических травм и никакой эмоциональной памяти. Они изо всех сил убеждают его: «Мы тебя всегда хотели и всегда любили». Эти утверждения вступают в определенное противоречие с эмоциональной памятью ребенка, со всеми психическими и физическими травмами, полученными во время беременности, и формируют недоверие к усыновителям. Что уж говорить о малыше, усыновленном в два-три года, которого приемные родители заставляют вычеркнуть из жизни эти годы и память о них. Маленький ребенок настолько нуждается в родителях, что способен на это, но только на определенный период времени. А с приходом подросткового возраста нормальная критическая позиция подростка к собственным родителям и семье в целом в описанной ситуации получает неожиданно сильную поддержку со стороны вытесненных детских травм. Если еще и «добрый» человек раскроет тайну усыновления, то тут у подростка формируется выраженное недоверие к родителям и уверенность в том, что «если бы они были родными, то вели бы себя по-другому и любили бы меня больше». Тут уже тайна усыновления играет против самих усыновителей — между родителями и детьми вырастает стена недоверия, которая приводит их к разочарованиям и даже к разрыву. Но на самом деле основа проблемы не в факте усыновления как таковом — он служит своеобразной лакмусовой бумажкой в том, насколько сильную и гармоничную привязанность имеют родители и ребенок.

Это становится основой для возникновения конфликтной ситуации и стимулирует формирование у ребенка девиантных форм поведения. Если у родителей не хватает в этой ситуации терпения и любви, формируется психологическая защита такого рода: «У ребенка есть отклонения в поведении, потому что у него плохая наследственность». Таким образом приемные родители делают первый шаг к эмоциональной отгороженности от ребенка. Особенно эти процессы обостряются при прохождении ребенком подросткового возраста. И если в этот момент ребенок узнает об истории усыновления, недоверие к родителям получает серьезный базис и часто разрушает слабо сформированные личностные структуры подростка, а также становится серьезным испытанием для проверки зрелости привязанности родителей к ребенку. Все это будет только усиливать последствия других психологических травм, полученных ребенком, а также клинику реальных заболеваний. В результате — сломанные судьбы ребенка и усыновителей.

Тайна усыновления, существующая вроде бы для блага всей приемной семьи, на самом деле может сыграть ключевую роль в разрушении этой семьи. Для социальных работников и психологов, сталкивающихся с проблемой усыновления, важно знать это и пропагандировать среди потенциальных усыновителей. Практика показывает, что многие конфликты в семьях, имеющих усыновленных детей, невозможно разрешить без учета воздействия тайны усыновления на внутрисемейный климат. А ведь именно такие конфликты формируют девиантные формы поведения у подростков, существующие у него проблемы, даже если ребенок не проявляет сильной привязанности к усыновителям.