Ветер с юга

Киргизские события уже называют третьей за последние полтора года сменой власти на постсоветском пространстве — «тюльпановой революцией». Однако проводить прямые параллели между происходящим в Киргизии и происходившим в Грузии и Украине я бы поостерегся: не только потому, что Закавказье и Восточная Европа — это не Центральная Азия, но и потому, что корень киргизских событий — в самой этой стране, в ее исторических особенностях. Именно поэтому центром грузинских событий стал Тбилиси, украинских — Киев, а вот киргизские начались в южных областях республики. Более того, в Киргизии после захвата правительственных зданий оппози­цией началось невозможное в Грузии и Украине — разграбление восставшими Бишкека. И не стоит списывать это мародерство на уровень политической культуры общества — в конце концов, в ранее перешедших под власть оппозиции Оше и Джелал-Абаде подобных эксцессов не наблюдалось.
Противоречия между севером и югом Киргизии были заложены еще при территориальном размежевании республик советской Средней Азии — для того чтобы это понять, достаточно взглянуть на карту Киргизии. А если учесть, что на юге — смешанный узбекско-киргизский состав населения, в то время как на севере узбеков гораздо меньше, зато прибывавшие в республику русские традиционно селились в ее столице Фрунзе, многое станет очевидным.

Конечно, в советское время о различиях предпочитали не говорить. И все же в Киргизии каждый знал, что возглавлявший республику 25 лет Турдакун Усубалиев был северянином-нарынчанином. А в 1986 году к власти удалось прийти южанину — Абсамату Масалиеву. Но в 1990 году произошло событие, невозможное в Средней Азии, — Масалиев проиграл выборы президента Киргизской ССР главе республиканской Академии наук Аскару Акаеву. Разумеется, северянину. Но тогда об этом не думали: говорили о триумфе демократии в одной отдельно взятой республике Средней Азии.
Конечно, до августа 1991 года в Киргизии существовали два центра власти. Киргизские коммунисты, естественно, поддержали ГКЧП. Акаев был одним из немногих советских президентов, отказавшихся выполнять распоряжения новой власти в Кремле — но если призадуматься, у него и не было другого выбора. Зато после провала путчистов Акаев получил всю полноту власти в уже независимом Киргизстане. Но юг оставался ахиллесовой пятой его режима — в отличие от соседей по региону, Акаеву так и не удалось стать арбитром в межклановых спорах. Несмотря на то что в окружении президента-академика появились южане, а немало северян перешли в оппозицию из-за неэффективности созданного Акаевым режима, основные силы оппозиции продолжали базироваться на юге.
Три года назад дошло до столкновений оппозиционеров с силами правопорядка, погибли люди. Одновременно проходила голодовка депутатов-оппозиционеров в Бишкеке, умер один из ее участников. Акаеву удалось устоять, но он пожертвовал рядом фигур из своего ближайшего окружения. В частности, был отправлен в отставку премьер Курманбек Бакиев — сейчас он один из лидеров оппозиции и глава созданного восставшими Координационного совета.
Тактический успех Акаева обернулся стратегическим поражением: оппозиция постоянно пополнялась новыми бывшими чиновниками, имевшими к тому же в запасе южный электоральный ресурс. Акаев, вроде бы собиравшийся в 2006 году оставить президентское кресло, между тем, как и любой постсоветский президент, задумался о сохранении своего режима без себя. Это и стало началом конца: новый режим требовал исчезновения оппозиции, а оппозиция готовилась к жизни без Акаева. В результате многие видные оппозиционеры были отстранены от участия в выборах, сами выборы, как водится, прошли с нарушениями, а оппозиция стала готовиться к революции на юге. Однако то, что оппозиционерам удалось без труда дойти до Бишкека и захватить правительственные учреждения, продемонстрировало — и на севере страны к коррумпированной и давно уже отдалившейся от населения власти относились, мягко говоря, с равнодушием. Эту власть просто некому было защищать. Режим перестал быть даже «северным», он стал «семейным» и кичился этим. «Пусть мои дети попробуют себя на политическом поприще», — сказал Акаев в одном из последних интервью.
