О ПОЛЬЗЕ ЗДОРОВОГО КОНСЕРВАТИЗМА

В «Зеркале недели» опубликовано несколько статей, авторы которых рассматривают перспективы украинской науки, прежде всего в Национальной академии наук. Нельзя не согласиться с многими из дискуссионных утверждений о корнях существующих проблем и путях их решения. Вместе с тем бросается в глаза, что аргументация авторов строится на анализе положения исключительно в столице. Но Киев — отнюдь не вся Украина.

Чтобы харьковчан не обвинили в нескромности или даже в мании величия украинского масштаба, приведу высказывание небезызвестного З.Бжезинского, авторитетнейшего эксперта по посткоммунистическим странам. В детстве маленький Збигнев прожил некоторое время в Харькове — его отец был консулом Польши в первой столице УССР. В 1998 году профессор-геополитик вновь посетил наш город и вполне определенно сказал, что «Харьков был и остается интеллектуальной столицей Украины».

А теперь пойдем навстречу пожеланию Р.Черниги, статья которого в «ЗН» (№8, 2002 г.) имеет подзаголовок «Хотелось бы услышать контраргументы...». Прежде разберем достоверность аргументов автора. Сравнивая в исторической ретроспективе научные потенциалы Польши и Украины, он пишет: «...нобелевских лауреатов у нас нет, а у них М.Склодовская-Кюри дважды лауреат этой престижнейшей премии». Дело, однако, в том, что выдающийся физик и химик Мария Склодовская-Кюри являлась французским ученым. Да, она имела польское происхождение. Но со времени поступления в Сорбонну и до конца дней вся научная жизнь М.Кюри прошла во Франции.

Поляки, бесспорно, по праву гордятся славной дочерью своего народа, патриоткой Польши. Нам, харьковчанам, тоже лестно, что родившийся в 1901 году в нашем городе Семен (Саймон) Кузнец получил в 1971 году Нобелевскую премию по экономике. В Харькове юный Семен закончил гимназию, а дальше было, как и у М.Склодовской, — высшее образование и работа за рубежом, в данном случае в США. Как бы ни было это престижно, но никто С.Кузнеца ни в советские, ни тем более в украинские нобелевские лауреаты не записывает. Наличие общепризнанных и стабильных научных школ, а не место рождения и детства крупных ученых определяет научный потенциал и авторитет государства.

С Харьковом тесно связаны имена еще двух, действительно «наших» нобелевских лауреатов — И.Мечникова (премия 1908 г.) и Л.Ландау (премия 1962 г.). Выдающийся микробиолог И.Мечников не только родился в имении своих родителей под Харьковом, но и закончил Харьковский университет, старейший в Украине. До 42-летнего возраста И.Мечников работал в Украине, сформировался здесь как крупный ученый, позже продолжал свои исследования в Париже, не прерывая, однако, интенсивных научных контактов с коллегами на родине. Так что И.Мечникова без всяких натяжек можно считать своим лауреатом Нобелевской премии.

В полной мере вышесказанное относится и к физику-теоретику Л.Ландау. В Харьков он приехал уже в зрелом возрасте и прожил здесь сравнительно короткий период времени (1932 — 1937 гг.). Но это были годы чрезвычайно плодотворного труда: Харьков превратился в один из центров физики мирового класса. К нам приезжали и подолгу работали крупнейшие физики мира — Бор, Дирак, Вайскопф, Плачек, Пайерс, Гамов, Фок, Хоутерманс и другие. К моменту визита в наш город Бор и Дирак уже были нобелевскими лауреатами. Позже, в московский период своей жизни, Л.Ландау продолжал тесное сотрудничество с заложенной им в Харькове школой теоретической физики (школой Ландау—Ахиезера—Лифшица).

В статье академика К.Сытника и профессора Б.Данильченко («ЗН», №1, 2002), с большинством положений которой нельзя не согласиться, перечислены, однако, лишь киевские научные школы. Но весь научный мир знает и харьковские школы: Н.Барабашова (астрономия); А.Вальтера, К.Синельникова, А.Лейпунского (ядерная физика); Л.Шубникова, Б.Лазарева, Б.Веркина (экспериментальная физика). В Харьковском университете им.В.Каразина работали великие математики М.Остроградский и А.Ляпунов, радиофизик Д.Рожанский.

