СПРАВЕДЛИВОСТЬ СИЛЫ

Об умерших, как известно, принято отзываться или хорошо, или никак. Как ни печально, но об отошедших в мир иной незаурядных личностях сразу после их кончины чаще всего говорят именно… никак. Близким людям, как правило, трудно подобрать слова, в полной мере отражающие горечь потери, а потому их светлая, искренняя печаль почти всегда тонет в мутном потоке банального и бесполезного славословия. Заклятые враги спешно «превращаются» в духовных единомышленников, неутомимые душители — в заботливых покровителей, неистовые завистники — в пылких почитателей, случайные знакомцы — в старинных друзей, мелкие прихлебатели — в ревностных хранителей памяти. Упокоившегося торопливо наделяют всеми мыслимыми достоинствами, а его биография моментально обрастает пошлыми небылицами — так великое полотно низводится до уровня лубочной открытки.

С Лобановским все одновременно и так, и не так. С одной стороны, на редкое «отпевание» собирается столь многочисленный, столь сладкоголосый хор льстецов и лжецов. С другой — редкая смерть может послужить поводом для столь проникновенной скорби миллионов людей. Ибо он был искренно уважаем даже теми, кто его искренно не любил.

Быть достойным уважения в наше время нелегко. Быть достойным многолетнего почитания народа в нашей стране, уставшей от разочарований и превратившейся в «братскую могилу» для развенчанных кумиров, — почти невозможно. Лобановский был одним из немногих, кому вершина покорилась. Именно это, а не количество одержанных побед и завоеванных трофеев, является критерием величия. А великие не нуждаются в здравицах после смерти.

Если судить из рассказов людей, не просто близко знавших Валерия Васильевича, но и обладающих правом делиться воспоминаниями о нем, Лобановский был воистину сильным человеком. О силе его характера говорит симптоматичная деталь: он никогда не был холуем и никогда не любил холуев. Возможно, поэтому некоторые «сильные» мира сего при встрече с ним начинали непроизвольно заискивающе улыбаться…

Непросто сохранить чувство собственного достоинства в стране, где запредельно старательно выгнутая спина гарантировала (и по-прежнему гарантирует) успех в карьере, а недостаточно преданный взгляд в глаза начальству мог (и может) стать поводом для возникновения множества разнокалиберных неприятностей. Но человеку, сумевшему добиться успеха, пожалуй, еще сложнее не поддаться естественному искушению и не обзавестись собственной «фракцией» подпевал и прилипал. Тем более в мире спорта, где популяция лизоблюдов и шаромыжников столь же многочисленна, как в политике или шоу-бизнесе. Лобановский, насколько можно судить, эти испытания прошел с честью: он не лил воду на чужие мельницы и сгибал медные трубы в подкову.

Но, наверное, труднее всего было пройти испытания огнем критики. Тем более что очень часто это был огонь на поражение. Футбольного метра откровенно «убивали» некоторые авторы, его (и это было заметно) больно ранили некоторые публикации.

И он воздавал прессе сторицей. Если бы в спорте, по аналогии с политикой, определялись списки «врагов прессы», Лобановский почти наверняка регулярно появлялся бы на верхушках подобных «хит-парадов». Как говорится, по формальному признаку. Он принципиально игнорировал послематчевые пресс-конференции, крайне редко и крайне неохотно давал интервью, предпочитая простые ответы и ничего не значащие формулировки в ответах. За плохо скрываемое нежелание идти на контакт немецкие газеты прозвали его «великим молчуном».

Он мог отказать в комментарии репортеру, поскольку его место в отечественной журналистике не соответствует месту, занимаемому киевским «Динамо» в европейском футболе. Мог осадить «акулу пера» ехидным: «Вы хотите, чтобы я вам рассказал, какую тактику я буду применять? Мне трудно будет вам объяснить. Вы должны сначала получить образование...» Мог запретить своим игрокам не только давать интервью, но и читать газеты. Или, наоборот, заставлял их изучать отдельные, «особо понравившиеся» Валерию Васильевичу публикации. Как вспоминал Олег Блохин, в 1974 году тренеры «Динамо» перед матчами с московскими одноклубниками и «Зенитом» вслух читали своим питомцам одну и ту же статью из «Футбол-Хоккея», где утверждалось, что москвичи и ленинградцы на голову выше киевлян в тактическом плане. Блохин сотоварищи всухую «прибили» (2:0) бело-голубых из Белокаменной и просто «порвали» (5:0) питерцев. «Газеты вас иногда захваливают, — говорил наставник футболистам, — иногда слишком ругают. Но и в том, и в другом случае часто высказывается мнение субъективное, порою дилетантское…»

Отношения метра тренерского цеха с некоторыми метрами цеха журналистского (особенно московскими) порою можно было сравнить с игрой на грани фола. Но эту грань он никогда не переступал. Он предпочитал сдержаться. И промолчать. Он ценил свое время. Свое слово. Сделанное им служит убедительным оправданием его необщительности. А еще — немым укором многочисленным болтунам.

