«Все говорят, что мы вместе,
Все говорят, но не многие знают, в каком...»
В.Цой
Чаще всего я себя люблю и где-то даже как бы уважаю, а посему избегаю пользоваться общественным транспортом, паче же всего автобусами, троллейбусами и всяческими там трамваями. Метрополитен еще так-сяк, и даже наоборот: весьма подходит для жизненных наблюдений. Но когда плотно пахнущая толпа пытается одновременно выдавить меня из вагона, обматерить и наступить сразу на обе мои ноги - я начинаю выходить из себя и оного метрополитена, дабы не подцепить синдром трамвайной лихорадки. Пренеприятнейшая вещь - означенная лихорадка, доложу я вам. Хочется хватать что попало и бить всех близстоящих граждан суверенной Украины по всем ихним местам.
И вот как-то раз давеча - во избежание вышеописанного синдрома - я дал пассажирам выдавить себя. Выдавился. Толпа вдохновенно вынесла меня на Крещатик, и я подчинился мгновенному импульсу, и загрустил, и побрел местами, где был когда-то молод, счастлив и влюблен.
Конечно, возвращаясь в места, где был когда-то счастлив, следует учитывать. Я учел. Тем не менее, мне все время чего-то не хватало. Я даже забрел в подземный переход, называемый в народе Трубою, и напился водки; я даже ушел в запой и вернулся на Крещатик лишь некоторое время спустя, дней эдак через много.
И только тогда, просветленный, умудренный и облагороженный (SIC!) жесточайшими страданиями души и тела, обводя похмельными, но уже не хмельными глазами вверенную моему взгляду территорию нашей главной улицы - я понял. Я понял, чего мне не хватало и не хватает. Я врубился, отчего, почему и зачем мне так тускло на улицах Украины. Я въехал в тему.
* * *
Еще Цицерон, который Марк Туллий, подметил далеко не очевидную в его времена истину: «В человеческом обществе есть много ступеней». Нынче, казалось бы, и общества поболе стало, и ступеней в нем. Ан приглядишься к нашему украинскому - так и нет. Каких-то ступеней как бы и не достает. Вот массы, а вот не массы. Вот люди, которые всегда и исключительно ходят пешком и толкутся в «Икарусах» да «ЛАЗах», а вот другие - тоже всегда и исключительно, но наоборот. Ни в тех, ни в других ничего плохого, как и в их существовании. Все они составляют соответствующий антураж наших проспектов, бульваров и переулков. Плохо другое. Недоумение перерастает в глухое раздражение и угрюмое чувство отсутствия, нехватки, дефицита... отчего становится жутко, отчего в сознании разверзается какая-то черная дыра, с шумом и причмокиванием всасывающая весь наличествующий осторожный оптимизм.
На наших улицах нет чистильщиков обуви...
О, как хочется воспеть этого скромного труженика, самоотверженно, за десять, как сейчас помнится, копеек, возвращавшего мужчинам уверенность в себе, неотразимость и бодрость духа! Оду там какую вшкварить или же эклогу... Как хочется в конце концов навести, знаете ли, глянец на любимые туфли, купленные за бешеное количество долларов на Манхеттене... Но - увы, нет чистильщиков, нет. Как, впрочем, практически нет и тех, кому они, чистильщики, нужны. Нет тех, кто деловой походкой, в строгом костюме, с развевающимся галстуком и кейсом в руке мчится, сверкая штиблетами, сквозь праздношатающуюся толпу на деловое свидание, переговоры или просто на чашку кофе с возможными партнерами по изготовлению запонок. Или же сорочек к ним. То-есть, к запонкам...
Кстати, на Манхеттене и те есть, и другие - и те, кому чистят обувь, и те, кто это дело производит. И не только там. На вокзале, кажется, в Вашингтоне я проторчал, наверное, с час, наблюдая за огромным черным негром, сидящим на каком-то катастрофическом подобии королевского трона - он исполнял чистку? почищение? чистил; да, он именно чистил обувь с таким вдохновением, так виртуозно и самозабвенно, он так наслаждался процессом, что глаз оторвать от него было просто невозможно. Он возвышался над нами подобно некоему языческому богу среднего класса, он излучал удовольствие и удовлетворение, он работал в поте чела своего и упоенно зарабатывал, он священнодействовал и наслаждался, это была мистерия и взлет человеческого духа на горные вершины, просто какая-то победа человеческого духа над мировой сарсапариллой..
А у нас вот - нет. Нет у нас никакого среднего класса. Появился было, вздохнул и... пропал. Прослоечка народных умельцев, т.е. партийно-хозяйственная номенклатура в лице самых шустрых вкупе с неудобопоминаемыми «теневиками», уже тогда, на заре туманной юности первенцев кооперативного движения, сообразила, что именно этот самый нарождающийся средний класс, мелкий собственник, некрупная буржуазия - и будет могильщиком вчерашних партсекретарей, у которых не было, нет и быть не может отечества, а есть государство, которое следует управлять, грызть, переваривать и испражнять. И ежели интересы государства не полностью совпадают с личными интересами - тем хуже для государства..
Вот ведь что интересно - какая-то коридорно-звериная интуиция сработала. Как так можно избавить страну от налогового пресса? Это ж каждый захочет нефтью торгануть, газом, запонками или там ферросплавами. А то и баллотироваться...