В нашем городе, в отличие от Киева, нет ни отдельного института математики (закрыли в конце 50-х), ни института теорфизики. Тем не менее в одном лишь Физико-техническом институте низких температур (ФТИНТ) НАНУ им.Б.Веркина, который даже вузом не является, 20 соросовских профессоров, а в огромном по сравнению с ним Киевском университете — 19.

В последние годы «возрождением духовности» стали абсолютно неверно называть повсеместную клерикализацию общества и даже государства. Авторитет науки, научного знания падает при попустительстве, если не при содействии государственных мужей. Научное мировоззрение вытесняется не только традиционными мировыми религиями. Пышно расцвели различные оккультные учения, астрология, не счесть колдунов, знахарей, магов всех мастей, дело доходит до чертовщины и сатанизма.

Благодаря топонимической политике городских властей в Харькове есть улицы, станции метро, названные именами наших выдающихся земляков — ученых, конструкторов, архитекторов, врачей: Вальтера, Ляпунова, Барабашова, Проскуры, Бекетова, Данилевского, Гиршмана, Морозова, Кошкина и других. Последняя из открывшихся станций метро названа «Научной». Это воспитывает у граждан уважительное отношение к науке, интеллектуальным ценностям, культуре в широком смысле этого слова.

Блистательные имена вышеназванных харьковчан уже принадлежат истории. Может быть, Р.Чернига прав, когда пишет, что «на любом значительном международном научном форуме польские ученые если не среди членов научного комитета, то среди ведущих докладчиков, чего никак не скажешь о наших»? Видимо по причине неосведомленности Р.Чернига в свое множество «наших» ученых не включил подмножество сотрудников ФТИНТа и других всемирно признанных харьковских ученых. Приведем только несколько примеров международного признания заслуг ныне здравствующих ученых: академик В.Марченко избран почетным профессором Сорбонны и почетным членом Норвежского королевского общества; монография академика А.Погорелова вышла в американской серии «Выдающиеся математики ХХ века»; академик И.Янсон удостоен премии Европейского физического общества (Хьюлетт-Паккардовского фонда); член-корреспондент НАНУ В.Дринфельд удостоен высшей международной награды для математиков. Нужно ли объяснять, что эти ученые неизменно играют ключевые роли во всевозможных международных научных комитетах?

На категорическое утверждение Черниги об отсутствии украинских физических журналов в «престижном» списке ISI возражу кратко: есть такие журналы! Правда, сейчас их только два. Один из них называется «Физика низких температур» (ФНТ), издается в Харькове, переиздается в США на английском языке под названием «Low Temperature Physics» (под этим названием он значится на сайте ISI), имеет impact-factor порядка 0.60. Его ближайшие западные конкуренты — американские журналы «Cryogenics» и «Journal of Low Temperature Physics» имеют индексы 0,56 и 1,05 соответственно. То есть ФНТ очень неплохо смотрится на фоне иностранных специализированных журналов, публикующих оригинальные работы. До 12% авторов ФНТ являются гражданами дальнего зарубежья, что является уникальным показателем для украинского издания. К слову сказать, на постсоветском пространстве опережают ФНТ по индексу цитирования только три российских, старейших и знаменитейших, физических журнала — «Успехи физических наук», «Журнал экспериментальной и теоретической физики (ЖЭТФ)» и «Письма в ЖЭТФ». Если ФНТ Р.Чернига мог проглядеть на сайте ISI из-за англоязычного названия, то труднее понять, почему он не заметил там второй украинский физический журнал, киевский — «Металлофизика и новейшие технологии». К сожалению, у него индекс поскромнее — 0,16.

На глянцевой обложке официального каталога периодических изданий Национальной академии наук Украины за 2001 год названы тщательно отобранные 14 журналов, составляющих, надо полагать, предмет гордости Академии. Большинство из них отсутствует в списке «престижных» журналов ISI, зато они ближе других к академическому начальству. Напрасно вы будете искать на той фотографии ФНТ...

Представляется интересным предложение видного польского ученого, иностранного члена НАНУ Генриха Шимчака об объединении, подобно тому как это сделали западноевропейские физические журналы, восточно-европейских изданий — «Acta Physica Polonica», Физических журналов Чехии и Словакии, Украинского физического журнала и других — в один физический журнал, издаваемый на английском языке. Аналогично можно было бы поступить и с журналами других специальностей. Это, бесспорно, подняло бы престиж этих изданий.