Однако теперь возникает самый главный вопрос: что дальше? Будущее Киргизии во многом зависит от того, удастся ли ее новой власти преодолеть так и не разрешенное режимом Аскара Акаева противоречие между севером и югом страны. Весьма симптоматично, что в четверг вечером прошло сообщение, что исполняющим обязанности президента республики и новым спикером парламента был избран Ишенбай Кадырбеков — один из самых видных оппозиционеров, давний критик режима Акаева, член партии коммунистов (давно уже ставшей прежде всего партией юга), но вместе с тем северянин-нарынчанин, то есть земляк Турдакуна Усубалиева, первого секретаря ЦК Киргиз­ской компартии в 1961—1986 годах. А уже в пятницу и.о. президента был назван южанин Бакиев. Теперь в разных регионах Киргизии будут с особым вниманием следить за каждым кадровым назначением. И к появлению единого оппозиционного кандидата, который будет претендовать на президентство, — если это вообще произойдет. До последнего времени о своей готовности баллотироваться на пост президента Киргизии заявляли три видных оппозиционных лидера — Феликс Кулов (устами своих сторонников, сам-то он до четверга был в тюрьме), Курманбек Бакиев и Ишенбай Кадырбеков.
Конечно, сейчас все изменится, ведь заявления эти делались до исчезновения Акаева. Но, тем не менее, стоит учитывать, что у оппозиции единого лидера пока что не было. Бакиев даже после ухода с поста премьера старался не порывать до конца с семьей Акаева. Поговаривали, что он не прочь стать официальным наследником президента, и только понимание того, что ни о какой политической карьере мечтать ему не придется, толкнуло отставного чиновника в ряды непримиримой оппозиции. Причем непримиримой — это еще как сказать: Бакиев выступал за переговоры с Акаевым чуть ли не до последнего дня и этим отличался от «киргизской Юлии Тимошенко», бывшего министра иностранных дел Розы Отунбаевой, требовавшей отставки Акаева. Но, в конце концов, госпожа Отунбаева несколько лет проработала в Грузии, была свидетельницей «революции роз», так что у нее — другой опыт.
Феликс Кулов из-за своего продолжавшегося почти пять лет заключения в политической жизни участвовать не мог. Зато до заключения он успел побывать министром внутренних дел, вице-президентом, главой Министерства национальной безопасности и мэром Бишкека. В то время он воспринимался как вторая по масштабу политическая фигура в Киргизии и неформальный лидер силовиков. Кулов оказался в заключении практически одновременно с появлением в Кремле Владимира Путина, и многим в Бишкеке казалось, что это не случайное совпадение: выпускник Высшей школы милиции МВД СССР мог больше понравиться президенту-разведчику, чем президент-академик. Возможно, годы заключения помогут Кулову стать бесспорным оппозиционным лидером, хотя пока что он утверждает, что в президенты не собирается. В любом случае, Кулову придется учитывать интересы Бакиева. Но если все эти тяжеловесы не смогут договориться между собой, тогда придется искать компромиссную фигуру. Может быть, пламенную Розу Отунбаеву? После президента-академика это был бы красивый поворот. Неясно только, как женщина-президент будет смотреться среди центральноазиатских коллег.
Ведь и Акаева Нурсултан Назарбаев и Ислам Каримов долгое время не воспринимали всерьез. Даже когда стали с ним общаться на личном уровне (а Назарбаев и Акаев какое-то время назад были родственниками, однако их дети развелись), президент Киргизии все равно оставался для казахстанского и узбекского лидеров младшим партнером — и республика больно маленькая, и социальное происхождение — не из членов политбюро. Новый партнер Назарбаева, Каримова и таджикского президента Рахмонова должен быть для них если не преемником, то логическим продолжением Акаева — то есть человеком, способным осознать региональные интересы как корпоративные и к тому же умеющим маневрировать между Астаной и Ташкентом, не задевая их интересов. Даже искушенному Акаеву это удавалось не всегда. Да, и конечно же, этот человек — или эти люди — должен будет обеспечить стабильность в республике. При этом я даже не рискну предположить, что соседи очень заинтересованы в этой стабильности, — им как раз может быть интересна слабая Киргизия. И как проходной двор, в который можно будет, в случае чего, вводить войска для защиты собственной территории (опять-таки, стоит взглянуть на карту, чтобы понять, как это легко). И как предостережение против расшатывания других центральноазиатских режимов — и собственному населению, и внешним силам.
Говорить о том, что киргизская оппозиция справится с нежданной победой и всеми прилагающимися к ней проблемами, пока что рано. Непреодоление противостояния севера и юга — или создание такого противостояния — чревато любыми последствиями — от перманентных бунтов до гражданской войны. И все же некая конструкция политического общества — с партиями, парламентом, негосударственными СМИ и прочими атрибутами — была режимом Аскара Акаева создана. Если очистить эту конструкцию от коррумпированности, семейственности, клановости и региональных противоречий, Киргизия может стать уникальным государством в Центральной Азии — той страной, которая многим грезилась, когда ее президентом в 1990 году был избран академик Аскар Акаев…