Он был сдержан и скрытен. Он неохотно давал оценку работе других тренеров, предпочитал не комментировать игру других команд, принципиально не обсуждал действия арбитров. Он никогда никого не выделял в своей дружине и сделал исключение, кажется, один-единственный раз — осенью 1986-го, скупо похвалив Блохина, выдавшего в день своего 34-летия фантастический матч с «Селтиком». Он не посыпал голову пеплом в дни болезненных фиаско и не позволял себе самоуверенности в дни великих викторий. Он не был похож на многих коллег по ремеслу — убивающих по пачке сигарет за тайм и отчаянно матерящихся у бровки. Во время матчей он крайне редко повышал голос и почти никогда не улыбался. И только по знаменитому раскачиванию можно было догадываться о переполнявших «коуча» переживаниях. «Маятник Лобановского» игру за игрой, сезон за сезоном отсчитывал перенесенные им стрессы…

Несколько нарочитое хладнокровие «полковника» выглядело своеобразной компенсацией за юношескую порывистость, во многом предопределившую его игроцкую долю. Дебютировав в главной команде республики в 1959-м, он быстро стал одним из кумиров киевской публики. Виртуозный дриблер, непревзойденный исполнитель корнеров Лобановский оказался одной из наиболее приметных личностей в «дрим-тим» образца 1961 года, нарушившей гегемонию московских клубов в советских чемпионатах. Несомненный лидер того коллектива Юрий Войнов назовет его футболистом, без которого трудно представить «Динамо» и который будет обязательно востребован сборной. За главную команду страны он сыграет всего два матча. В динамовском клубе окажется лишним уже через три года, после приезда в Киев великого Виктора Маслова, взявшегося за создание великой команды. Но в этой команде места левому крайнему не нашлось — тренер и форвард разошлись во взглядах на футбольные тонкости. Шумный «разбор полетов» в раздевалке ярославского стадиона после ничьей с местным «Шинником» обернулся для не в меру строптивого нападающего длительной ссылкой на скамейку запасных. После этого он оказался в Одессе, позже был Донецк. Лобановский регулярно выходил в «основе», наколотил три десятка голов, но, наверное, это все же были не те команды, в которых мог в полной мере раскрыться его талант. А в это же самое время команда, в которой он мечтал играть, пока не сотрутся ноги, собирала один золотой чемпионский урожай за другим, «деклассировала» «Колрейн» и «Русенборг», доказывала свое превосходство сильнейшему клубу континента — «Селтику». В 29 лет один из самых техничных нападающих страны завершил свою игровую карьеру. Уход из «Шахтера» (как позже признавался сам Лобановский) был связан с тем, что он не сработался с другим выдающимся наставником — Олегом Ошенковым, который в свое время преподавал ему первые уроки настоящего большого футбола.

Вполне возможно, что, реализовавшись как футболист, Лобановский не смог бы так полно реализоваться как тренер. Конфликт с Масловым заставил его иначе посмотреть не только на себя в футболе, но и на футбол в себе. «Виктор Александрович отчислил из команды индивидуалиста Лобановского, трюки которого нравились публике, но шли вразрез с командной игрой… Тренерская правота Маслова оказалась намного выше моей правоты игрока. Я не собираюсь рассуждать на тему, стоило ли Маслову тогда возиться со мной и обращать в свою веру, но сейчас я, по всей вероятности, поступил бы с Лобановским так же, как поступил он…»