Неизменно при независимой международной экспертизе заявки наших сотрудников имеют высокие шансы на успех. В 2001 году по конкурсу CRDF ФТИНТ подал 24 проекта и уже получил финансирование по пяти из них (то есть 20,8%), еще несколько проектов находятся в стадии дополнительного изучения. Неплохо обстоят дела и по программам INTAS, NATO, НТЦУ, Швейцарского национального научного фонда. В то же время по конкурсу Фонда фундаментальных исследований (ДФФД) институт подал 47 проектов и выиграл из них только 3 (или 6,4%). При этом нельзя не обратить внимание, что по направлению, например, «Фундаментальные основы современных технологий» киевские научные центры получили 43 гранта из 57 (или 75,4%), а два харьковских института по одному (или 3,5%)! Кто возьмется доказать, что такая пропорция отражает реальное соотношение научных потенциалов «первой столицы» и Киева?

Поэтому вполне разумное предложение академика Я.Яцкива об усилении акцента на целевом финансировании науки при помощи системы грантов не сработает по причине бытующего в научной среде «кумовства», или, если угодно, «мафиозности». Прежде чем принять такое предложение, нужно в корне поменять систему экспертиз, иначе получим еще большее финансовое удушение «провинции».

Представляется, что такие гиганты, как Национальный научный центр «Харьковский физико-технический институт» и Киевский институт ядерных исследований, должны в начале XXI века финансироваться из средств тех отраслей индустрии (в данном случае атомной энергетики), для которых их научные результаты нужны в первую очередь. Ведь если в первой половине XX века происходило чрезвычайно интенсивное накопление действительно фундаментальных, мировоззренческих по своей сути знаний в ядерной и атомной физике, то теперь здесь на первый план вышли прикладные вопросы и технологии.

В условиях столь слабого финансирования становится непозволительной роскошью содержание в структуре Академии наук прикладных институтов, которые ориентированы на получение научной продукции, способной достаточно быстро конвертироваться в экономический эффект.

Кроме того, удивляет разветвленный административный аппарат Академии в условиях скудного бюджета. Какова роль региональных научных центров? Они, по сути, лишь ширма для созданных при них инженерных и экономических центров со своими счетами, что позволяет хоздоговорные работы финансировать через эти центры, реально выполняя их силами сотрудников институтов, на институтском оборудовании, в институтском помещении, оплачивая коммунальные услуги из институтского бюджета и лишая институты отчислений от хоздоговорных средств. Иными словами, разоряя институты!

Весьма актуален и такой вопрос: правильно ли, что академические учреждения финансируются лишь пропорционально численности сотрудников? Вряд ли разумна политика «всем сестрам по серьгам». Преимущественно следовало бы финансировать те направления, где достигнут мировой уровень исследований. Причем оценка этого уровня должна быть внешней, на основании заключений независимых (внеакадемических), а лучше вообще не украинских экспертов.

Что касается самой структуры НАНУ и ее институтов, то Р.Чернига обращает внимание на сравнительную малочисленность сотрудников в институтах общества Макса Планка в Германии и Польской академии наук. На это можно возразить, что отделы (или отделения), входящие в состав наших академических институтов, на самом деле являются аналогами Институтов М.Планка или институтов ПАН. Так, во ФТИНТе под одной крышей и при единой администрации существуют 9 направлений по 40 — 50 человек (математики, теорфизики, отделы магнетизма, свехпроводимости, электронной физики проводников, квантовых жидкостей и кристаллов, криокристаллов, физики пластичности и прочности, биофизики), каждый со своим научным советом. Вряд ли разумно для каждого такого направления делать отдельный институт со своей бухгалтерией, администрацией, библиотекой и техслужбами.

Наша структура напоминает структуру CRNS Франции, где при единой администрации существует «гроздь» лабораторий, самостоятельных в научном отношении. Чем это плохо?

В качестве своеобразного итога хочу подчеркнуть: к любой реорганизации следует подходить предельно осторожно. Опыт наших общегосударственных «реформ» наглядное тому подтверждение. Мысль Б.Патона о пользе здорового консерватизма весьма своевременна и разумна.