Цепные животные демократии

В принципе, о современной украинской журналистике принято писать плохо или ничего. Из чего понятно: пациент жив, хоть и не в лучшем состоянии — голова побаливает, почки пошаливают, ноги иногда отказывают. Но все это лечится амбулаторно.

Не слишком здоровое состояние пациента вполне объяснимо — развитие его проходило в трудных, а иногда в абсолютно антисанитарных условиях, когда все силы были потрачены на выживание и борьбу с микробами, заносимыми извне.

Кто-то боролся как мог, уничтожая гадов уходом в астрал, мелкое предпринимательство и употребление вредных напитков, кто-то успешно инфицировался и жил, с микробами сотрудничая. И неплохо, надо сказать, жил.

Поэтому говорить о журналистике вообще, имея в виду всех и каждого, — все равно что говорить о детях малых. Не те пошли дети. Неуклюжие и вредные, невоспитанные и уродливые. Вот раньше были детишки что надо.

И детки разные случаются, и журналисты. И политики, к слову, тоже. И когда кто-то говорит о миссии журналистики как профессии, о соответствии ее нынешнего состояния этой миссии, сначала надо разобраться: какой именно журналистики и какой именно миссии.

Поговорим о миссии «сторожевого пса демократии», которую, как вы понимаете, исполняет политическая журналистика. Долгие годы в стране культивировалась совершенно другая функция — «сторожевого пса государства». Демократического — в понимании его руководителей и прогнившего насквозь — в понимании их оппонентов.

Но ведь что характерно? Было хорошим тоном всячески проклинать паскудное государство, которое с помощью журналистов защищало себя от врагов внутренних, что было, безусловно, отвратительно.

Но при этом каждая из сторон — властная и оппозиционная — при обнаружении врагов внешних взывала к патриотизму. И Родину защитить было святое дело, и журналисты против этого не сопротивлялись, а даже поддерживали.

И вопрос: «Кто ты — журналист или патриот?» всегда почему-то считался неуместным. Вопрос был только во внешних врагах. Одни защищали Родину от супостата с северо-востока, другие — с Дикого Запада.

И те, и другие боролись с тлетворным влиянием извне с одинаковым упорством и, прямо скажем, без особого почтения к мировым принципам журналистики. Ну, например, предоставления права высказаться обеим сторонам и прочим демократическим условностям…

Впрочем, почему все это говорится в прошлом времени? «Праздник демократии» продолжается, внешний враг, будь то Россия или США, в понимании многих недостоин демократического подхода, поскольку Родина превыше всего. У каждого Родина, правда, своя.

К чему все это говорится? К тому, что дискуссию о роли журналиста в демократическом обществе стоит вести, учитывая существование границ, за которыми объективность заканчивается. Практически для всех.

Поглядим внутрь. Констатируем, что власть и спустя полтора года после ее восхождения на пост относится к журналистике… нет, не как к священной корове, корову в Индии обожают и уважают. Как к дождю в слаборазвитых странах.

В том плане, что ни у кого не возникает даже мысли бахнуть по тучке из соответствующего орудия и разогнать облака, как это делает мэр Москвы. Кстати, вам не кажется, что в разгоне облаков и изнасиловании массмедиа есть что-то общее?

Власть приучила себя к мысли, что пресса есть и с ней приходится жить. И это хорошо. За это огромное спасибо. Но власть продолжает на прессу обижаться, как мы в глубине души клянем почем зря внезапно начавшийся ливень. И власть еще не пересекла границу, за которой дождь, как и прессу, воспринимают как природное явление, присутствие которого необходимо просто учитывать. То есть не выходить на улицу в предгрозовую погоду без зонтика и не подгребать под себя разнообразные «мерседесы». Это как минимум.

Пресса, со своей стороны, перенесла переход от управляемой демократии к неуправляемой болезненно. С одной стороны, проходит, слава богу, представление о медиацентричности мира. Мира, который покоится на трех журналистах, а они, в свою очередь, стоят еще на одном журналисте, который плывет в безразмерном океане. Раньше многие так думали, что было естественной реакцией на обиды со стороны власти. Дескать, вы нас не замечаете, а мы в то же время практически всемогущи.

Нет этого сейчас. С другой стороны, выпущенная на свободу пресса сначала оглядывалась, а потом начала вести себя как «сторожевой пес демократии», выпущенный после долгого пребывания в клетке на свободу. Первым делом искусав первого попавшегося. Первыми попавшимися оказались представители новой власти, поскольку представители старой временно скрылись из виду.

И это тоже понятно. Наслушавшись, начитавшись и насмотревшись, как это происходит на Западе, и услышав кодовые слова «демократическая страна», многие представители медиа начали вести себя, как в Англии. То есть как они представляют себе, как это происходит в Англии.

При этом они очень удивлялись: ну почему и власть, и оппозиция не ведут себя так, как положено правительству и оппозиции Ее Величества? А при попытках спустить их на землю грешную делали круглые глаза и напоминали о наступившей демократии. «Меня же отпустили! Старший приказал!»

Представление о том, что чисто английское поведение отдельных представителей прессы неуклонно ведет в Англию всех остальных граждан и общество в целом, конечно, есть юношеское заблуждение. Но оно есть и… ну про дождь мы уже поговорили.

Движение в европейском направлении выпустило в мир не только «псов демократии», рвущих всех подряд. Вышли в мир «цепные пудели демократии», милые и безобидные, что в клетке, что на свободе. И «цепные болонки демократии», греющие бока. И даже «цепные кошки демократии». Появление последних ознаменовало собой серию материалов о запонках, рубашках и носках как представителей исполнительной власти, так и законодательной. И действительно, носки за 40 долларов — это вызов. Попробовал бы он их надеть в демократической стране. При задекларированной зарплате в 300 долларов.

Прорыв демократии на свободу привел к тому, что огромное количество телеканалов, газет, радиостанций и интернет-изданий давно превысило число профессиональных журналистов. И этот прискорбный факт тоже имеет место. И если с дождем еще приходится мириться, то с этим фактом надо работать. Журналистов надо учить, и уже не тому, как вытрясти информацию у сопротивляющейся пресс-службы. Журналистов надо учить жизни, что также естественно, поскольку на экранах, в газетах и Интернете мы имеем довольно молодых людей, жизни еще не знающих. А поскольку молодость — это недостаток, который быстро проходит, ждать, видимо осталось недолго.

Обидно будет лишь, если наиболее способные представители журналистики махнут рукой на это не особенно престижное и оплачиваемое занятие и уйдут в более прибыльные сферы деятельности, то есть в бизнес. Как это произошло с их предшественниками, многие из которых в бизнесе процветают, а мы имеем вырванное из профессии поколение журналистов средних лет.

Постепенное познание жизни приведет и к пониманию того, что политика не единственное средство приложения рук талантливых журналистов. Что есть многочисленные темы, связанные с политикой очень опосредованно, но волнующие людей как минимум не меньше, чем созданная или несозданная коалиция. Найти их элементарно — надо просто спросить у людей, что их волнует больше всего, и разговаривать с ними (разговаривать, а не учить!) на эти темы.

Хотелось бы, чтобы понимание этого пришло быстрее как к журналистам, так и к их начальникам. Понимание того, что сейчас очень важно выполнять главное предназначение СМИ, одинаковое для любых общественных систем — информировать и развлекать. И делать это качественно.