Вообще-то, их можно понять. От среднего класса все неприятности и происходят. От него, подлого, и демократия в натуральном виде со свободою слова и прочие гадости. Не особенно необходимые в период накопления капитала. Даже где-то мешающие.
Кому выгодно отсутствие чистильщиков обуви? Кому выгодно отсутствие спроса на их благородный и доблестный труд? Кому выгоден развал отечественного книгоиздательства? Образования? Или, скажем, стопроцентное остипендивание студентов? Зависимость прессы? Монополия на все? Глубокая внутренняя нестабильность?
Да, вне всякого сомнения, определенным кругам и в России, и в Америке - без уличных чистильщиков обуви ведь так легко менять правительства, так легко управлять ими, так удобно манипулировать и давить, заниматься тайной дипломатией и скупать прессу, а вместе с ней и всех оптом...
Но у нас, у нас-то - кому?!
Да тем, кто заинтересован в максимально прямом и коротком доступе к ресурсам. К ресурсам интеллектуальным, материальным и всяким. То есть, к власти. К власти, влиянию и политике... Тем, кто хочет интимизировать власть, побыть с ней накоротке, повладеть ею без свидетелей.
Назовите как хотите - мафией, олигархией, кланами, группировками, коррупционерами, бандитами, расхитителями - но всегда и везде эти ребята избегают свидетелей, а буде таковые случатся - убирают их. Вот и убрали основного свидетеля - средний класс...
Нет, что-то плохо пахнет в королевстве датском. Хоть и поменьше стало сумок на колесиках (назовем их так, чтоб не оскорблять ни прежнего, ни нынешнего президентов, но и супротив истины не грешить), хоть и стоят в людных местах окостюмленные приверженцы суперсжигателей жира с нездоровым блеском в глазах, хоть и начинаем уже ценить копеечку - а признак глубокого неблагополучия наличествует. Ведь что такое отсутствие чистильщика? Нет его - нет и чувства собственного достоинства, ощущения самодостаточности, нет независимости от власть предержащих, личного мнения, принципов и позиций, нет и некоторой необходимой ригидности, которая одна только и позволяет стоять на своих ногах, нет понятия о бизнесе, хоть маленький, но свой... Кто скажет: вот она - моя личная частичка этой жизни, вот мой личный кусок моего личного государства, и костьми лягу, но не отдам?
Увы
Да, удобно. Да, меньше хлопот. Есть с десяток субъектов, они же объекты - а остальная масса пускай применяется к обстоятельствам. О, это очень ведь легко управлять, и руководить, и вести, и обманывать людей, которым все пофиг. У которых ничего нет за душей, кроме слабо шевелящегося недовольства.
Может быть, не время сейчас да и не место, но все же, все же тянет, словно жилы из души вытягивает, странное такое желание демистификации масс. А вот посмотреть - каковы эти массы в их чистом, так сказать, виде. Освободить толпу от застрявших в массовом сознании мифов, идеологем, готовых клише и стандартных, отштампованных ответов на все случаи жизни.
Не знаю, но чувствую - поскреби, и окажется вместо мудрого народа просто люмпен... Тоже - миф о мудром народе. Может, и был он когда-то - мудрый народ, когда землицей владел, пахал, сеял... Теперь (впрочем, наверное, и всегда...) миф о мудром народе по своему идиотизму равен мифу о добром царе. Вместо пирамиды наше общество представляет собой совершенно безумную фигуру, где сверху донизу - люмпен, люмпен на люмпене сидит и люмпеном погоняет.
До сих пор мы являли миру какую-то цитату
Цитату искаженную, неточную, однако, не аллюзию, не вольный пересказ, а все же цитату. Несамостоятельность проскальзывала во всем - то мы напоминали собственное прошлое, то Польшу трехгодичной давности, то Тамбовскую губернию, то Латинскую Америку, то Уганду вообще...
Кого теперь напоминать, после пяти лет? Выставленными напоказ кафешками да витринами центральных районов можно потщиться, напомнить любой заштатный городок какого-нибудь занюханного штата то ли США, то ли Индии. Но вот мироощущение, общий вид лица, нечищенные штиблеты?
Теперь мы - цитата из самих себя
Возвращусь к Цицерону. В том же, цитированном уже, опусе несколько ниже, рассуждая о государстве (кстати, намеренно смешивая это понятие с отечеством), автор риторически восклицает: «Какой честный человек поколеблется пойти за него на смерть, если он этим принесет ему пользу?»
Честно говоря, мне с трудом представляется некто, идущий на смерть с целью возвернуть на наши улицы чистильщиков сапог, каковое возвращение, согласитесь, было бы несомненным благом. Однако же, к примеру, Гилберт Кийт Честертон написал бы, что и гораздо более высокие и романтические цели вряд ли подвигнут оного некта на хождение на смерть за государство, на улицах коего не имеется чистильщиков обуви. Мы же лишь укажем, что ходить в нечищенной обуви вообще и на смерть в частности - несколько неэстетично. Хотя это и не вопрос эстетики.
Но люмпен на смерть не пойдет, как не пойдет туда и нувориш, и человек, которому чистит обувь секретарь-референт за процент от взяток или власти.
Пойдет туда человек, которому нужны и дороги чужие ноги: человек, чистящий обувь другим. Ибо ему будет, что защищать. Или же человек в до сумасшедшего блеска начищенных штиблетах...