Он так и поступал. Игроки, не отвечавшие его постоянно менявшимся тактическим схемам или не дотягивавшие до его постоянно повышавшихся требований, в лучшем случае были обречены «греть лавку». В худшем — с ними расставались, невзирая на все предыдущие заслуги. Так было с Рудаковым и Трошкиным, Фоменко и Онищенко, Решко и Матвиенко… В 1982-м в матче с «Металлистом» Леонид Буряк, один из лидеров «Динамо» и, несомненно, сильнейший плеймейкер Союза, получил страшную травму, не только заставившую его расстаться с мечтой о первенстве мира, но поставившую под угрозу его дальнейшую игровую карьеру. Но даже когда хавбек начал оправляться, его возвращение в «основу» казалось проблематичным — Буряк был возрастным игроком, а конкуренция за место в составе «Динамо» была традиционно высокой. Лобановский дал полузащитнику шанс и тот отблагодарил тренера за доверие — двумя экстра-класса голами, забитыми в ворота цюрихского «Грасхоппера». Но уже через два года наставник практически без колебаний расстался с одним из недавних столпов своего коллектива — он строил новую команду, в которой места Буряку не находилось. Пока лучший распасовщик страны тащил на своих плечах к вершинам турнирной таблицы сначала московское «Торпедо», а затем и поломавший его «Металлист», экс-клуб Леонида выигрывал турнир за турниром, громил «Спартак» и «Атлетико», «Рапид» и «Селтик». И будущий тренер Буряк в середине восьмидесятых почти наверняка испытывал то же, что и будущий тренер Лобановский, — обиду на «коуча», так рано его списавшего.

На обвинения в диктаторстве один из самых удачливых наставников в истории европейского футбола отвечал: «Футбольной команде, как любому другому коллективу нужна жесткая рука». Он не признавал демократии в раздевалке и на поле, он был просвещенным диктатором в маленькой, но могучей футбольной империи. Только такой человек мог заставить отрабатывать в обороне Блохина и стелиться в подкатах Шевченко. Лобановский мог неделями «запирать» игроков на полукрепостнических сборах, но при этом одному ему ведомыми способами создавал чрезвычайно дружные и удивительно гармоничные команды из собранных по всей Украине разнохарактерных и как казалось специалистам, разностилевых игроков. Он мог поломать, но мог и окрылить. Вернувшись в «Динамо» после ближневосточных скитаний, он изначально охарактеризовал Сергея Реброва как футболиста не соответствующего стилю «Динамо», но именно при нем форвард, уже порядком утомленный статусом «вечно подающего надежды», стал настоящим лидером команды. Талантливого игрока атаки Владимира Бессонова он определил сначала в среднюю линию, а заканчивал свою карьеру Бес уже в ранге защитника.

Он мог оставить на скамейке запасных только-только получившего «Золотой мяч» Беланова, из-за того, что тот, по мнению наставника, не готов к игре. И мог неожиданно для всех поставить в «основу» никому не известного новобранца, только-только выписанного из футбольной провинции. Он мог годами «мариновать» казалось бы сложившегося мастера «на лавке» или в дубле, доводя его до нужной игровой и психологической кондиции. И когда на том ставили крест все специалисты, игрок «выстреливал».

Он «напрягал» своих питомцев такими физическими нагрузками, что молодые, крепкие, тренированные парни валились с ног от нечеловеческой усталости. Однако в нужный момент гири на ногах превращались в крылья и команда летала, как это было в матче с венграми в 1986-м. Или оказывалась готовой прессинговать все 90 минут, как это было спустя два года в поединке со «скуадрой адзуррой» — по мнению специалистов, одним из лучших в карьере Тренера.

После весенней «предсезонки» 1974 года, когда Лобановский основательно «пригрузил» своих подопечных «физикой», заставив их сдавать, мягко говоря, изнурительные тесты американских астронавтов, Блохин (которому тогда не исполнилось еще и 22) в отчаянии признался своему другу Буряку: «Все, бросаю «Динамо»… Пусть Лобановский свои опыты проводит с другими… Я не могу так больше!» Блохин остался. Блохин смог. В ближайшие два сезона команда выиграла два первенства страны, Кубок СССР, Кубок Кубков и Суперкубок УЕФА. А ее главный забивала дважды становился лучшим снайпером чемпионатов, дважды признавался лучшим игроком и добился самого заветного трофея в карьере любого футболиста — «Золотого мяча».

Так создавались великие команды. Так «лепились» великие игроки. Так формировалась психология победителей. Лобановский готовил коллективы, которым, по меткому выражению самого метра, было все равно кого обыгрывать — винницкую «Ниву», московский «Спартак», мадридский «Атлетико», сборную Аргентины или сборную Марса. Он учил быть всесильными и всемогущими. Победы «Динамо» конца 90-х над ПСВ, «Барсой» и «Реалом» были едва ли не единственной отдушиной для переживающей период тотального унижения страны. Он был кумиром, потому что давал нам повод гордиться Украиной. Виктории руководимого им клуба на европейских аренах «европеизировали» государство гораздо эффективнее любых заявлений о курсе на евроинтеграцию.

Лобановский был человеком, который много лет добросовестно служил избранному делу. Модное ныне словечко «профессионал» в эпоху воинствующих халтурщиков скорее означает принадлежность к конкретному ремеслу, нежели качественную характеристику результатов выполненной работы. Футбольный патриарх был профессионалом безо всяких кавычек. Беглого взгляда на его послужной список достаточно, чтобы оценить эффективность тренерского труда кормчего «бело-голубых». Но он был еще и Профи с большой буквы. Поскольку только настоящий мастер (которых, увы, так не хватает нашей стране) способен не только четко видеть цель, но и находить максимально эффективный путь к ее достижению.

Согласно давней болельщицкой байке, знаменитые «сухие листы» (повергавшие болельщиков в восторг, а соперников — в ужас) были следствием сухих математических расчетов студента политеха Лобановского. Якобы необычные научные изыскания проходили «испытания» на тренировках, после чего в формулы будущих успехов вносились необходимые коррективы. Упорный Лобан шлифовал корнеры до тех пор, пока не добился своего. Позже Валерий Васильевич признается, что слышал об этой истории, и что она — не более чем легенда. Но болельщикам было в нее легко поверить, ибо настойчивость, педантичность и системность были визитной карточкой величайшего отечественного тренера в истории.

Он ошибался. Он, мягко говоря, не любил признавать свои ошибки. Но в отличие от подавляющего большинства признанных авторитетов, он делал выводы из собственных ошибок. И потому может служить примером для подражания в стране, где иммунитет к «болезни грабель» чрезвычайно высок. Он не ломался, как масса талантливых выскочек, героев-однодневок. В 1969 году он принял «Днепр». Дебютный матч его команда проиграла львовским «Карпатам» со счетом 1:6. Это была, пожалуй, самая громкая его неудача. Он умел быстро делать верные выводы. За три сезона он вытащил днепропетровцев с самого дна футбольной провинции на вершину высшей союзной лиги. Через пять лет после своего тренерского дебюта он стал автором «золотого дубля»

Общеизвестно, что Валерий Васильевич был пионером научной организации спортивного дела. После его прихода в киевское «Динамо» (в 1973-м), клуб, к вящему ужасу футбольных псевдоромантиков, медленно и неотвратимо превращался в своеобразный объект по выпуску высокотехнологичной игры. Лобановский, со свойственными ему педантичностью и упорством, добивался построения «замкнутого цикла» — со своей «ресурсной базой», с научно-экспериментальной лабораторией и отделом технического контроля. Со штатом менеджеров и маркетологов, специалистов в сфере «ноу-хау» и в области коммерческой разведки. На основе научных разработок он строил тренировочный процесс и подбирал тактические схемы. Идиома «игровая модель» прочно вписалась в активную футбольную лексику именно с его легкой руки. Сегодня трудно представить, что менее трех десятков лет назад это слово было ругательством, а словосочетание «выездная модель» вообще звучало как грязное оскорбление.

«Советский спорт» когда-то назвал киевское «Динамо» «машиной для добывания очков». Сегодня подобные эпитеты, отпускаемые ведущими спортивными изданиями в адрес «Баварии» или «Ювентуса», звучат как высокая похвала. В советские семидесятые подобная характеристика воспринималась как обвинение. Лобановский любил повторять: «Такова диалектика футбола — игра забывается, результат остается…» Здоровый прагматизм вызывал идиосинкразию у дряхлеющих эсесеровских спортивных функционеров, воспитанных на футбольной лирике Боброва, Пономарева и Стрельцова. Валерий Васильевич опередил свое время не только в «стране украденного времени». Он сам считал бессмысленной дискуссию о том, кто первым применил «тотальный футбол» — киевские динамовцы во главе с Лобановским или сборная Голландии во главе с Михелсом. Но ему было сложнее — великого Ринуса не «травили».

Он пережил 1976-й, когда ему выразила недоверие команда, измученная тяжелейшим сезоном. Но без него «Динамо» проигрывало, и он вернулся, чтобы через год снова сделать ее чемпионом. Он пережил 1977-й, когда «бело-голубых», безоговорочно выигравших первенство, обвинили в «договорках». Он пережил 1983-й, когда руководимой им национальной команде (проигравшей всего один матч благодаря более чем сомнительному пенальти) футбольное начальство поставило «неуд», а самому Лобановскому запретило впредь работать с любыми сборными. Но в 1986-м его снова позвали в главную команду. И он вернулся, чтобы побеждать. Это было его ремесло.

Наверное, он не был ангелом. Но в своем деле он был богом. Он был лидером и максималистом, которых так не хватает стране.

Сильные не нуждаются ни в прижизненных, ни в посмертных здравицах. Просто после их смерти мы особенно остро ощущаем, как сильно мы нуждаемся в сильных людях.